Бахор Рафиков - Мастерская: Белый мрак

Александэр сидел на траве, прислонившись к дереву, и смотрел, как рябь проносится по глади воды.

– Надеюсь, ты не собираешься вновь опускаться на дно? – произнес парень в черной футболке, подходя к художнику и присаживаясь рядом на землю. Александэр слабо улыбнулся.

– Не сегодня…

Они минуту помолчали.

– Сергей, верно?

– Верно.

– Спасибо тебе еще раз.

– Теперь, когда твоего деда нет рядом, можешь не врать и открыто сказать, что лучше бы я тебя не спасал.

– О чем ты?

– Ой, да брось… я не так наивен, как он. Сегодня ты пытался покончить с собой в этой реке.

Александэр закусил губу.

– Отпираться, я так понимаю, бесполезно…

– Определенно.

Мимо со свистом пролетела птица.

– Знаешь… я не буду допытываться до причины, побудившей тебя на это… просто хочу сказать, что… еще много осталось того, ради чего стоит жить. Поверь мне.

– Ты не понимаешь…

– Не нужно объяснять. Просто помни… что бы ты ни потерял… ты еще многое можешь найти здесь. В этом мире. А там, – он указал пальцем в небо, – там, ведь, возможно, ничего и нет…

– Остановка «Северный парк»

Александэр вздрогнул и посмотрел на дверь, через которую уже вплывал поток людей. Выскочив из вагона метро, парень почти сбил с ног девушку в белом пуховике. Из ее рук выпал рулон бумаги, который сразу же оказался под ногами толпы людей, спешивших забежать в вагон. Через некоторое время поезд с ревом покидал станцию, а Александэр с виноватым лицом стоял перед девушкой, сжимая в руке то, что осталось от рулона бумаги.

– Я дико извиняюсь… – произнес он, протягивая его девушке.

– Ох… бывает… – расстроено проговорила та, расправляя лист бумаги и огорченно разглядывая его. – Жаль… хороший был рисунок…

Александэр склонился над листом. На нем были изображены башенные часы, только вместо циферблата можно было разглядеть размытый символ инь-янь.

– Какая интересная задумка… это был ваш рисунок?

Девушка кивнула.

– Это было мое задание на креативность на экзамен по живописи. На который я теперь, видимо, приду ни с чем…

– Боже, как же мне неудобно…

– Да не вините себя. Всякое в жизни бывает…

– Подождите! Когда начинается ваш экзамен?

– Через два часа.

– Чудесно! Давайте пойдем ко мне в мастерскую! Я художник, я нарисую вам новый рисунок.

«Что ты несешь, – подумал про себя Александэр. – Ты дал себе клятву никогда больше не рисовать, какого…»

– Да вы не успеете…

– Поверьте, я быстро рисую. Да и идти тут всего ничего. Ну, так что?

Девушка с мгновение помялась и затем с улыбкой кивнула.

– Давайте попробуем.

Они поднялись по эскалатору и, пройдя через подземный переход, вышли на улицу.

– Кстати, как вас зовут?

– Александэр. Вас?

– Нина…

Они двинулись по аллее. Пока девушка отвечала на вопрос художника, рассказывая о своей страсти к рисованию, он внимательно разглядывал ее. Либо разум начинал играть с ним злые шутки, либо Нина была чертовски похожа на Кристину. Те же серебристые волосы, те же голубые глаза, даже улыбка… черты лица, правда, несколько отличались, но все же девушка невольно пробудила в Александэре бурю эмоций. Ему было и хорошо от того, что он будто бы смотрит на свою покойную любовь, и плохо от того, что это лишь ее неточная копия. За своими мыслями он не заметил, как уже поворачивал ключ в двери мастерской.

– Прошу, – пригласил он девушку.

Нина зашла в темную комнату, с интересом разглядывая ее.

– Здесь довольно… уютно. И просторно.

– Это бывший школьный класс, – отозвался Александэр, щелкая по включателю на стене. – Странно… кажется, рисовать придется без света. Где-то были у меня свечи… если я их не выкинул…

Пока Нина сидела за столом и размешивала краски, парень перерыл весь шкаф, но так и не нашел ничего, похожего на свечи.

– Не страшно, Александэр, еще не так темно, – успокоила его Нина. – Света с окна вполне хватает.

– Да, пожалуй, – проговорил парень, садясь за стол. – Как хорошо, что у вас есть с собой краски… все свои принадлежности я выбросил.

– Устроили грандиозную уборку?

– Да… вместе с ремонтом…

Он покрутил в пальцах кисть, привыкая к ней после долгого по его меркам перерыва. Затем он пристально изучал рисунок на протяжении пяти минут. Вскоре кисть забегала по белому листу бумаги.

– Вы даже не смотрите на образец…

– Мне это не нужно. Я сохраняю изображение в голове и уже оттуда переношу его на бумагу.

– Поразительно… вы, похоже, мастер своего дела.

– Лучше бы я им не был. В свое время я привлек к себе много ненужного внимания… в том числе и внимание недобрых людей. Сам того не ведая, я стал пешкой в руках убийцы.

– Какой ужас…

– Этот ужас теперь не дает мне покоя… ладно, не будем об этом. Лучше расскажите, почему знак инь-янь? Насколько знаю, он уходит корнями в философию даосов?

– Он настолько древний, что нам остается только гадать о его истинном происхождении. Мне всегда нравился этот символ. Он показывает взаимодействие крайних противоположностей, добра и зла, света и тьмы. Они исключают друг друга и взаимодополняют одновременно.

– А почему именно на фоне башенных часов?

– Потому что люди стали слишком зависимы от времени. Вместо того, чтобы в очередной раз взглянуть на часы, им стоит подумать о своем предназначении в этом мире и самое главное, решить для себя, на той ли стороне знака инь-янь они стоят.

– Давно я не получал столько пищи для размышлений… я вас недооценивал.

– Обращайтесь, – улыбнулась Нина. – Кстати о часах, вы уже третий раз смотрите на них за последние пять минут. Я настолько вас утомила?

– Ох, что вы… просто сегодня мой друг возвращается из Германии. Я хотел успеть встретить его в аэропорту.

– Вот теперь мне неудобно… из-за моего рисунка вы еще и друга не встретите.

– Не волнуйтесь, я успею… хм… забавно, только что вы упомянули о том, что люди слишком часто думают о времени, и тут я со своими часами. Ведь если подумать, вы совершенно правы. Мы зажаты в рамках времени, которое сами же себе навязали. Мы сами решили, что в сутках двадцать четыре часа, а в неделе семь дней… что, если бы всего этого не было? Иногда мне кажется, что мы слишком много всего придумали.

Нина с каким-то тихим торжеством в глазах смотрела на него. Ее ладонь плавно опустилась на его руку с кистью.

– Александэр, – тихо произнесла она, – добро пожаловать в Белый мрак.

Ледяная волна пронеслась по телу художника. Отдернув руку, он с ужасом увидел, как из темной стороны мастерской начали выделяться фигуры людей. Их тени словно вылеплялись сами собой из пустоты. Вспыхнул огонек, и тусклый свет озарил восемь силуэтов в черных балахонах с капюшонами, накинутыми на голову. Один из них сидел в кресле и, держа перед собой свечу, задумчиво смотрел на Александэра.