Игорь Агафонов - Алхимик. Повести и рассказы

Он даже не понял, как очутился рядом, даже опешил от столь фантастического перемещения, затем, однако, подходит – точно сомнамбула! – вплотную к этому… лицо никак не вспоминается… и отчётливо говорит:

– Я тебя вызываю.

Мужик прищурил один глаз на подошедшего: очевидно, не понял юмора. Виктор Палыч подождал секунду-другую и влепил пощёчину.

– Дуэль! Я тебя вызываю. Уразумел теперь? – но так и не дождался ответа: мужик и его дружки стояли, точно оглоушенные. Виктор Палыч развернулся и отправился к скамье, где оставил свою сумку. С шипением распахнулись двери подошедшей электрички.

В вагоне к нему подошёл парень и, пригнувшись, сказал на ухо:

– Ты, кажись, кого-то вызывал… пройдём…

Подвинув по сиденью к окну свою сумку, Виктор Палыч загипнотизировано последовал за парнем.

Последующие дни Виктор Палыч возвращался мыслью к невероятному открытию – дуэли, и сетовал: «Ну не дурак?!. Точно, шиза проклюнулась! Дуэль! – в наш-то век… Ну ладно бы пьян!.. Нет, это я чтой-то загнул, насочинял». Правда, особо зацикливаться на этом ему не позволяли соседи по палате…

На место «вахобита», отлынивавшего от лечения, поместили хохла, упавшего с крыши и получившего такой же перелом, как у Скомороха с Герцогом.

– Так! – возликовал Митя. – В нашем полку прибыло.

Тут же возникла дискуссия на тему:

– Кой хрен надо было вам отделяться от нас, если вы к нам же и прётесь после этого в поисках работы, а? – герцог привстал на локтях. – Скажи-ка вот мне, хохляндия?

– О-о! – простонал новоприбывший хохол. – Я-то тут причём? Спроси у политиков.

– Э-э, нет, мы у тебя спрошиваем! – поддержал герцога Скоморох. – Расценки нам вы сбиваете! А строить не умеете, как следует! С крыши он свалился! Так тебе и надо.

– Погоди, – перебил герцог. – Вот я вам расскажу, как я к сестре ездил о ту пору, горилку пить. Петро, её мужик, о-ох бандюга… – герцог потряс кулаком, выискивая подходящее слово. – Ну вообщем, я ему ка-ак вмазал!..

– И что?

– А он… там такая сковорода с ручкой… хватает её и по лбу меня! Фах! Я с копыт.

– Ну?

– Всё.

– Да? А кто за бутылкой побежит? Без неё нам всё равно не разобраться. Романтик, тебе когда костыли принесут?

Можно много чего ещё рассказывать о тех днях, что Виктор Палыч провёл в больнице, и, в общем и целом, скучно не покажется, но и весело никому особо не будет. Так, развлекали друг друга, как могли. Однако рассказ наш совсем о другом и заканчивается таким образом.

Полгода спустя Романтик (прошу прощения – вырвалось невзначай: к этим прозвищам так быстро привыкаешь!) … Виктор Палыч ожидал на платформе электричку; облокотясь на ограждение, курил. Мимо прошёл мужчина, показавшийся знакомым. Виктор Палыч, докурил, потушил окурок о край урны, поглядел в спину уходящему и, не успев ещё отдать себе отчёта в причине побуждения, пошёл следом. Мужчина остановился, повернулся лицом, Виктор Палыч приблизился вплотную и неожиданно для себя произнёс:

– Ну… что… дуэль?

На скулах знакомца обозначились желваки. Несколько секунд он покусывал нижнюю губу и вздрагивал прозрачными льдинками зрачков. Затем сделал быстрый шаг назад и, будто в тысячный раз – так это у него легко, заучено получилось, – перемахнул ограждение… Виктор Палыч проводил убегающего взглядом до автобусной остановки, где тот и смешался с толпой, притопнул всё ещё побаливающей ногой (не догнать, да и не в этом дело), сплюнул. Только войдя в вагон и усевшись на сиденье у окна, за которым по-зимнему начало пуржить, он ощутил страшную усталость. «А ведь была весна… Шесть месяцев как корова языком!.. А с какого рожна?»

«А может, этот тип решил, что я ненормальный? Проще удрать, чем связываться… Н-да, может, я и романтик, но явно последний… ну или предпоследний».

Короче, как ни поверни, а загадка так и осталась для Виктора Палыча неразгаданной.

«Главное в таком мероприятии», – з а годя напомнил себе Виктор Васильевич, – это вовремя слинять». (Ну, сбежать то бишь).

Он, видите ли, всего лишь неделю назад вернулся к жене из продолжительного отпуска… Короче, вновь сошлись. И это обстоятельство надо было бы закрепить хорошим поведением на встрече Нового года. А для этого надобно, что ли, заблаговременно вернуться хотя бы и помочь в сервировке стола… Поэтому Вэ Вэ – мы так, для краткости, будем звать нашего нового знакомого – быстренько, в первых рядах служебного застолья блеснул красноречивым спичем, пропустил пару-тройку рюмок и под шумок – сперва в туалет, затем в гардероб, а уж затем легче лёгкого – летучим пёрышком – в парадное офиса, а там и на электричку.

Город бурлил, пах ёлками, мандаринами и чёрт знает чем ещё, люди метались озабоченно, но целеустремлённо и беззлобно, в предвкушении продолжительного веселья. И Вэвэ, подчиняясь ажиотажному настрою народонаселения столицы, зажёгся тем внутренним нетерпением – удалось, удалось ему первое задуманное действо – слинять вовремя, значит и всё остальное будет в аккурат! – устремился к намеченной цели.

В электричке поначалу было битком – в сам вагон не протолкнуться. Вэвэ даже не рискнул закурить в тамбуре, но где-то за Долгопом слегка рассосалось, и он с удовольствием затянулся (убегая от застолья, он даже в туалете не курнул, боясь, что его поведёт , – вот нужда так нужда, не правда ли?). Тут он себе позволил раскрепоститься. А что? – до дому уж недалече, да и выпитые рюмки как-то выветрились. Надо тут к слову заметить, что Вэвэ был не столько слаб в ногах при подпитии, сколько, наоборот, его начинало затягивать, образно выражаясь, в водоворот капризных событий …

Вот он закурил, затянулся, стало ему хорошо, приятно, он тепло посмотрел на свою дырявую сетку, из которой торчал банан, отщепясь от остальных своих жёлтых собратьев, и виднелась серебряная головка шампанского. И всё бы хорошо, не будь вот тут же рядом в тамбуре этих юных сквернословов, в сущности уже не пацанов, потому как усатеньких, но почему-то до сих пор вот эдаких-разэдаких… Всего больше Вэвэ раздражал не сам факт сквернословия, а его беспочвенность, отсутствие необходимости в применении. Ладно, когда человек исчерпал весь свой обиходный словарь, а воз, как говорится, и ныне… ни с места и всё тут: ну не доходит до энтой треклятущей лошади, как прям до жирафа! Ребята как бы самоутверждались друг перед другом, хотя, повторим, имели давно уж крутые плечи и бритые подбородки.

А, чего там! – Вэвэ отвернулся. – Инфантилизм косолапый он и в наш век себя не исчерпал.

Но в эту минуту вошла женщина и, точно с испугу, ахнула, присела даже:

– Ой, батюшки мои! И что это вам, ребята, так нравиться выражаться? Ну понимаю, среди своих там где-то, не в общественном же месте… Да так грязно!.. Уж я привыкшая-привыкшая, и то уши вянут… Напугали!