Михаил Кранц - Охота на гончую

– Ника! Ника! Ника! – неслось в такт размеренной, по-прежнему твердой поступи легионеров.

«Черепаха» оправдывала свое название: наступала она медленно и неуклюже. Но те скупые шаги, что удалось сделать под градом стрел, были для каждого здесь ценней всех дворцов и сокровищ мира. Чуть вперед – и пролетит мимо, над головой по дуге, твоя пернатая смерть. Вперед – и в испуге шарахнется конь, налетев на внезапно выросшую преграду. Дрогнет рука, разматывая аркан, скользнет бессильно вражий клинок, опоздав на долю мгновения… Но все решит битва: лишь она проверяет истинность полководческих догм.

«Секунда кажется вечностью» – расхожая фраза, затертая бесчисленными языками до дыр. Но кто из твердивших об этом хоть раз пережил подобное? На гребне людской волны Николай чувствовал, как упала на спину мертвым грузом и давит миллионами лет усталость прошедшей ночи. Сандалии – будто оковы, каждое звено убогой кольчужки всей тяжестью гнет к земле. И неподъемный, ломающий руку щит, будь он проклят! В мире вчерашнего сна Николай был едва ли не богом. Но здесь он ощущал себя слабым, ничтожным, чужим – до тех пор, пока два войска не сшиблись друг с другом в неистовой жажде убийства. Для самоуничижения больше не было сил.

Шум, скрежет неслись, будто прямо из ада. Вставали на дыбы кони, а следом – усеянная телами земля. Смерть была совсем близко, мелькая в налитых кровью глазах лошадей и всадников. И с нею – безумие, рука об руку…

– Ника!!!

Заревой всполох вдруг охватил полнеба. Исполинского роста женщина вздымала над горизонтом меч – точь-в-точь монумент победы в традиционном стиле. Только вместо бронзы – пламя и раскаленные докрасна облака, что струились, как складки одежды. Богиня явилась на зов героев. Или нездешняя, чуждая сущность воспользовалась призывом, чтобы, наконец, пройти в этот мир?

Навстречу словно из огненных недр земли поднялась живая гора и с ревом выбросила вперед могучие лапы-оползни. Монстр и богиня сцепились в яркой, ослепительной вспышке. А когда пелена упала с обожженных глаз, Николай разглядел лишь пыль от копыт мчавшей в разные стороны конницы. Легионерам же просто некуда было бежать.

* * *

– Смотри! – прохрипел раненый Краддок, приподнявшись на локте.

У самого горизонта что-то невероятно громадное бесшумно двигалось, извиваясь, как отрубленное щупальце спрута. Взметнулось, застыло, все больше похожее на окаменевшую руку с когтистыми пальцами. И рухнув, будто подкошенное, ударило кулаком по земле. На этот раз звук услышали все. И явственно ощутили, как твердь колышется под ногами.

– Это, должно быть, Астур, бог хунну, – со странным до жути спокойствием произнес кто-то. – Вернее все, что от него осталось. Грязные варвары наконец поплатились за свои набеги.

– Ники тоже больше нет, – морщась от боли, откликнулся Краддок. – Сгорела от ран, рассыпалась пеплом. Сдается мне, все боги смертны. И убивают они друг друга, прямо как люди – за земли и власть.

Никто не прервал святотатца, хоть в легионах и чтили древних богов гораздо охотнее, чем Христа. И дело было не в черной неблагодарности. «На войне нет безбожников», – учил Николая чужой, позаимствованный из книжек опыт. Но здесь и сейчас уцелевшим вряд ли хотелось веровать или даже верить. И уж тем более не хватало сил изумляться. Страха – и того не было, ведь его всегда питает хоть слабая, но надежда, которую боязно потерять. А впереди мог ждать только ад новых битв – что может быть хуже, если воюешь по принуждению?

Николай безразлично смотрел, как тают, словно туман на ветру, остатки разрубленной туши. Бог хунну, надо же! И его тоже призвали верные почитатели? Вот и бегут теперь, сломя головы… Да и вообще, что они делают здесь, эти варвары, чья родина в половине земного шара отсюда? А, к черту! К Астуру и всем иным-прочим! Сбитые наземь всадники в косматых звериных шкурах уже ничего не ответят. О своих думать надо – живых и мертвых.

– Степь горит! – привел в себя Николая тревожный крик.

Ветер катил по равнине широкие волны пламени. Дым застилал небо, до боли резал глаза. Воздух дрожал и гудел, как натянутая на барабан кожа. Глядя на огненный шторм, Николай не мог убедить себя, что этот пожар – лишь жестокая игра природы. Словно море напалма разлили вокруг. Или у вечно юных богов кровь такая горячая?

Ветер задул сильнее, и стало уже не до шуток. Степная трава занималась дьявольски быстро – не то, что разрозненные колючки в пустыне! Было ясно: пожар не пройдет стороной.

«Прочь! – вопили хором инстинкты. – Прочь от огня, к реке, на другой, спасительный берег!». Лишь по привычке скованного дисциплиной легионера Николай оглянулся на остальных.

Никто не подался назад. Иные будто и вовсе сошли с ума – жгли траву перед наступавшим огненным валом! Впрочем, Николай знал этот старый, как мир, способ отбросить пламя, в одночасье лишив его пищи. Вот только сам не вспомнил, не пришло в сдуревшую от паники голову.

Встречный огонь не тушил пожар, но заставил его отступить на время. Вокруг кипела работа – легионеры вязали в снопы траву, быстро высохшую на горячем воздухе. Шатры превращались в мешки, набитые сеном, и каждый такой наспех сделанный плот мог удержать на плаву несколько воинов с боевым снаряжением. Даже спасаясь, нельзя было бросить доспехи и меч.

– Возьмем с собой и щиты! – услыхал Николай знакомый голос с рычащим германским акцентом. – Сам дьявол не знает, что ждет нас дальше!

Вместе с рыжеволосым тевтоном Ульриком плот спускали на воду еще двое. Николай им помочь не мог – был занят тем, что осторожно вел под руку Краддока, потерявшего уйму сил. С другой стороны раненого поддерживал Осия.

– Плывите с нами! – окликнул их неугомонный Ульрик. – У нас еще мало людей, места хватит.

У самого берега Николай едва не упал, ступая по скользкой, окровавленной плоти. Мулы, погонщики-рабы из обоза – по Римскому праву, всего лишь движимое имущество… Прежде Николай не поверил бы, что залп из множества луков может разорвать тело буквально в клочья. Теперь убедился, но легче от этого явно не стало. Точно такая же кровь присохла к его рукам – все-таки убил этим утром кого-то. Только холодная речная вода помогла одолеть тошноту.

Мягкое, вязкое дно вдруг ушло из-под ног, и Николай забарахтался, держась за неровный бок плота. Свободной рукой приходилось грести, толкая плавучий стог сена вперед. Дружные усилия пятерых легионеров медленно, но верно делали свое дело. Шестой – раненый Краддок – возлежал на плоту, как римский аристократ на роскошном ложе. Но вряд ли был столь же счастлив: лицо его исказила боль.

На середине реки показалась либурна. За нею двигалась целая стая рыбацких лодок. На плотах восторженно закричали – так приветствуют друзей и спасителей. И многие даже не успели понять, что случилось, когда стрелы вновь пошли косым ливнем, теперь уже над водой.