Игорь Агафонов - Алхимик. Повести и рассказы

Да, так вот сам-то я и верно в отца удался. А был он картёжник ещё тот – профи. Лупцевал меня по-чёрному, очень ему не хотелось, чтоб я по его стёжке топал, да что… Когда понял, что бестолку, сам привёл в компанию и сам же первый урок преподал. Лучше у меня учись, чем у кого-то. Я, по крайней мере, без корысти.

«Чего я ей мозги конифолю, у неё свои трудности,» – Василий повернулся к партнёрше спиной, но, немного погодя:

– По дочке скучаю. Выйдет из своей комнаты: ты почему, папа, не спишь? Сплю, голубок, сплю. Ну, спли, папа, спли, – и погладит меня по щеке маленькой ладошкой, будто бархоткой. Когда не вижу её, страшно скучаю. Иногда забурюсь дней на несколько, никак выйти не могу из синдрома – вдруг перед глазами её личико… Опять же в раздражении накричишь если, а то и шлёпнешь, потом ходишь как не свой…

***

Телефонный звонок. Половина первого.

– Славик говорит.

– А-а. Я думал, Семён.

– Так я по его просьбе. Слушай, он хочет, чтоб ты поиграл на него.

– Когда?

– Да щас. Мы уже машину за тобой выслали. Минут через двадцать будет.

– Ну ладно. Только, понимаешь, я уже сплю на ходу.

– Вась, ты продержись до нас, мы тебя взбодрим.

– Лады.

В час прибыла машина, около двух приехали на место. По дороге водитель, молодой щербатый парень, сообщил:

– Слыхал, Паныча повесили.

– Как? Я с ним сегодня общался.

«Или вчера?.. Или когда?..»

– Теперь не пообщаешься, – щербатый был весел и здорово нетрезв, но машину вёл виртуозно. – Вбили штырь у двери квартиры и на этом штыре вздёрнули.

– За что?

– Значит, было за что. Из соседней области приехали за должком, а он заартачился. Ну они в пару минут всё и обстряпали. Жена с дочерью выходят – что-то папочка запропастился – а он, бедолага, уже спущёнкой торгует, тапочки с ног свалились.

– А что Семён?

– Ну об этом ты у него спроси… – щербатый водила хмыкнув, прибавил: – Семён, как всегда, молодец. Не успели гастролеры за кольцо выехать, а их уже поджидают. Дело, правда, сделано, поэтому Семён сказал: платите, тогда разойдёмся. Тем ничего не оставалось. Двести семьдесят тысчонок зеленью скинули и урыли. Семён, как всегда, щедр – ребята не в обиде. Сто двадцать отстегнул. Плохо ли? Супружниц надо на курорт свозить? Надо. Он это понимает не хуже профсоюза. За это его и любим.

В квартире игра шла за двумя столами. Василий постоял за одним, понаблюдал за игроками, перешёл к другому. Потом вышел на кухню. Семён сидел на подоконнике. Лицо – то ли свет такой – с сероватым отливом, больше обычного кажется продолговатым и беспощадно-жёстким. Взгляд его, скользнув по лицу вошедшего, надолго упирается в башмаки Василия, так что тот успел подумать о своих грязных носках. Тут же, правда, смягчается.

– Выпьешь? Чего будешь?

– А что у тебя есть?

– Коньяк.

– Ну а чего тогда спрашиваешь.

– Может, за водочкой послать?

– Не надо. – Василий выпил полстакана, сказал: – Сейчас покурю и пойду.

– Укольчик не хочешь?

– Нет.

– Тогда на-ко возьми таблеточки. Индийские. До утра сна ни в одном глазу.

Семён вышел из кухни, зашёл Вячеслав.

– Привет, братиша, – и понизив голос: – О Паныче уже слыхал? – И выглянув из кухни в коридор, приблизился почти к самому уху Василия. – Напрасно он те два магазинчика укрыть хотел. Жадность фраера, так сказать…

– Ты думаешь…

– Я ни о чём не думаю. Потому что никто ничего не знает. Официально. Ты как, в форме?

Вернулся Конов, протянул пачку долларов.

– Девять штук здесь, хватит?

– Посмотрим по игре. Четыре раза снимаю, и хватит, так?

– Тебе виднее.

– Больше если – заподозрят.

– Ты профессионал, тебе и решать. Но я хочу надрать эту публику. Слишком много о себе мнят.

Их взгляды встречаются и Василий ощущает, как из крошечных зрачков Семёна выстреливает в его зрачки что-то колющее.

С такими тузами Василию играть уже доводилось, двое присутствующих были ему известны. Понял: здесь идёт не просто игра, идёт очередная прикидка, кто есть кто и кому владеть б о льшим авторитетом.

Он, пожалуй, сыграет с незнакомыми, и направился к другому столу. На ходу снял свитер, чтобы рукава не мешали и тем более не вызывали подозрений, и остался в тенниске.

Пока сдавали другие, сбросил три тысячи. Игроки были азартны, но не опытны. Стал работать под них. Выкладывал карту на стол перед каждым. Видели б они, как сдаёт он в другое время и при других обстоятельствах. Когда сходятся профи, то по расстоянию полёта карты на стол можно судить о квалификации. А тут особо и прикидываться не нужно. Тасовать позволяют сколько хочешь, за это время можно три колоды зарядить . Каждому нужно сдать так, чтобы продолжил игру, то есть дать столько очков, чтобы игрок мог рассчитывать на выигрыш. Но себе – на очко больше…

Он чуть было не позабыл заглянуть в свои карты. С такой забывчивостью четырёх конов не взять. Поймать не поймают, потому что вот он перед ними, на их глазах тасует колоду, но бросить игру могут.

Когда за окнами забрезжил рассвет, Василию причиталось сорок семь тысяч. Хватит.

Домой вёз тот же парень, он всё также был пьян и весел. Протянул пачку купюр:

– Шеф сказал тебе отдать.

– Не надо.

– Но он приказал, как же ж я могу…

– Ты дал, я не взял. Так и скажешь.

Поднимаясь к себе на этаж, он едва переставлял ноги.

– Будильник не забыть завести.

И усмехнулся: «Зачем?»

Во сне он видел смеющегося человека, и этот его смех неким образом превратился в кашель. Проснулся, а это сосед молотком в стену дубасит.

Тяжело поднялся, прошлёпал в туалет, потом присел на пуфик у телефона, взялся набирать номер, но бросил. Из-за стекла серванта на него смотрела с фотокарточки дочь.

«Поехать разве?.. Интересно, чем сейчас занимаются?..»

Василий закрыл глаза. И увидал улочку, поросшую травой, головы подсолнухов, перевесившихся через плетень…

Вдруг очень живо вспомнилось ему, как послали его за телёнком. Тот был не большой, телок этот, но и не маленький, с мокрым носом и удивлёнными глазищами. «Му?» – сказал и махнул хвостом. А Василий растерялся, не имевший никакой абсолютно практики в обращении с животными. «Пойдём, – сказал, – велели тебе домой.» – «Му,» – возразил телёнок и отвернулся. «Вот те раз,» – подумал Василий и взял телёнка за хвост… Это было настоящим испытанием для него. И настоящим родео для случайных зевак. Он-таки пригнал животное во двор, но на кого он стал похож сам? Грязный, в репьях, взмыленный… и очень собой довольный.

А ещё он помогал собирать свёклу. И хотел показать, что не лыком шит и даст сто очков вперёд каждому, да не вышло: пока торопливо выдёргивал из земли эту самую свёклу, согнувшись и сосредоточась только на задании самому себе, ему казалось, что давно обставил и тёщу и бабку, которой в обед сто лет, и уж, конечно, Нинку, однако, когда голову поднял и смахнул с бровей пот, то оказалось, что не только не опередил, но отстал на добрых двадцать шагов. Потом с бабкой вдвоём они сидели у сарая и резали ботву, и у него уже давно занемела спина, и только усилием воли он заставлял себя терпеть в надежде, что эта старуха всё-таки первая не выдержит. «Иди, сынок, отдохни, – сказано было ему, наконец, – я-то привычная костяшка…» И стыдно вроде, да в самом деле невмочь. А впрочем, в деревне ему понравилось именно с первого раза. Может, потому ещё, что сам поглянулся…