Сергей Конышев - Мощь Великая

– Привет, Лёш, чего такой грустный?

Коврин поднял глаза. Напротив сидела Аллочка Довлатова, довольно известная «тусующаяся» фотокорреспондентка, работающая в основном с солидными изданиями, но изредка печатавшая свои наиболее пошлые работы в «Жёлтой пурге» под провокационным псевдонимом Даша Саная-Обос. Аллочка обладала довольно обширными связями в мире бизнеса и власти, приобретенными этой миниатюрной блондиночкой за счёт солнечного обаяния и искренней непосредственности. Её мимика, взгляд, голос заставляли мужчин любого возраста и социального положения таять и проявлять к этому созданию всяческую заботу. Да что там – мужики! Даже женщины к Аллочке относились очень хорошо, что вообще являлось самым отчаянным парадоксом, поскольку пользующаяся особенным вниманием мужчин женщина никогда не заслужит доброго отношения однополок.

Общаясь с ней, любой обязательно расплывался в искренней доброй улыбке. Ей было двадцать пять, но выглядела она лет на шестнадцать, наверное. Вряд ли кто-то даст многим больше. Звали все её не иначе как уменьшительно-ласкательно – Аллочка. Коврин не был уверен, что её продвигали мощные любовники. Не было уверенности даже в том, что они вообще у неё были. Иногда думалось, что у такого существа вообще не могло быть любовника априори – настолько невинным созданием она выглядела. Ангелочек, да и только! Мужчина должен был бы испугаться даже дотронуться до неё, чтобы не испортить своими грубыми пальцами столь хрупкое творение.

– A-а, Аллочка, привет, – Коврин невольно расплылся в широченной улыбке. – Да вот, только из командировки. Подустал немного.

– Куда мотался-то?

– На Урал.

– Я тоже только вчера прилетела.

– Откуда?

– Из Милана. Там показ мод был, много наших модельеров перфоманс давали.

Здесь зависть так больно вонзила свои зубы в Коврина, что он побледнел. Аллочка, заметив это, поспешила перевести тему.

– Слушай, Лёш, я смотрю, ты с Листиным только что общался…

– Ну, так не то, чтобы… – Коврин замялся, он знал, что Аллочка негативно относиться к Листину, а ещё он знал, что она очень хорошо разбирается в людях, а значит – такое отношение вполне справедливо. – Так, привет-пока… знаешь, как бывает, мы ж приятельствовали когда-то.

– Лёшик, ну, зачем он тебе сдался, ну что у тебя может быть общего с ним? Не вяжись ты с этим ублюдком, – даже откровенно грубые слова из уст Аллочки звучали как-то нежно, вот и этот «ублюдок», несмотря на все свои проблемы с легальностью появления на свет, виделся таким белым, пушистым мышонком. – Знаешь, все мы, здесь, конечно, не ангелы – не самым нравственным делом занимаемся, но всё-таки предел какой-то должен быть. А этот вообще всю свою совесть до капли продал, мразь подлая, – «подлая мразь» приобрела вид невероятно трогательной лупоглазой панды. – Ты слышал, что ему Барабунцова заказали?

– А ты откуда знаешь?

Аллочка в ответ мило сгримасничала, как бы говоря: «посмотри на меня – разве от меня можно что-то утаить».

– Ах, ну да, конечно… Только что рассказывал.

– Представляешь, какая сволочь! Ну, понимаю, можно где-то подыграть гонорароплательщику… но вот так уничтожать человека, – совсем, может быть, неплохого человека, кстати! – это предельно жестоко. Ведь от такого ему уже не отмыться никогда. Даже если это только в «Пурге» пойдёт. Никакие опровержения, оправдательные судебные решения, ничего ему уже не поможет. И это ведь не в первый раз: Листин этим постоянно занимается! Он и своих уже продаёт. Смотри, будет вариант, он и тебя кому-нибудь за пару штук впарит – и не задумается даже. Кроме всего прочего, это совсем небезопасно, так что ты поосторожней с ним, не вздумай от него халтурку брать.

Коврин тоже недолюбливал Листана, считая его довольно подленьким, скользким типом. Однако он никогда не осуждал его за его профессиональную деятельность, мало того – завидовал ему и отдавал себе отчёт, что не отказался бы от той же доли.

Но вот слова Аллочки, – почему-то именно сейчас, хотя она отзывалась о Листине подобным образом уже неоднократно, – заставили Коврина всерьёз задуматься. Конечно, Листин занимается грязным делом, продажным, безнравственным. Но и Коврин, откровенно говоря, служа в «Жёлтой пурге», недалеко от него ушёл, вернее, не на много отстал. И надо же – такое положение вещей стало для него почти нормой. Именно – стало. Несколько лет назад в сознании Коврина рисовалась совершенно иная шкала жизненных ценностей. Как он изменился! Сейчас эта метаморфоза предстала очевидной. Сторонники философской концепции субъективного идеализма представляют себе окружающий мир конкретного человека отражением его внутреннего мира, мыслей, чувств. Сознание определяет бытие. Если это действительно так, то окружающий мир за последнее время должен был изрядно погрузиться в цинизм, безнравственность, равнодушие, зависть, пошлость и алчность.

Интересно, а ведь сознание людей в разные периоды существования человечества имело принципиально отличные характеристики. Например, было время, когда люди не имели возможности врать. Не то, чтобы они это считали плохим, аморальным – нет, просто не имели такой психофизической способности. Совсем. Сейчас, в мире, где ложь естественна, как рассвет, такое вообразить невозможно – это другой мир, другое измерение, хотя находился он тут же, на этой самой Земле. Любопытно представить, как поведёт себя подобный индивид, если попросить у него денег, учитывая, что он определённо располагает требуемой суммой, но не желает с ней расставаться. Он не сможет, подобно нашему современнику, элементарно соврать, сказав, что денег нет. Он скажет, что, конечно, имеет возможность дать денег, но не имеет желания, потому не даст. Или если спросить у вора, крал ли он деньги, он ответит, что крал – не сможет сказать по-другому. Хотя, наверное, те люди и воровать-то не могли…

Получается, при всех тех же объективных внешних атрибутах жизнь людей с другим сознанием является принципиально иной. Смотря на всё то же самое – реку, дерево, траву, животных, птиц, людей – люди разного сознания видят принципиально разное. Возможно, и совершенно противоположное. Вот, если бы человек относился, например, к крокодилам не как к опасным диким животным, – со страхом, а как к милым домашним зверюшкам, – с нежностью и умилением, то и крокодил бы вёл себя подобно щенку карликовой таксы, с удовольствием резвясь в обществе человека, радуясь его вниманию, принимая с благодарностью пищу из его рук, совершенно не проявляя агрессии. Сознание человека не оставило бы крокодилам возможности вести себя иначе. И не такая уж это далёкая от реальности картина. Например, святой Серафим Саровский дружил с дикими животными. Известная икона изображает, как Преподобный Серафим кормит медведя. Свидетельства гласят, что он так же тесно общался с волками, лисами, и даже ядовитые змеи питали к нему тёплые чувства. В сознании святого была вера в то, что все эти твари – его друзья. «По вере вашей да будет вам» – говорит нам Иисус Христос. Выходит, достаточно поверить во что-то, как это «что-то» тут же претворится в жизнь. Проблема только в том, как поверить, как изменить наше костное сознание, основанное, – как нам представляется, – на совершенно чётких, подтверждённых эмпирически данностях. А ведь эти данности готовы рухнуть перед взглядом нового сознания.