Владимир Броудо - Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга вторая

Где ветр, свободой опьянённый,
Природе здравицы кричит,
С вершин, сорвавшись, оголённых
На крыльях ледяных летит.

На скользких склонах суковато
Берёзы, сосны рвутся ввысь.
Ведь не впервой, так туговато,
Но топлива – хоть захлебнись.

Сначала шли, ползли, пыхтели,
Асфальт давили под собой,
И радиаторы кипели,
С чертой сближаясь роковой.

От печки жгучей задыхались
В шинели, в куртках, в тесноте.
Угрюмо скалы надвигались,
Тесня к отвесной пустоте.

Призывно клапана стучали
Гремели пальцы у поршней,
Акселератор отпускали,
Чтоб этот шум не стал сильней.

А на последних сотнях метров
Мы шли с камнями у колес,
Чтобы прицеп с холодным ветром
«Урал» не сбросили в откос.

Мишень свалилась «на крыло»:
При входе в зону подорвалась.
Экрана чёрное стекло
На точки светлые распалось.

Но привода не повело
(Нас Бог хранит) – АС осталось.
И в перекрестие вошло
Ракеты жёлтое пятно
И по команде разорвалось.

В кабине тёмной тишина
Вдруг непривычная настала,
Хоть напряжения волна
С души у каждого отпала.

От командира до бойца
Мы честно долг свой выполняли
И рвали жилы и сердца
В порыве боя до конца,
Чтоб доказать, что устояли.

Ведь прежде чем попасть сюда
И испытать себя на точность,
Полгода ратного труда
Ковало в нас металл и прочность:

Учёба, марши, караул,
Ночные тренировки-гонки…
Двух дизелей надрывный гул
Винт вентилятора втянул
И раздавил на перепонках.

Кто знал, что так произойдёт:
Мишень взорвут при входе?
Когда ракеты в полный лёт
Уж зверя взяли на охоте.

Чутьём локаторным своим
Они её держали цепко.
Миг торжества неотвратим…
Секунды не хватило им,
Чтоб разметать осколки метко.

Фурора нет. Не повезло.
От счастья в воздух не стреляем.
Хотя уж как удачно шло:
Нашли мишень… Сопровождаем.

«Стартовики» в расчётный срок
С ракетой справились на «пушке».
Команд посыпался поток.
Руководитель стрельб примолк
И к уху приложил наушник.

Все тут же слухом напряглись,
Молясь, чтоб не пришло отмены.
И всех одна сверлила мысль:
Какая дальность до мишени?

Вот долгожданное: Огонь!
Нам разрешили делать пуски,
Команде кнопку жму вдогон.
И слышно, как волнует бруствер.

Расчёты чтоб в кабинах не скучали,
И чтобы обстановку до предела накалить.
В комиссии не долго совещались,
Чтоб «постановщика» сквозь зону пропустить.

Тот обстоятельно, сверкая светлыми боками
В лучах рассветных солнечной пурги,
Усыпал небо облаками
Из тонкой металлической фольги.

Приободрённый безнаказанностью этой
Невдалеке он принялся кружить
С задачей сложной радиоразведки,
Чтобы эфир помехами «забить».

Чтобы экраны разом засветились
И начали отчаянно мигать.
А самолёты лихо проносились,
Что мы их не сумели распознать.

Пружиной сжавшись, время побежало
И сохранилось как обрывки сцен,
Где гулко, где дрожало и визжало
На записях магнитофонных лент.

Команды сыпались, им вторили доклады,
Жил по инерции машинный интеллект…
Валили всё, пугала наша жадность,
Так таял на глазах боекомплект.

Строчил, как автомат, в блокнот инструктор.
Динамик надрывался и хрипел.
А мы стреляли грамотно, по пунктам,
Как Боевой Устав предписывал, велел.

Ошибок ни за что бы не простили.
Затвором шумно щёлкал фотоаппарат,
Как на планшете данные чертили
Начальник штаба и солдат.

Чтоб избежать ненужных разговоров,
И исключить уловки и обман,
Сверяли долго показания приборов
С тем, как задумывался план.

Ещё бывает холод жуткий,
Мы в кунге мёрзнем по утрам…
Но солнце, раздвигая сутки,
Скользит по лиственным стволам,

Тепло в коре уже теснится
И рвётся к розовым краям,
И, переполнившись, сочится,
Сбегает змейкою к корням.

Невесть какие-то пичужки,
Что начали чуть свет летать,
Вверх-вниз снуют по жёлтым стружкам,
Стараясь, пищу разыскать.

Искрится снег и проседает,
Ему сегодня невдомёк,
Что он не просто отступает,
А порождает ручеёк,

Едва заметный, безголосый,
Напоминающий слезу,
Среди сугробов и торосов,
Зимой наваленных в лесу.

А вот в проплешинах на склонах,
Где ветры сдули верхний слой,
Тараня белые заслоны,
Прорвался тёмно-бурый строй.

Торчит ершистым одеяньем
И ждёт чуть большей теплоты,
Чтобы сиреневым сияньем
Зажечь байкальские цветы.

Контуров цепь оживает
В нагроможденьях ночных,
Что незаметно сникают,
В сумрак густой отступают

К царству лесному немых.
Вот и туман закурился,
Принялся дымку стелить,
Лёгкой прохладой разлился…

Ландыш совсем распустился
И – колокольцами бить.
Раннее утро рядится,
Хочет цвета подобрать,

Хочет с рассветом искриться,
Хочет звенеть и кружиться,
Хочет себя расплескать.
Где-то в чащобе кукушка

Спорит одна с тишиной.
Вот по такой заварушке
В детстве бабуля-старушка
Звякать учила деньгой.

Подчинённый помешан на сексе,
И в глазах его дьявольский пыл,
Что ему на занятиях тексты,
Он уж землю копытами взрыл.

Что ему до проверок, учений,
До порядка дежурящих сил,
До тревог и ночных построений.
Вечер сумерек сеть опустил.

Вся округа любовным томленьем
До опасной черты сведена…
Сколько ангелов падших в круженье,
Сколько запахов, хмеля, вина.

И пусть ханжество всё ещё в моде,
И условностей-мудростей гнёт.
Очень многое в нас от природы
Где молчит, где бурлит и живёт.

Ничего не изменят укоры
Командиров, ни злоба других,
Кто бросает завистливо взоры
Или глуп в рассужденьях своих…

Подчинённый во власти кошмара,
Силой страсти натянут в струну,
Но не движимый духом угара,
А лишь тем, что встречает весну.