Сергей Конышев - Мощь Великая

Далее следовали разновидности саламбы ширшасаны. Например, паршва ширшасана – та же стойка на голове с тем лишь исключением, что во время балансировки туловище и ноги выворачивались в правую, а затем в левую сторону; или эка пада ширшасана – то же, что и саламба ширшасана, только вертикально следовало держать лишь одну ногу, вторая в это время должна была покоиться на полу, затем ноги менялись. Если саламбу ширшасану делали все ученики без исключения – кто как мог – хоть в углу, хоть у стены, хоть при помощи партнёра – то её вариации исполняли только опытные йогины.

Следующая асана была тоже из разряда перевёрнутых – саламба сарвангасана. Здесь ученикам предлагалось из положения лёжа на спине подтянуть ноги к животу, замереть и сделать два дыхания, выдохнуть, поднять таз и поместить его на ладони для поддержки. Затем надо было сделать два дыхания, на втором выдохе поднять тело вертикально и вытянуть ноги вверх. В таком положении следовало находиться не менее пяти минут, следя за дыханием, которое должно было быть в меру глубоким и максимально ровным. Коврину не очень нравилось пребывать в саламбе сарвангасане – его не восхищала способность его организма принимать подобное положение, наоборот – это представлялось довольно лёгким, кроме того было скучно и утомительно пребывать в такой позе столь продолжительно, а ещё к исходу пятой минуты начинала ныть поясница.

Далее, как и в случае с саламбой ширшасаной, следовали разновидности саламба сарвангасаны.

Теперь, когда с первыми двумя асанами было покончено, предлагалось произвести акт дефекации тем ученикам, которые по разным причинам не смогли сделать это заблаговременно. Дело в том, что остальные асаны нельзя было выполнять с наполненным кишечником, поскольку в таком случае была большая вероятность причинить существенный вред здоровью. Саламба ширшасана и саламба сарвангасана стимулировали процесс очищения кишечника, потому те, кто до этого испытывал с этим известные трудности, теперь испражнялись с лёгкостью.

Позаботившиеся о чистоте своего кишечника заблаговременно, заполняли вынужденную паузу, пребывая в шавасане – то есть лёжа на спине, сохраняя пятки вместе, а руки на некотором расстоянии от туловища – «освободив ум» и размеренно дыша. «Освободить ум» означало совсем перестать думать. И вот эта, сначала показавшаяся элементарной задача, в итоге стала для Коврина самой сложной в йоге. Оказалось, что мысли с чрезвычайной настойчивостью лезут в голову независимо от желания хозяина этой самой головы. Требовались неимоверные усилия, чтобы прервать мысленный поток даже на мгновение.

Далее следовали асаны, принимаемые в стоячем положении. Основной стоячей позой была тадасана. Йогину надлежало встать прямо, держа стопы вместе, подтянув колени и сохраняя напряжение в мышцах бёдер и ягодицах. При этом живот втягивался внутрь, а грудь, наоборот, выпячивалась вперёд, руки же стремились вертикально вверх. Эта асана, исполняемая с опущенными руками, является базовой для всех других стоячих асан. Например, для того чтобы принять уттхиту триконасану, следует принять тадасану с опущенными руками, затем прыжком расставить ноги шире плеч, повернуться вправо и опустить руку к правой стопе. Потом то же самое следовало проделать в левую сторону. Комплекс стоячих асан состоял из дюжины поз, которые развивают йоги-на физически и подготавливают к наклонным асанам, таким, например, как уттанасана, которая представляет собой наклон туловища вперёд до упора головы в колени.

Затем шёл комплекс асан, которые выполнялись лёжа или сидя на полу. Это были самые важные асаны. Они призваны тонизировать работу внутренних органов. Занятия неизменно завершались пятнадцатиминутным нахождением в шавасане, максимально расслабив ум и тело – так снималась накопившаяся усталость…

Само собой как-то в жизни Коврина появилась женщина. Однажды хмурым усталым утром Коврина вдруг разбудило не чувство голода, как это обычно случалось, а запах кофе. Он прислушался – на кухне кто-то хозяйничал. Сердце замерло в испуге неопределённости, но уже через мгновенье вспомнился вчерашний вечер и всё стало ясно. Страх сменился раздражением. Ещё бы! Неслыханная наглость! Предерзостно вести себя – хозяйничать! – в ковринском доме не позволено никому, а уж тем более едва знакомой девке в своё первое утро нахождения здесь. Коврин резко поднялся с кровати, набросил халат и ринулся в кухню с твёрдым намерением выставить нахалку за дверь в самые сжатые сроки. Войдя, он увидел вчерашнюю девушку, одетую в джинсы и футболку. Она разливала кофе по чашкам, мурлыча что-то себе под нос и пританцовывая. Девушка выглядела свежей и лёгкой, её лохматая причёска серебрилась каплями воды и это очень шло ей.

Её вид чуть сбил Коврина с курса, и он на мгновение застыл в нерешительности. Гостья, воспользовавшись заминкой, ловко обвила его шею белыми, изящными, ухоженными руками, обдала цветочным ароматом, чмокнула в щёку и искренне улыбнулась, глядя ему прямо в глаза. Этот взгляд длился чуть больше секунды, а затем она по-кошачьи зарылась ему под ворот халата, горячо поцеловала в ключицу и замерла. Коврин был полностью обескуражен, воинственный запал исчез, как не бывало. Он стоял, не решаясь сдвинуться с места, только чуть водя ладонями по короткой футболке, облегавшей девичье тело, которое он только что хотел выставить за дверь. Девушка наконец вырыла своё лицо из халата, чуть отпрянула от Коврина и произнесла:

– Ничего, что я здесь похозяйничала, пока ты спал? Я подумала, раз уж мы вчера… и я осталась ночевать, то я могу тут… Кстати, ты вчера был великолепен!

Последние слова разлились по душе Коврина такой теплотой, такой сладостью, что он тут же отругал себя за то, что недавно хотел прогнать эту девушку.

Коврин сел на табуретку и отхлебнул горячего кофе.

– Сегодня ты очень красивая, – искренне любуясь жизненным моментом, произнёс он.

– …не то, что вчера, да? Так надо понимать? Ладно, можешь не оправдываться. Всё, мне пора, как раз успею на вторую пару…

Девушка шустро проследовала в прихожую и начала одеваться. Коврин, несколько минут назад собиравшийся выгнать её взашей и забыть навсегда, теперь чувствовал, что если она сейчас безвозвратно уйдёт, это будет одной из самых грандиозных потерь в его жизни. Но что делать, чтобы предотвратить беду, он не знал. Машинально он поплёлся на полусогнутых в прихожую, где застыл в нелепой позе крючковатого подпорщика стены. Коврин чувствовал, что надо бы сказать что-нибудь, но как назло не мог подобрать ни единого подходящего словечка. Он даже не мог просто окликнуть девушку по имени, как иногда это делают в мелодрамах, потому что как её зовут он не помнил.