Игорь Агафонов - Алхимик. Повести и рассказы

– И правильно, – заметил скоморох Митя. – Не по што с такими откровенничать. А то явился, понимаешь, корочку не показал. Кто таков на самом деле? Может, как раз из тех субчиков, кто тебя и отдубасил.

«Мудрецы скоморохи, блин», – чуть не обронил Виктор Палыч.

И всё же память его непроизвольно напрягалась, искала ход в забытое. И вот сейчас, среди ночи…

От удара сбоку перед его глазами сместились зелёная и оранжевая полосы, будто неоновая вывеска рухнула и, угасая, посыпалась осколками. И в то же мгновение он понял – словно, пока он валился на пол, прозвучал некий голос-предупреждение: не выберешься из тамбура, выкинут из электрички на полном ходу… может, потому, что видел однажды, как выбросили из соседнего вагона женщину. Впечатление: точно мусор какой выбросили. И неведомая сила подтолкнула в спину, утвердила на ногах, и он зарычал даже, точно боевой клич вырвался из горла, и, увидев при этом замешательство в одинаково лютых лицах нападавших, оттолкнул от себя кого-то с прохода, рванул дверь и побежал по шаткому вагону…

«Кто же это меня? За что?»

Вяло стал перебирать своих знакомых… однако, отметал решительней: «Ерунда всё это! Тьфу, не то…» И действительно, были кое-какие трения с некоторой публикой, но не на столько же серьёзные, чтобы… «Нет-нет, не то».

«Ну, хорошо, что же тогда было до?.. А до чего?..» Внезапно – точно на своё привычное место втиснулась смазанная деталь – вспомнил: он ударил… Да-да, ведь он первым ударил!.. Но кого?.. смутно-смутно… За что?

В пульсирующей оторопи, затаив дыхание, лежал некоторое время и старался определить: подсказка ли это из глубин подсознания или же он начинает, так сказать, фантазировать на заданную тему. От напряжения у него начинает ломить затылок, и он упускает, казалось, близкий миг прозрения. «Ушибли всё ж вы мне голову, твари. Ишь как бо-бо». Расслабившись, он отпускает сдерживаемое воображение «в свободное плавание».

Где-то читал или по телевизору… о психотро п ном оружии. Якобы выкрали такое оружие преступные элементы и готовы применить на практике. И рисуется ему картинка, как идёт он и попадает в это электронное поле, и становится управляемым объектом. «Иди и ударь!», – приказывают ему невидимые и оттого ещё более страшные существа. И он направляется к «месту действия»…

Обидно! Виктор Палыч испытывает боль в рёбрах от возбужденного дыхания. «Паразиты! Развлекаются! Игрушку нашли! На рёбра мои им наплевать!» И сам не поймёт, чего больше в его реакции – самоиронии или отчаяния.

«Ну да ладно, это для разминки мозгов. В сущности, на кой ляд я кому-то сдался. Вот что на самом деле-то?.. Что? Нет, ну ты вспомнил: ударил… но за что? Просто так взял и ударил? И всё? Просто так? Ну не ерунда?!»

Утренняя клоунада скомороха Мити:

– Спал он крепко, крепко, крепко – заболела даже репка!

Омоновцы с вахты первого этажа во главе с медсестрой привозят новенького – большого косматого бородача, кое-как переваливают с каталки на кровать, отчего тот утробно мычит:

– Но-оги мои! Упустили, падлы! – и, зарывая голову в подушку, скрипит зубами.

Пришла сестра поставить ему капельницу.

– Дай-ка, милок, ручку.

Бородач с ошеломляющей яростью вскидывается:

– Уйди! Не то получишь черепно-мозговую травму! – и прибавляет выражения позабористее, так что медичка выскакивает с капельницей за дверь, правда, огрызнувшись на том же сленге. Бородач укрылся одеялом с головой и почти сразу засопел.

– Ну и ну, – сказал герцог опасливо, – ещё один сумасшедший! Этак он мой «вертолёт» зашибёт!

Действительно, столик с аппаратом, вытягивающим ногу герцога, находился от кровати новенького на расстоянии менее метра.

– Я его лет пятнадцать назад знал, – сообщил скоморох-Митя шёпотом. – Совсем другой был человек. Боксёр, между прочим. Потом у него что-то с рукой случилось… Ой, комары ещё тут! Хобот свой сперва помыл бы, а то, как ни укусишь, так волдырь! Зве-ери настоящие, – и Митя с наслаждением растёр в ладонях пойманного «зверя».

– А с ума когда сошёл?

– Кто? А-а, этот. Меня другое сейчас интересует, – и Скоморох перекинул на кровать Виктора Палыча газету. – Ты поглянь-ка, романтик. Как две капли!

Виктор Палыч развернул. На одном из снимков в репортаже о Чечне на висилице болтались три бородатые головы.

– Фу! Ну ты прям скажешь.

– А что, не похож разве? Пришили голову и – к нам в палату. Мироныч, ты как считаешь, могли нам басмача подселить? Или как по-сегодняшнему кличут… ну, которых из Дагестана намедни вышибли?.. Вах-хобиты?

Герцог покряхтел, прежде чем ответить:

– Что ж они, своих вешают?

– Ну-у… Может, бей своих, чтоб чужие боялись?

Герцог опять покряхтел:

– Это уже романтизм… с большой дороги, – и закрыл глаза. Он неважно себя чувствовал: вчера вечером его навестили парень с девицей, соседи по дому, принесли бутылку водки, потом парень сходил ещё за одной. Девица после никак не могла распроститься: «Вы, клиенты, не грустите без меня, потому что я вас всех люблю. Желаю вам…» – она много чего желала, путалась, и всё никак не могла закруглиться, пока парень не вывел её за руку. Однако через минуту она вернулась и сделала общий поклон, наподобие эстрадных.

Теперь вот герцог рассиропился, думает – иногда вслух – о том, как ему будет несладко одному дома на одной ноге, когда выпишут, да ещё думает, как бы так втихаря от врачей снять очередную гирьку с аппарата, называемый тут «вертолётом». Короче, неплохо бы опохмелиться… Он уже намекал Скомороху, которого вчера также угощали, как сторожила (к тому же у него с герцогом были одинаковые переломы), что долг платежом красен, но тот никак не среагировал – денег у него нет потому что. Да, собственно, послать в магазин всё равно некого.

Виктор Палыч незаметно задремал. И приснилось ему: привезли какой-то большой аппарат, засунули туда ногу «клиента» и стали проводить испытание. «Вот сволочи! – подумал „клиент“ в образе Виктора Палыча. – И ведь обязательно на мне! Кролика подопытного нашли!» Он уже сообразил, что это не наяву, а во сне, однако колено так ныло, что он по инерции злился на «испытателей».

Вечером в палату поместили бомжа… бомжа – не бомжа, но что-то наподобие, с изуродованной кистью правой руки, точнее – торчащим из повязки будто ошпаренным указательным пальцем, всё остальное, как он объяснил, заикаясь, срезало циркулярной пилой. И Скоморох тут же в открытую его окрестил: «Перст указующий!» И Перст этот устроился на койке рядом с герцогом. Вскоре герцог заелозил на своём приподнятом в изголовье ложе, стал покусывать седой ус, затем как-то незаметно сговорился со своим новым соседом, и тот вышел минут на двадцать… Вернулся с бутылкой и разлил по стаканам. Скомороха новые компаньоны обошли и он молчком глотал слюну, отвернув голову к стене.