Павел Шилов - Выстрел из вечности

Девушка прыгала, чтобы согреться, но парень как-то не обращал на это внимание. Вскоре до него дошло. Он спросил:

– Люба, тебе холодно?

В ответ застучали её зубы. Он снял свой пиджак и накинул его на её худенькие плечи. Почувствовав тепло, ей почему-то стало радостно. Утонув в одеянии парня, девушка казалась смешной, и Володя, так звали парня, не выдержал и рассмеялся громко и весело. От хохота его смолистые волосы упали ему на лоб, и чем-то родным и близким пахнуло на девушку. Во всём его теле чувствовалась недюжинная сила, перешедшая от предков, и весёлый избалованный нрав, который пользуется большим спросом у слабовольных женщин. На какой-то миг Люба засмотрелась на него, и это ему показалось как бы сигналом к действию. Он прижал её к себе и начал крепко целовать. Его тело дышало жаром, и не было у девушки сил сопротивляться, когда руки парня заскользили по её телу. После этой встречи Володя избегал её, увлечённый лёгкими победами. А она плакала, что не сумела сдержать себя, ругая себя и его на чём свет стоит. А время шло. Как-то проходя улицу с подружками, она заметила его с друзьями. Он показывал на неё пальцем и надменно улыбался, видимо, со смаком рассказывал, что происходило в тот злополучный день для Любы, когда она доверилась ему в эту дивную ночь, когда запах черёмухи возбуждал её и его чувства. А какое было небо? Луна волшебница, прямо сказать, ласкала их. Люба вздохнула, увидев его:

– Эх, черёмуха и яркая луна, что же вы наделали со мной в тот день?

Подружки посмотрели на неё, но ничего не поняли. А она им не стала объяснять, всхлипнув чуть-чуть про себя. И вот сейчас, проходя мимо, Люба даже не обратила на него внимания, хотя внутри всё клокотало и пело. Самолюбование Володи Петушкова было подорвано, ведь так он был уверен, что она подойдёт к нему и начнёт высказывать свою боль, накопившуюся за эти месяцы разлуки. Это ему всегда нравилось, когда девушка вся в слезах, забыв обиды, подходила к нему. Этим он жил, испытывая огромное наслаждение. И вдруг такой провал. Друзья смотрели на него и надменно улыбались. И тут он понял, что жизнь дала огромную трещину.

«От горшка два вершка, – подумал он, – а нос дерёт – Королева. Да что мне, больно-то убиваться? Она не лучше тех подруг, что у меня были. Такая же потаскуха с первого вечера, а я красив и в почёте у девушек, и устрою свою жизнь, как хочу».

– Люба, ты что, меня не узнала? – спросил он.

И сам он понял, как нелеп его вопрос. Она обдала его холодным взглядом и спокойно пошла дальше. Володя в первый раз в жизни стоял посрамлённый на виду у всех знакомых, и ему казалось, что в его уши врываются ядовитые слова друзей. Женский сердцеед, сладколюб, получил! Такого он стерпеть не мог. Ему стало как-то неуютно на этой земле, хотя и выпито было изрядно.

Накрапывал мелкий дождь. В левом боку что-то скребло и скребло, а вот почему, он понять не мог.

«Напиться что ли до чёртиков, – подумал он, – да что толку, завтра опять похмелье, а мне стоять у станка с больной головой не очень-то хорошо. В общежитие идти нет охоты, дружки будут говорить: «Плюнь ты на неё, на вот выпей, и всё пройдёт».

А дождь всё усиливался, ручьи воды стекали с него, и волосы, когда-то вьющиеся намокли и обвисли, и стали как конский хвост, но он не замечал ничего, шёл и шёл. Проходя мимо него, люди под зонтами оглядывались, мол, такой дождь, а он никуда не спешит, хотя промок уже до нитки, в своём ли он уме? Впервые в жизни Петушков почувствовал такую удручённость и отчуждённость, хоть плачь, но он изо всех сил терпел.

– Чего я ищу в жизни? – сказал он сам себе вслух, – какой мой идеал? На что я трачу себя?

И стало ему до боли обидно и жаль себя. Эх, девки, девки!

Уставший за день город уже засыпал. Всё реже и реже стучали трамваи на стыках рельс, прохожие спешили домой. Он не заметил, как вышел на берег реки Шексны, где когда-то провёл ночь с Любой. Река, как будто, чернея от злобы, бросала на берег огромные волны и, пенясь, издавала страшные стоны, что-то говорила ему, но что, понять он ничего не мог, просто душа вырывалась куда-то и всё тут.

Туча отошла и на небосклоне появилась яркая луна и звёзды, как в ту ночь, когда он впервые поцеловал эту девушку. Он забыл её, как и тех, с которыми тоже имел интимную связь. Всё шло своим чередом, не омрачая душу Петушкова, и вот эта плюгавая девчонка задела его за живое, да так, что он не мог придти в себя от насмешек друзей и её взгляда, которым она, прямо сказать, обожгла его своей ненавистью и непримиримостью. Конечно, это было не для него. Красивый, утончённый – краса мужчина, как он думал о себе, и вдруг такое.

В сумрачной ночи сверкали на реке бакена, проходили самоходные баржи, а в небе высоко, высоко летали космические аппараты. Под ногами у Петушкова шумела речная галька, будившая тишину ночи, как в ту ночь, только вот река была ласковая и милая, а вот сейчас, что с ней и случилось, будто какой-то бес поднял и вздыбил эти могучие волны. Сзади к нему подошла огромная дворняга, обнюхала, видать бездомная, и заглянула ему в глаза, ища у него поддержки и пищи.

– Что, собачка, у тебя нет дома? – спросил он.

Собака, как будто поняла его, гавкнула два раза, всматриваясь в темноту реки. Странная мысль, услышанная им в деревне, начала буравить его мозг. «Палка о двух концах, палка о двух концах». «Неужели это обо мне», – подумал он со страхом.

– Я люблю жизнь, – закричал он что есть мочи.

И громкое эхо пронеслось над Шексной и спящим городом. Вспугнутые вороны с карканьем слетели с деревьев. На его крик вышли парни, ищущие, где бы порезвиться.

– Так ты что, любишь жизнь? – зло сказал один из них, – мы тебе сейчас покажем какова она на самом деле, и ты будешь знать, как орать среди ночи о своей любви.

Шестеро здоровых парней стали надвигаться на него.

«Вырваться из их кольца мне не удастся», – подумал Петушков.

Он, что есть силы, ударил первого, кто подошёл к нему и не сразу заметил, как что-то тёплое и липкое потекло по его спине в брюки. Земля зашаталась перед глазами, и он услышал в меркнувшем сознании: «Вовка, люби жизнь».

Очнулся он в городской больнице. Солнце било в лицо, и белоснежные занавески трепыхались раскованно и вольно. – «Откройте окно, ему нужен свежий воздух», – услышал он нежный знакомый голос. Чей это? Чей?» – силился он понять. Всё виденное смешалось сейчас в один клубок сновидений.

– Где я? – сказал Петушков вслух.

– В больнице, – ответил тот же нежный и милый голос, – лежи, лежи не шевелись, красавец – мужчина.

Этот волнующий голос с какого-то потаённого дна начал всплывать на поверхность сознания.

«Чушь какая-то. Откуда он мог взяться здесь, да и как она могла узнать, что я в больнице», – била тревожная мысль. И тут он увидел черёмуху в белом наряде, где они когда-то провели с девушкой ночь. И на душе стало тепло и радостно. – Она, она – эта черёмуха, направила Любку сюда. Эх, черёмуха – волшебница, ведь на этом месте меня подрезали, что же ты сотворила с Вовкой Петушковым? И кто меня спас от гибели там, на берегу реки, когда я истекал кровью. Неужели черёмуха, которая подала сигнал Любке, а та провернула всё дело, и вот я здесь».