Игорь Агафонов - Алхимик. Повести и рассказы

Потерплю немного и вылезу, решил Вэвэ упрямо, всё равно вылезу живой и невредимый, всем вам на зло, гадам-паразитам! Решить-то он решил, да что-то больно невмочь стало – такой охватило вонью, что он чуть ли не взлетел кверху, упёрся головой и чуть шею себе не свернул впопыхах. То ли крышка чересчур тяжеленная, то ли младой варяг нагромоздил на неё нечто из подручных средств. Ну уж нет! Вэвэ упёрся теперь не затылком, как в спешке это сделал, а загривком, упёрся так, что либо скобы под ногами заскрежетали, либо позвоночник. О-о-уф! Пошевелилась! Двинулась!

Вэвэ разгибался, словно Геракл в мифах. Но зато какой морозный воздух хлынул в его лёгкие, какая неописуемая радость охватила его… Только б другого Геракла поблизости не оказалось!

Вывалился Вэвэ наружу, оглянулся воровато, задвинул люк на горло вонючему колодцу-подонку и дунул за ближайший угол.

Там, однако, его никто не ждал к праздничному столу, стало быть, приглашения не последует. И пошёл тогда петлять Вэвэ поближе к платформе в расчёте заметить своевременно электричку, буде такая, или хотя бы ту тётку – умыться да отогреться у неё всё же теперь не помешало б…

Но стука колёс всё не доносилось, а звёзды на небе становились прозрачнее, ядрёнее, так что морозить начинало подходяще. И захотелось уже не на шутку в тепло, в домашний уют. «Однако лучше схватить машинёнку, чем воспаление…» – да денег вряд ли вот хватит. Хотя могут же попутчики сколотиться – на праздник кто только не опаздывает. И Вэве двинул в известном ему направлении. И тут – наперерез, точно грабители! – трое рыбаков с санками, к которым приторочены ящики, так резво-весело шли, подлецы, так хрустко шевелили валенками, так зычно выдыхали столбики пара изо рта, как мохнатые лошадки на марше, что Вэвэ невольно окликнул:

– На вокзал, что ль, добытчики?

– Не, – добродушно ответили маршировавшие. И так это у них получилось славно и слаженно: «Н-не – не – не!» Дескать, что ты, с ума сошёл! Мы не такие дурни – мы совсем в другую сторону!

– А чего ж так рано тогда? Обычно к утру примериваются.

– Да мы тут поблизости. Омуточек знаем.

Они, эти рыбаки, не были похожи на профессионалов, те б не ответили так, не продали так задешево своё местечко, значит – Новый год ребята двинули встречать. Действительно, как это он сразу не догадался?! Осрамился и тут. Вот незадача.

– А я вот пролетел мимо станции своей, гуляю теперь, – он вроде как прикидывался своим, наш Вэвэ. В другой раз и силком слово не выдавит, а тут само вылетело. И было, значит, в этом его слове что-то, что заставило заднего рыбака остановиться и глянуть на пролетевшего .

– Ну что ж тогда, чапай за нами, коли так.

Ох блин, и везёт дуракам, только и подумал Вэвэ о себе счастливо-счастливо. Аж в зобу спёрло от удовольствия и умиления. Не оскудела, значит, земля добрыми людьми!

Скоро и причапали. Тальничёк, закуржавевший искрящимся инеем, в ложбинке. Заливчик не то речки, не то ручья. Трое быстренько вгрызлись своими буравчиками в лёд, кинули в лунки мормышки и, как по команде, кинулись к своим сдвинутым санкам, быстренько разложили снедь свою нехитрую, бутылку достали. Раз и нолито всем. Кто-то глянул на часы: рано. И тот, что позвал за собой Вэве (который, кстати, топтался поодаль, не желая лишний раз о себе напоминать), вдруг спохватился:

– Э, мужик! А ты чегой-то, – он как бы даже икнул, – там? А ну вали сюда! – И напарнику своему: – Налей-ка этому гулёне нечаянному.

Вот таким счастливо-дурацкий образом Вэвэ держал в руках стакан в момент удара курантов. Приёмничек хрипел, подвывал зачем-то, но гимн прорезывался ощутимо, мощно, державно… И то ли от этого, то ли ещё отчего, у всех четверых навернулись слёзы.

А потом пошла всё же рыбалка. И почему она у них клюёт, и почему она у них в это время на крючок бросается, думал Вэвэ, переходя от одной лунки к другой. Он немного разбирался в подлёдном лове – сам потому что в детстве мормышничал, и летом баловался. Ноги у него всё же околели, губы одеревенели, потому он помалкивал и не лез с вопросами. А затем пришла мысль, что пора уже бежать, и не просто бежать, а прытко скакать, чтобы не замёрзнуть, чтобы не доставить хлопот благодетелям своим – замороженным трупом. И протрубив нечто невразумительное непослушным ртом, пожав всем троим руки, он кинулся наутёк по давешней тропке, и бежал так, не разгибаясь, в полупоклоне почти до самой станции. Там он, не думая ни о ком, кто мог бы ему досадить на этот раз, быстро прошёл вглубь тёмного зальчика и притулился на свободное местечко скамьи и забылся, как ему показалось, буквально минуты на три, не больше.

Но очнулся – уже светало. В испуге вскочил, глянул на часы, потому как уже почти все пассажиры покинули зал – значит, вскоре должен пойти паровоз . Посеменил к выходу, а навстречу из дверей, ахнувших морозным облаком, – собственной персоной знакомый Малыш. И неймётся ж ему дежурить ночь напролёт.

– Здрасте! А я уж думал, вы утопли в нечистотах. Совесть прям замучила.

– Ну так и пусти, раз замучила, – огрызнулся Вэвэ, но не очень зло, скорее равнодушно, потому что, во-первых, со сна, во-вторых, ослабила голосовые связки предательская дрожь отчаяния: нет, не пропустила фортуна, посмеяться просто решила, паузу лишь взяла, чтоб расслабился он, глупый. Обречённостью ослабли ноги в коленях, а то рвануть бы напролом в дверь неожиданно и, с толпой смешавшись, – да на электричку, чай не достанет, поленится, вдруг и впрямь совесть у человека не пропала окончательно. Ловит и ловит, гад, в новогоднюю-то ночь! У-у-у, ненавижу! Сил только нет разорвать на части! Убил бы, правда!

Но! Взял Малыш нашего Вэвэ под локоть и повёл… почему-то не через зал, в кабинетик свой, а на улицу. Знать, в другом месте у него кабинет, за платформой, – так подумал Вэвэ, понуро следуя в тисках молодцовой хватки милиционера. Чёрт с ним, как будет, так и будет.

И здесь – это какая-то дьявольщина, в самом деле: у Вэвэ даже рот открылся – к ним стремглав неслась та самая женщина , укутанная шалью, и похожая теперь скорее на тётку-торговку. До самой последней секунды Вэвэ не верил – мимо, может, проскочит? И обознатушки вам, ребятушки! Нет, вцепилась в свободный локоть милиционера, заговорила просительно, с позывом на истерику:

– Отпусти! Отпусти, Бога ради, человека! Он из-за меня, мож, и пострадал, а вы, как звери!

– Куда отпустить?! – вдруг тоже взвился парняга и так головой вздёрнул, что шапка съехала набекрень.

– На электричку отпусти!

– А я его куда веду?!

Пауза.

И дальше пошли втроём. Малыш дышал рассерженно, тётка придыхивала с посвистом, а Вэвэ ни дыхания своего не чуял, ни ног.

– Отпусти его, как же! – уже на платформе, отчего-то весело, сказал милиционер, – сиганёт опять в колодец. Не-е уж, прямо в вагон и засуну. И дверь посторожу, чтоб не выпрыгнул