Инна Шаргородская - Жизнь и приключения Гаррика из Данелойна, рыцаря, искавшего любовь

Барон побагровел и начал задыхаться.

– …поскольку никому тогда не будет дела до того, чей он сын, – закончил герцог. – Простите.

– Оба они сошли с ума, – еле выдавил из себя Ашвин. – И Ивин, и Гаррик. Позвольте… позвольте мне удалиться, господин герцог… я должен немедленно повидать Гаррика!

Он с трудом поднялся на ноги.

– Конечно, конечно, – любезно произнес герцог, тоже вставая. – Я так и подумал, и так я и сказал ему – что вопрос этот он должен прежде всего обсудить со своим отцом… с человеком, который, во всяком случае, был для него отцом. Имя Дамонтов слишком много значит в нашей провинции, оно известно и при королевском дворе, и подобные инциденты совершенно ни к чему почтенному роду…

Ужасный это был день. Но барон Ашвин не зря пользовался уважением и авторитетом. Он все-таки сумел взять себя в руки. Вернувшись домой, отправил Ивина беседовать с матерью, а сам вызвал Гаррика. Он не бушевал и не упрашивал. Лишь сухо и коротко напомнил неблагодарному старшему сыну обо всем, что было для него сделано, упомянул данное им когда-то обещание вести себя достойно имени Дамонтов и закончил совсем уж коротко:

– Прокляну.

Это возымело действие. Гаррик с минуту молчал, потом взглянул на отца в упор.

– Как же мне жить дальше? – спросил он.

– Как хочешь. Но если ты и впрямь собираешься стать шутом, ты должен забыть, как и с кем ты прожил всю предыдущую жизнь. Должен взять другое имя. И убраться подальше от провинции Лавиа. Лучше даже в другое королевство. Ибо если я встречу где-нибудь в замке у знакомых шута Гаррика, я просто убью его.

Гаррик еще немного помолчал. Он вспомнил предсказание гадалки. Никаких надежд и смерть в двадцать пять лет… так не все ли равно?

– Позвольте мне не решать сейчас, – попросил он. – Я обещаю…

– Довольно с меня обещаний, – жестко сказал барон. – Сегодня же ты должен выбрать – либо ты остаешься моим сыном, Гарриком Дамонтом, со всеми вытекающими последствиями, либо ты никто и ничто, звать тебя никак, и ты уходишь из этого дома навсегда.

Братья встретились вечером в саду и долго молчали, не поднимая друг на друга глаз. Наконец Ивин тяжело вздохнул.

– Мы, кажется, оба не правы, Гаррик, – нерешительно сказал он. – Мама так плакала…

– Да, пожалуй, лучше нам уступить, – отозвался старший. – Мы не можем бросить их и уйти. Отец хоть и не плакал, но… Они не вынесут этого.

Ивин кивнул.

– Как бы там ни было, одна обязанность у нас есть. Быть их сыновьями, пока они живы…

Трудно представить себе такое, но в тот же самый день, в невероятном далеке от Яблоневого Сада, прекрасного Данелойна, в мире, отделенном от него расстоянием, которое невозможно измерить ни в каких географических понятиях, некий человек напряженно размышлял о братьях Дамонтах, силясь понять далеко идущие замыслы Судьбы.

Человек этот был стар годами на вид, но глаза его смотрели живо и проницательно, а разум отличался силой и глубиной, какими наделен мало кто из смертных. Кроме того, в нелегкой задаче исчисления судеб старику помогали магические знания.

Он сидел у высокого окна в библиотеке, за столом, заваленным книгами и рукописями, и неторопливо изучал старинный свиток, писанный на чужом для него языке.

Да, опять та же самая история…

«Эли мантайя камини шер загаф» – «Жили некогда два благородных рода»…

Старик развернул свиток далее, ища главное, ради чего и добывалось великими трудами это древнее сказание одного из иных миров.

«В ту же ночь забрался Дарах, всеми правдами и неправдами минуя стражу, в покои своей любимой. И сказала ему Алия: «Зачем так случилось, что родился ты сыном нашего врага? Когда бы не это, я любила бы тебя без опаски, и сладостным было бы наше соединенье, освященное благословением матерей и отцов!» Дарах же отвечал ей так: «Забудь мое имя, о, краса мира! Помни только обо мне самом! Ибо влюбленных соединяет Творец всего сущего, и неужели в час Великого Суда Он спросит, была ли наша любовь освящена какими-то простыми смертными?» И тогда Алия прильнула к его груди, и он…»

Старик пропустил еще часть сказания и впился глазами в следующий ключевой отрывок текста.

«Я бы охотнее сразился с Дарахом! – воскликнул в ярости Фатих. – Но поскольку этот трус избегает меня, за бесчестие моей сестры заплатишь ты, Отай! Не одна ли кровь течет в ваших с ним жилах? Воистину подлый род, и не зря враждовали наши прадеды! Но Творец нас рассудит…»

Маг заглянул в конец свитка.

«Велик был гнев правителя, мудрого амира Хосамну, и повелел он Дараху покинуть пределы цветущей Асахийи и никогда более не показываться ему на глаза. «Хотя ты и по справедливости отомстил за смерть своего родственника, – сказал амир, – но ты все же пролил кровь, нарушив мой указ, и потому должен быть наказан…»

Да, все так. Старик отложил свиток и в задумчивости откинулся на спинку стула. Затем взял со стола другую книгу, на приобретение которой тоже ушло немало труда.

Он неторопливо перелистал страницы, останавливаясь на отмеченных закладками местах.

«Ромео:

Точно так же и в этом далеком мире влюбленные встретились во время праздника… Затем последовал роковой поединок.

«Меркуцио:

Историю, рассказанную в третьей книге, которая тоже лежала у него под рукой, старик помнил и без перечитывания. Она была написана автором, жившим много веков назад в его собственном мире, и называлась «Повесть о бедных влюбленных».

«Отшельник Лус низко поклонился правителю. «Я хотел сделать как лучше, – сказал он сокрушенно. – Хотел примирить два высоких рода. Это по моему совету Алето тайно женился на Лиселотте, дабы позднее объявить родителям о своем супружестве. Разве мог я подумать, что дальнейшая судьба этих прекрасных молодых людей сложится столь печально? Разве мог я предположить, что на следующий же день любимый друг юного Алето, благородный кавалер Магнус, падет от руки брата Лиселотты?…»

Старик решительно поднялся на ноги. Взмахнул рукой – и стол перед ним сделался чист от книг и рукописей. Взмахнул снова – и появился большой лист бумаги. Склонившись над ним, маг начертал в центре карандашом первую диаграмму.

Дальнейшие его действия были вовсе не понятны для непосвященных, но к утру следующего дня лист уже полностью покрывали загадочные знаки, схемы и формулы.