Юрий Серебрянский - Счастливая жизнь зарубежного человека. Повести и рассказы

Киргизия – это не здесь. Здесь музыка, шипение моря, пиво и звезды.

– А родители что сказали по поводу твоего увольнения? – Андрей держал в руке банку «Баварии». Его нога шевелила растопыренными пальцами не в такт музыки. В такт неприятному ощущению высыхающего на коже песка. Он светлый. Сгорает здесь даже от отраженного в воде солнца. Но все равно мы часто сюда ездим.

– Поняли, наверное. Главное, я ведь вернулся в Алматы.

– Совсем плохо там было?

– Я еле-еле зиму пережил. До сих пор иногда кашель нападает.

– Ты же в январе только в Африке был, там жарко, да? – мы не виделись с Андреем почти год. Он не изменился. Мы не изменились. Здесь, на Иссык—Куле. Все те же студенты.

– Там плюс двадцать шесть уже считается жарко.

– Да ладно!

– Серьезно, наш таксист Майкл все время потел, а я никак от Кокчетава отогреться не мог.

– Негров много?

– Да, Я понял теперь, как они себя у нас чувствуют. Идешь по улице – одни черные головы и твоя, выделяется. Хотя на улицу нас не пускали. Только из отеля в Гигири и обратно.

Принесли сига. Лоснящуюся лепешку копченого цвета.

– Привез что-нибудь? – мы начали ломать с разных сторон.

– Да так, сувениры. Копье.

– Покажешь потом? – мы стали разговаривать сквозь зубы, пережевывая рыбу.

Столики вокруг незаметно освободились, хозяин собрал их и уже складывает потихоньку прилавок.

– Пойдем на берег, – говорю.

– Я только обсох, – Андрей обул сланцы.

Мы пошли по широкой аллее к берегу и, ступив на песок, оказались под звездной картой.

– Я должен был видеть там Южный крест. – Я ковылял по песку, глядя вверх.

– И что, видел? – Андрей медленно шел следом, нес сига в газете.

– Да, видел.

Я остановился. В сланец попал песок. Я брезгливо затряс ногой.

– А как заседания проходят? – Силуэт Андрея на фоне таинственно подсвеченных фонарями старых деревьев у выхода к пляжу. Длинная тень высокого человека.

– Как в новостях показывают. Сидят амфитеатром. В костюмах. По регламенту выступают профессора. Россия, США, Россия, США, Франция какая-нибудь влезет. Китай. Остальные слушают и голосуют. Есть три кнопки. Но самые нужные кнопки – смена языков. Минуту на французском послушал, две – на китайском. Испанский мне понравился. Потом фуршет и домой. В аэропорт.

– И тебе это надоело? – Мы уже дошли до грибка и сели, разложив сига и откупорив по банке.

Мимо прошла какая-то парочка. Босиком. Между морем и нами. Парень миролюбиво посмотрел на нас.

– Надоело. Самое приятное, когда суточные раздают. Никогда не знаешь, сколько. Все страны, такие как наши, стоят в очереди, получают в окошке деньгами или чеками. Я, когда там получил на руки, сразу пошел в туалет, спрятал в карман на трусах и все заседание проверял.

Смотрел за другими, многие тоже щупали пиджаки.

Дали на второй день. Я сидел рядом с членом киргизской делегации. Мы по алфавиту рядом и вообще. Так он за ужином в отеле напился от счастья. Все подсчитал уже во время докладов. И на ремонт хватит, и на мебель. Но дело не в деньгах. Хочу жить у моря. В стране с морем. Ты не хочешь?

– Да можно, – Андрей смотрел на полоску прибрежных огней.

– А я, прям, сильно хочу. Чтобы можно было в любой момент у моря оказаться. Сел на машину и раз, и вот оно.

– И что, тот киргиз? Вы переписываетесь?

– Ни с кем не переписываемся, я совсем ушел. Что я ему напишу?

– Что ушел жить у моря.

– Вот зря ты смеешься. – Мы уже неплохо выпили, и пора было возвращаться в корпус.

Снилась Африка. Низкорослые деревья – жалюзи, листьями вверх. Марево взлетно-посадочной полосы на закате. Созвездие Южный крест. Я четко видел его во сне.

Но, когда утром открыл глаза, не мог вспомнить, как оно выглядело.

Я много раз привозил своих туристов в этот темный переулок Асока. Каждый раз пользовался своим преимуществом видеть все лица, стоя в проходе автобуса с микрофоном в руке. Лица людей, которым это интересно. Нормальные люди. В жизни без отклонений. Я понимаю их. Они просто не воспринимают тайцев людьми. И девочки эти для них – обезьянки, и об этих приключениях они пишут потом на форумах в Интернете: «Снял сегодня двух смазливых обезьянок» или «Развлекался сегодня с одной обезьянкой за двадцать пять долларов. Делала все».

Асок вымирает после шести вечера. Гаснут витрины первых этажей, многие наглухо закрываются вертикальными жалюзи. С наступлением темноты большинство тайцев укладывается спать, так что свет в окнах квартир – не везде. Прохожих здесь нет. Темнеют очертания эстакады вдоль дороги, но огней машин не видно за высоким бетонным ограждением.

Подхожу к предпоследнему ряду сидений, покачиваясь в такт движения автобуса.

Там у меня семья интеллигентных ленинградцев, мы вместе были вчера на сафари. Супруги в возрасте, с ними взрослый сын. Интеллигентный парень моего возраста. Всегда испытывал симпатию к питерцам и ленинградцам за это их качество.

Когда я рассказываю в микрофон скабрезные подробности предстоящего шоу и украинцы на передних местах смеются и выпивают, эти трое напряженно сидят, опустив глаза. Как будто именно их заставят участвовать.

– Извините, может, мы вас завезем в ресторан по дороге, – выключаю микрофон. Туристы уже и так завелись. Смеются.

Женщина вспыхивает, как будто я сказал ей непристойность. Стройная, подтянутая. Но старость уже выпила из нее много. Одета не по-курортному. Не представляю их в местных майках с надписью, типа «Good guys go to heaven, bad guys go to Pattaya».

– Нет, спасибо, мы уже заплатили за экскурсию Лене, – с акцентом на Лену.

– Но Лена, – делаю паузу, – не объяснила вам подробностей?

Молчат.

– В любом случае, деньги не возвращаются. – Сажусь на свое место в первом ряду.

Не хочу сегодня проблем с туристами. Господи, насколько я уже разложился? Только деньги и проблемы. Вернее, их отсутствие. Отсутствие проблем меня интересует в последнее время.

Мы сворачиваем в темный переулок. Неуклюжий с виду автобус виртуозно проходит между задницами такси и бетонным ограничителем. Справа темная многоярусная парковка, слева офисное здание. Строения этажей сорок высотой. Для меня – алматинца – первая мысль в таком месте: «а что если тряхнет?» Но здесь точно не тряхнет.

В конце переулка вход в подвал. Место это напоминает мне гонконгские боевики. В таких переулках банды обычно обменивают товар на деньги. Все здесь говорит о тайской конспирации. Особенно ярко-красная вывеска над входом в подвал. На ней, правда, не надпись, а мигающая желтая танцовщица из оракала. Шоу запрещены. Знают о них все, значит, знают и полицейские. Здесь каждый вечер собираются вереницы тук-туков. Парковка такси всегда забита, рядами стоят яркие автобусы самых известных туристических компаний. Они не помещаются в переулке, и обочины дороги красноречиво говорят о популярности заведения.