Игорь Агафонов - Соблазн. Проза

– Говорю им: дайте послужить в церкви вашей, всё равно она у вас в забросе… Они же мне: вам там самому не понравится… И продать отказались… Пусть теперь суду объясняют свои коммерческие соображения…

Посетили часовню. После этого Сява повёл владыку в свой кабинет:

– В мою келью теперь пожалте…

«Хороша келья! – не унималась в Тимофее устойчивая оскорблённость. – Музей впору открывать…»

Между тем Сява одаривал разными раритетами гостя с намёками на то, что обмен адекватный быть должен («Ты же ж мне мощи привёз…») – в частности, иконой Ильи-пророка, ещё какой-то складной – триптихом… Ещё что-то, ещё… у владыки уже из рук вываливалось, а он всё, вроде смущённо:

– Нет, мне всё нравится, нравится, – и поспешно, не без слабо спрятаной лукавинки – теперь уже в слегка рокочущем голосе, прибавлял: – Но зачем всё сразу отдавать?

– Не могу ж я дарить всякую ерунду … – невпопад и непривычно елейной скороговоркой откликался Сява, сбиваясь совсем уж на дискант… – Ведь мы должны предлагать всегда лучшее, что имеем, не так ли? От самого сердца. Обмен должен быть равноценным, дабы человек не сожалел о прежнем…

На это владыка уже неприкрыто хмыкнул.

Внизу, в гостиной, владыка одаривал уже сам, в том числе и подоспевшую из сада-огорода под благословение Надю. Ей – туфли-сабо, какие бы мог носить старик Хоттабыч, Тимофею – киргизскую тюбетейку, вышитую стеклярусом («Наверно, это ей причиталось… стеклярус этот»), Сяве – роскошный киргизский халат тонкой белой шерсти с капюшоном… Сява Елизарыч от удовольствия чуть ли не заквохтал. Таким внутренне суетливым и непомерно трындычащим он представился Тимофею впервые, и это ещё больше покоробило тот образ, составленный им для своего сочинения.

Чуть позже, оставшись в гостиной один на один с шепчущим телевизором – Надя убежала на кухню, а владыку Сява увёл в прихожую, где было удобно включить мобильник на подзарядку, – Тимофей нечаянно услышал разговор о себе:

– А кто это у вас такой су-урьёзный, родственник?

– Да писатель. Книгу обо мне сочиняет.

Владыка на это:

– О-о, такая работа хороших денег стоит…

И тут Сява, до сего мгновения будучи непривычно многоречивым, примолк аж минуты на две… Тимофей даже приподнялся из кресла, полагая, что собеседники отошли в дальний край коридора к запасному выходу в сад, и опасливо выглянул в прихожую… Нет, оба стояли неподалёку у трюмо – владыка разматывал шнур адаптера и косился на себя в зеркало, а Сява стоял рядом с каменным лицом, точно подавился плохо прожёванным куском… Тимофей бросился назад в кресло и прибавил звук в телевизоре.

«Что ж такое? – возникло у него странное предчувствие – чего-то неприятного, но чего именно, освоить он пока не мог. Назвать паузу зловещей он ещё не догадался. – Странно как-то сегодня я… – сказал он себе, стараясь успокоиться, – второй раз приходится подслушивать… и скрываться. И странная пауза эта… Что же он думал: задарма ему будут книгу строчить?..»

Позже Владыка раскладывал мощи из пакетиков с бумажными бирками в золочёную мощницу, которую Сява заказал загодя – по-видимому, за немалые деньги, – стоял он перед ней то на одном колене, то на другом. Сява с Надей и Тимофеем наблюдали сие действо, сидя в креслах. Вдруг владыка отстранился от мощницы и поспешно стал перебирать оставшиеся на столе пакетики:

– Здесь две одинаковые ячейки! Да! Вот только что положил сюда святого… и опять он же.

Сява растерянно что-то залепетал про изготовителей реликвии, Надя же сразу подала идею заказать добавочные таблички и прикнопить или приклеить…

– Можно так?

Сява болезненно поморщился, но возражать не стал, а Владыка расхаживал теперь по гостиной, затем вышел в коридор к мобильнику…

Смутно как-то посмотрев на Тимофея, Сява сказал уставшим и знакомым – своим? – упавшим голосом:

– Поезжай-ка, слышь, домой, Тимоха…

***

По дороге и затем уже дома Тимофей ещё долго анализировал день своего регистраторского присутствия. Больше всего его покоробило, как бесцеремонно его выпроводили (он, кстати, и сам уже устал и хотел отпроситься…), и, главное, тоном – совершенно равнодушным: Сява уже целиком погрузился в себя, что-то натужно соображал, прикидывал – и регистратор для него сделался попросту раздражающей помехой, отвлекающей козявкой…

– Зачем он меня приглашал – вот любопытно мне?! Я что, священнослужителей никогда не видел? Покрасоваться вздумал – вот ко мне епископы наезжают, святыни везут?.. А спровадил как своего личного секретаря – уже за ненадобностью! – чтоб лишнего не зафиксировал?..

Вспомнил также: батюшка Роман (улыбка которого и глаза сразу расположили к себе Тимофея) после службы в прошлую субботу за чаепитием в часовне сказал, когда речь среди прихожан зашла о памятнике погибшим на войне: «Хорошо бы воздвигнуть, да». На что Сява ответил после некоторой заминки: «На это есть власти – администрация прежде всего, политики. Вот, пусть сооружают. Это их прямое дело».

– То есть его волнует лишь собственный профиль и анфас?.. Э, брат ты мой, да у тебя комплексы!

Мелочи всё всплывали и всплывали в раздражённой памяти… Вот в первый раз Тимофей приехал к ним… позвонил у ворот раз, другой, третий, подмигнул в камеру наблюдения. Звонок может, не работает? Шагнул к своей машине – посигналить, но передумал, направился к часовне; осматриваясь, обошёл вокруг… За кустом, закрывавшим его машину, услышал голос Сявы Елизарыча:

– Глянь, какая у него драндулетка.

– М-м… ага, – голос Надежды Никитичны.

«Конечно, куда моей против вашего крутого внедорожника, – усмехнулся Тимофей и чуть было не сказал вслух: куплю получше на гонорар за книжку…»

А как прочёл ему Сява чуть ли не лекцию про взятки? (Вернее, так подумал тогда Тимофей, что лекцию и про взятки). В действительности, похоже теперь на то, что суть в ином: Сява готовил его уже к расчету, намекал на финансовые затруднения? Красная же нить лекции подразумевала вот, видимо, что. Президент постановил платить предпринимателям отныне в казну семьдесят процентов от прибыли. Поначалу чиновники растерялись, а погодя чуток воспрянули, и как ни в чём ни бывало, своим клиентам:

– Ты что, не знаешь, куда деньги нести? Неси ко мне. И те же семьдесят процентов требуют. И это при нашем-то дорогом ВВП.

«При ком, при ком?» – хотел уточнить Тимофей, но тут вошла Надежда и позвала к столу.

«Ах да, что-то ещё там было… на чаепитии. Что? Ах да…» Один из чаёвников – поэт, под восемьдесят лет. Бросил пить – принялся стихи сочинять. На актуальные политические темы – про Севастополь, например. Был город русским, стал украинским. Про давнюю любовь в юности. Очень всем нравится. Читает на бис. С ужимкой на стеснительность – не обременю ли чересчур ваше внимание? Давай, давай. Подспудное у всех присутствующих на лицах написано – всё, мол, лучше, чем водяру хлестать. Тимофей вместе со всеми похлопал.