Наталья Нальянова - Васицкие. Война не кончилась. Она в нас. И в наших потомках. Всё дело в том, как мы к этому относимся и несём эту память.

– Окрошку приготовить или солянку? – крикнула ему в другую комнату она.

– Давай лучше плов с куриной грудкой. Ты лучше всех его готовишь. И побольше шафрана, моркови и луку, – откликнулся он. – И еще сделай яблочный пай. Какой мама готовила.

– А не облезешь? – чуть было не ответила она по давней привычке.

Но вместо этого ответила согласием и достала из холодильника нужные продукты, а также еще и овощи для двух салатов – капустного с солеными груздями и салата из лосося, редиса и маринованного имбиря.

Салаты – поощрительные блюда для нее самой. Мама ведь всегда хвалила её за сдержанность и самообладание. Которые, если честно, в детстве ей удавалось сохранять с большим трудом. Особенно в отношениях с Юликом.

Юлий почти не спал следующую ночь.

После ухода Марины он много часов провел за чтением bнтернет-публикаций о военных медальонах. Узнал много нового, поразительного для себя. Его особенно впечатлили истории о зачистке поля боя.

Специальные команды с обеих воюющих сторон подбирали не только раненых, но и убитых. Или хотя бы идентифицировали их, чтобы зачислить в число погибших либо пропавших без вести.

Из-за больших человеческих потерь в годы Войны эта работа проводилась второпях, либо вообще не проводилась. Поэтому в число пропавших без вести или убитых попали сотни тысяч людей с совершенно иной судьбой.

Кроме того на многих раненых, находившихся без сознания, медальонов вообще не было. Установить их личности было невозможно. Особенно в тех случаях, когда не оставалось в живых никого из тех, кто мог их опознать. Часть людей после тяжелых ранений или контузий теряли все имущество и не могли вспомнить, в каком именно войсковом подразделении служили.

По положению в медальонах должно было храниться два вкладыша – один для специальной команды, другой оставался на теле раненого.

В случае ранения в госпиталях должны были фиксировать факт лечения и перемещения на основании сведений из вкладыша о фамилии, имени, отчестве, месте рождения, месте призыва, должности, звании, войсковой части и группе крови раненого. Начальники полевых госпиталей не имели права принимать на лечение и ставить на довольствие неопознанных лиц. У каждого поступившего должен был изыматься вкладыш, хранящийся в медальоне. На деле же так делалось далеко не всегда.

Частыми были случаи, когда в медальоне хранился незаполненный вкладыш с прочерченными рукой писаря чернильными графами. Либо, что еще хуже, вкладыш, заполненный самим писарем, где сведения указывались неточные или неправильные.

Недостаточным было и снабжение частей медальонами. В таких случаях командиры, выполняя указы командования, требовали от личного состава изготовления самодельных медальонов из отстрелянных гильз или других пригодных средств.

Поэтому среди поисковиков, занимающихся раскопками на полях сражений, бытует понятие «подозрение на медальон». Любой сохранившийся предмет, найденный рядом с останками погибшего в годы Войны солдата или офицера, рассматривается как потенциальный источник вкладыша. Существуют и применяются сложные технологии транспортировки и открытия медальонов, пролежавших в земле более шестидесяти лет.

И, наконец, есть люди, которые занимаются поисками военных медальонов в местах сражений всю свою жизнь. Первые поколения таких энтузиастов уже умерли и на смену им пришли новые, которые скрупулезно изучают историю Войны, места сражений и проводят там раскопки.

Под утро он нашел сведения о том, что перед Войной отдельные предприятия выпускали военные медальоны из эбонита. Причем по цвету и форме эти медальоны отличались один от другого.

Он много раз рассматривал оставленный Мариной распиленный медальон из эбонита, сравнивал его с картинками и фотографиями, выложенными на сайтах, и пришел к выводу, что подобного вида, цвета и размера медальоны выпускались во время войны в Ленинграде. Из чего можно было сделать вывод, что отец служил в Ленинграде, либо воевал на Ленинградском фронте.

Эта мысль принесла ему облегчение. И он дал себе отдых.

Проснулся он во второй половине дня от телефонного звонка. Кто-то звонил и звонил на номер городского телефона. Когда звонок смолкал, начинал звонить мобильный телефон. По мелодии вызова он определил, что звонит его дочь Надя.

Он включил связь и услышал её испуганный голос.

– Папка, ну что с тобой такое, почему ты не берешь трубку? Я думала, с тобой что-нибудь нехорошее случилось.

– Нет, все в порядке, дорогая. А ты как?

– Я? Все хорошо. Вот, звоню тебе из Подольска, сказать, что мы сфотографировали личное дело дедушки и везем его тебе на флэшке и в ксерокопиях.

– Как? Неужто вы смогли его разыскать в Центральном архиве Министерства обороны? – обрадовался Юлий.

– Смогли. Тетя Марина вчера мне позвонила, попросила найти знакомых в Подольске, связанных с работой этого архива. У моего дорогого супруга Лешеньки, который учился на стоматологическом, знакомые есть по всей стране и за ее пределами. Они ведь периодически дополнительно учатся все вместе, бывают на семинарах по имплантологии. Среди них есть и подольчане, которые по его просьбе обратились через своих знакомых к начальству этого архива, объяснили, что сведения нужны московскому профессору для исследований, что это связано и с его отцом, случай, можно сказать, уникальный. Ну, короче, нам пошли навстречу. Могли даже фотографии прислать по электронке. Но не согласились, пока мы не приедем в гости. Сказали, что мы, москвичи, так никогда и не заявимся к ним в Подольск, типа, слишком крутые. Вот мы и поехали. Только теперь Лешенька не может вести машину, за рулем я.

– Передай ему мою сердечную благодарность и давай заканчивать разговор. Раз ты за рулем это, как минимум, неполезно. Жду вас, заезжайте, – ответил он, мимолетно отметив, что Марина, оказывается, сказала Наде, будто они занялись поисками личного дела И. Л. Васицкого в связи с научными исследованиями Юлия. Он снова восхитился активностью и изобретательностью своей сестры. А потом подумал:

«А может, это всего лишь журналистские штучки – хитрить, ловчить, изворачиваться, добывая сведения?». И резко одернул себя за такие мысли.

– «Это все-таки просто жизненный опыт, интеллект и разумная предусмотрительность», – решил он.

В ожидании приезда дочери с зятем Юлий заварил вкусный чай и написал электронное письмо Марине с отчетом о работе по поиску информации о военных медальонах. Присовокупил файлы с фотографиями, указами и положениями военных лет, обосновал свой вывод о том, что отец, по всей видимости, жил до войны или служил, а потом, может быть, и воевал, в Ленинграде.