Инна Рогачевская - Случайный человек, или Пересечения

– Ду-ра, – произнесла она вслух, давая себе определение.

– Мать, ты как? – спросил сын.

– Нормально, а что? В чём вопрос?

– Я вчера отца встретил, – он замолчал, – не одного, с пигалицей, – сын запыхтел в трубку. – Ма, как ему не стыдно? Она ведь моя бывшая одноклассница, он с ума сошёл?

– Борис, оставь его в покое. Каждый выбирает свою судьбу сам. Ему решать, как и с кем жить. Ты взрослый, у тебя своя жизнь, жена ребёнок. «Не суди и не судим будешь».

– А ты, мам, а ты?

– Я нормально за меня не переживай.

– Я чего звоню, …хочу, чтобы ты знала, если тебе встретится хороший мужик, – он поперхнулся, прокашлялся, – хочу, чтобы ты была счастлива и любима. Привет от Галки и Дашки. Вот и Галка говорит, замуж бы тебе, ты у нас красавица, это я тебе как мужчина говорю.

– Борь, ты считаешь, в моём возрасте возможно влюбиться? Покорить сердце мужчины? Это я тебя, как женщина спрашиваю?

– Ещё и как!

– С сегодняшнего дня начинаю заниматься своей личной жизнью, – она засмеялась бархатным низким смехом, – самое главное, твое благословение я получила.

Квартира встретила тишиной. Год назад всё было иначе. Муж, сын с невесткой, маленькая внучка, а сегодня пустота, от которой прикрыться нечем. Не натянешь на голову, как одеяло, не спрячешься. Она повсюду властвует, догоняет в каждом уголочке, вжимает в углы молчаливых стен.

Двадцать шесть лет нормальной семейной жизни. Вполне благополучной. Привычка, выработанная годами – быть замужней женщиной. Всё нести в дом, нестись с сумками, пакетами, чтоб накормить вкусно, сытно до отвала, чтоб в доме – чистота и порядок, чтоб муж был доволен, сын ухожен.

Так всё и было вечность назад. А сегодня ничего кроме пустоты. Дом, где никто не ждёт, не встречает, не радуется её приходу. И сумки едой набитые не для кого таскать, готовить некому. А всё началось с портрета.

Она, ранее никогда не рисовавшая, не державшая в руках художественной кисти, вдруг написала портрет мужчины. Кисти, правда, не пригодились, портрет написала карандашом – набросок, эскиз, но получился живым. Она поставила его в рамку, и он занял своё место на крышке её пианино.

– Кто это здесь поселился? – спросил Влад.

– Портрет.

– Я вижу, а чей портрет, кто рисовал?

– Писала я, а чей не знаю, правда не знаю, – ответила, любуясь мужчиной на портрете.

– С каких пор ты стала портретистом? Не замечал, чтоб ты увлекалась рисованием, – возмутился муж.

– Ты прав, я никогда не писала портреты, не умею рисовать.

– Так откуда взялся этот мужик? – Влад сердился.

– Приснился, – она склонила голову вправо, влево, не замечая, что не может отвести глаз от лица незнакомца.

Она очнулась, когда рука мужа легла на ее плечо.

– Ты влюблена в него? – спросил Влад, сверля её глазами.

– Я люблю этот портрет, он мне многое открыл. Например, что я могу писать, … по памяти. Я увидела его лицо во сне, совершенно не помню сон, просто лицо. На работе я снова вспомнила его лицо и…

– У тебя есть другой?

Она рассмеялась, обняв Влада за шею.

– Глупости, я тебе рассказываю сон, не более.

С этого дня что-то сломалось в их отношениях, а потом появилась Зайка, бывшая одноклассница сына.

Маленькая Дашка спала. Ника с Владом смотрели телевизор.

Борис и Галя вернулись с вечера встречи выпускников, не одни. С ними в дом ввалились весёлой гурьбой несколько девушек и парней. Повзрослевшие, красивые, уверенные в себе молодые люди, которых Ника и Влад помнили детьми.

Они восхищались спящей Дашкой, которой «посчастливилось» стать первой «ласточкой», первым ребёнком их выпуска.

Борис с Галей поженились в восемнадцать лет, сразу после школы. Тем не менее, Борька отслужил в армии, а Ника с Галей и Варварой, Галиной мамой нянчились с маленькой Дашкой, которая родилась в новогоднюю ночь. Галя училась в институте на физмате. Со временем, и Борис окончил физмат. Оба работали. Дашка росла, радуя всех. Через некоторое время, дети пришли к выводу, что должны жить отдельно. Трудно было привыкнуть к тишине в доме, к тишине без Дашкиного лепета, без разбросанных по квартире игрушек. Дети всегда покидают родительский дом, как птицы. Ника и Влад, Влад и Ника, остались вдвоём, как в молодые беззаботные годы.

Ника и подумать не могла, что в тот вечер, сидя за столом с повзрослевшими ребятами, вспоминая, смеясь их шуткам, бывшая одноклассница её сына, невзрачная, тихая Леночка Зайкова, «положила» глаз на её мужа. «С этого дня всё изменилось в доме Обломовых». У Влада неожиданно появилось много сверхурочной работы, командировки. У него появилась тайна. Сказать, что Ника не чувствовала перемен в муже – неправда, и чувствовала, и спрашивала, и намекала, но Влад утверждал, что это только работа, не более. Из отношений исчезла трепетность, нежность, оставляя после себя медленно догорающие угли.

Ника помнила тот день по часам, минутам – день, когда её предали, унизили, растоптали.

– Ника Викторовна, с вами говорит Лена Зайкова, вы меня помните?

– Конечно, Леночка, – ответила Ника, – Борьки нет дома, что ему передать?

– Борьке? Я собственно к вам, не к Борису, – спокойно ответила девушка.

– Слушаю тебя внимательно, – Ника чистила картошку, прижимая телефонную трубку плечом к уху.

– Я насчёт Влада.

– Владимира Владимировича, – исправила попутно Ника.

– Нет, Влада, я не ошиблась. У нас с ним серьёзные отношения. Он любит меня и хочет быть со мной. Единственное, что мешает ему – вы. Он говорит, что вы устраиваете ему сцены, не даёте развод, грозитесь покончить жизнь самоубийством. Вы жалкая и вздорная женщина. Вам не стыдно? Вас не любят. Неужели не понятно? У вас не осталось ни капли гордости и самоуважения. Как можно выклянчивать любовь, когда её давно нет? Ему неприятно ложиться с вами в постель, дотрагиваться до вас. Он вас уже видеть не может!

Ника не чувствовала, как по руке стекала кровь от пореза ножом. Ей не хватало воздуха, она была близка к обмороку. Картошка рассыпалась по столу, оставляя на нём свежий кровавый след.

– Это он тебе говорил?

– Кто же ещё? Что я сама всё придумала? Моя мама в ужасе, что на свете есть такие женщины как вы!

– Твоя мама в курсе, что ты встречаешься с женатым мужчиной?

– Женатым мужчиной? – взвизгнула Лена, – с порабощённым мужчиной, униженным и оскорблённым вами, вашим желанием удержать, принуждая жить в браке. Владу противны ваши отношения, разве вы не видите? Отпустите его! Где женская гордость? Это низко, в конце концов, это мерзкий шантаж!

– Лена, это Влад уполномочил тебя позвонить мне? – спросила Ника спокойным голосом.

– Ещё чего! Я просто не могу больше видеть, как он мучается.