Сергей Грин - Ловушка для бога (сборник)

– Это обычно, Майкл. Чем интереснее проект, тем больше противников. Ты знаешь это.

– Да, это так. Но многие не хотят рисковать. Тебе ещё работать над ним больше года, а ваша страна всегда была непредсказуемой. Что будет, если тебе вдруг не дадут на финише деньги, и ты подведешь весь проект?

– Я перекроил график постройки детектора. Всё то, что изготавливается на стороне, будет готово уже в этом году. Если вдруг финансирование прекратят, мы изготовим остальное за счет бюджета института.

– Ты мудро поступил! Тогда я поддержу тебя.

– Спасибо, Майкл.

– Да, кстати. Моя жена узнала, что ты приезжаешь и потребовала, чтобы я обязательно зазвал тебя к нам. Приезжай завтра вечером, мы будем ждать. Тем более что завтра днем должно быть принято решение по вашему детектору. Будет повод отпраздновать.

– Хорошо, Майкл, обязательно приеду.

Выйдя из кабинета Стронберга, Томас через несколько шагов столкнулся с Романовым из Санкт-Петербурга. Тот как будто бы поджидал его, но сделал вид, что оказался здесь случайно.

– Томас Андреевич! – елейным голосом пропел Виктор. – Слышал, слышал, что вы уже здесь, и сразу так у Стронберга…

Скандалист Романов был известен своей неумолимой способностью находить отрицательные нюансы в любом проекте и также неумолимо не замечать очевидных достоинств. Это чудесное, истинно русское качество характера снискало ему заслуженную славу. Как физик-экспериментатор он был очень средним, но способность уверенно вещать о чужих недостатках сделала его героем многих скандалов и ниспровержений авторитетов.

– Здравствуйте Виктор Петрович! Рад вас видеть в добром здравии.

– А что может быть с моим здоровьем? – подозрительно спросил Романов.

Всей русской колонии было известно пристрастие Романова к горячительным напиткам и красивым женщинам, отчего тот попадал то в неприятность одного свойства, то другого и постоянно пребывал только в этих двух состояниях, что, впрочем, нисколько не мешало ему прилежно трудиться по основной специальности. По всей видимости, Романов сейчас находился в неприятности, пагубно действующей на здоровье.

– Помилуйте, Виктор Петрович, – старомодно ответил Томас. – Обычная фраза среди интеллигентных людей.

– А-а-а… Ну, ладно. Вы надолго к нам?

– Всего на несколько дней.

– Завтра ведь последнее обсуждение вашего проекта?

– Да, Виктор Петрович. Буду рад вас видеть на этом совещании.

– Обязательно, обязательно буду, – и тяжелой гнусной походкой Романов направился к кабинету Стронберга.

Легонько постучав в дверь и услышав «войдите», Романов проскользнул в кабинет и, сев на стул, посмотрел на Майкла безмятежными голубыми глазами.

– Майкл, всё наше русское сообщество обеспокоено ситуацией с детектором, на который претендует группа Васильева.

– В чем ваше беспокойство, Виктор? – улыбнулся Стронберг.

– Это один из самых сложных проектов в Атласе. Предложения групп из Англии и Германии, которые рассматривались раньше, ещё не отклонены окончательно, так ведь?

– Я помню ваши критические замечания по тем проектам. Они были по существу.

– Но я о другом. Если группа Васильева не сумеет реализовать проект, то неизбежно возникнет недоверие ко всем предложениям из России.

– Почему так глобально? Я не вижу для этого причин, – внимательно посмотрел на него Стронберг.

Романов перекинул ногу на ногу, поерзал на стуле и решил переменить тактику:

– Васильев отличный экспериментатор, он справится с техническими вопросами. Но если он не получит денег в полном объеме, то эту неудачу все будут вспоминать при обсуждении любого проекта из России.

– Томас – неплохой менеджер, он должен справиться с этой проблемой. Вы думаете, что у него недостаточная поддержка в России или у него есть влиятельные противники? – лукаво спросил Майкл.

– Вот-вот! – не заметив насмешки, оживился Виктор. – Он очень странный человек, он как бы сам по себе. К нему приходит много людей, но сам он никогда не ищет чьей-то поддержки. Это многих раздражает. Кстати, вы знаете, что он из детского дома?

– Я не очень понимаю ваш английский. Мой сын тоже ходил в детское учреждение, когда моя жена не могла быть с ним весь день. Что здесь удивительного?

– Майкл, это не одно и тоже, я имею в виду российский детский дом.

– Что вы хотите сказать?

– У него не было родителей…

– Не говорите чепухи, Виктор! У каждого человека обязательно есть отец и мать, надеюсь вам это известно. Вы имеете в виду, что они погибли?

– Неизвестно. Говорят, что он сам пришел в детский дом в четырёхлетнем возрасте и сказал, что он Томас. И никто не знал, откуда он.

– Какая чепуха, Виктор! Для чего вы мне все это рассказываете?

– Извините, Майкл, я просто обеспокоен.

– Надеюсь, вы знаете, что в нашем совете сидят неравнодушные и достаточно компетентные люди. Уверен, что будет принято взвешенное решение.

Романов понял, что разговор окончен, но сидел ещё несколько секунд, лихорадочно соображая, что сказать. Стронберг опустил голову к бумагам и Виктор, пробормотав «извините», вышел из кабинета.

Утром следующего дня солнце заглянуло в Женеву точно по расписанию. Но уже раньше него по улицам покатили маленькие фургончики со свежим хлебом и пирожными, ящиками с водой и пивом, своим приглушённым стеклянным звоном на поворотах узких улиц, деликатно напоминающие сонным жителям о радостях и заботах наступающего дня.

Охранник на въезде в центр широко зевал, как будто собирался показать зубы стоматологу. Дисциплинированные сотрудники расставляли машины на стоянке, разлинованной как доска для партии в шашки. Европейский центр всем своим видом являл остальному миру швейцарский порядок и точность, которые он намеревался произвести, наконец, и в запутанной картине таинственного микромира. Начав своё скромное существование в пятидесятые годы, как альтернатива двум агрессивным монстрам, злобно пялящимся друг на друга из-за морей и океанов и потому занятым только собою, он в восьмидесятых годах вдруг обнаружил свою самостоятельность и исключительность.

Когда Россия и США, всё еще подозрительные друг к другу, окончательно решили сконцентрироваться на космических программах, чтобы в случае чего вместо кресла космонавта установить бомбу, объединившаяся Европа надумала выяснить, из каких кирпичиков Господь Бог создавал этот мир. В центр потекли физики из всех стран мира. В России, где толкучка в Черкизове интересовала правительство больше, чем какая-нибудь тайна микромира, физики и вовсе оказались на положении беспризорников и потому оказались первыми среди беглецов.

На стометровой глубине под землей был вырыт тоннель, захвативший и кусок Франции. Десятки километров тоннеля напичкали мощными системами, по сложности не уступающими космическим. И всё для того, чтобы в вакуумной трубе разогнать элементарные частицы и направить их навстречу друг другу. Отсюда пошло и название английским словом: коллайдер – столкновение лоб в лоб.