Юрий Серебрянский - Счастливая жизнь зарубежного человека. Повести и рассказы

У входа длинноволосый хозяин с непроницаемым лицом. Высокий для тайца. Одет по-ковбойски. Суров. Олицетворяет собой невозвратность оплаченных клиентами денег. Мне даже не приходится ничего объяснять. Наша группа, переглядываясь, идет ко входу.

– Программа повторяется каждые полчаса. Без остановки. Поэтому встречаемся здесь в половине двенадцатого примерно.

– Инсайд но фото, но видео, – напутственно благословляет входящих хозяин. Несколько раз повторяю заученные правила. У меня тридцать человек. Бог знает, сколько там уже внутри. Других автобусов я не видел, но на парковке скучают шесть такси. Кивком здороваюсь с хозяином. Он улыбается мне. Он умеет и улыбаться.

Я спускаюсь вниз.

Круглая сцена покрыта зеленым сукном и неярко освещена. Луч света очерчивает ее границы. Он яркий, как в цирке. Вокруг на стульях вижу своих туристов вперемежку с какими-то иностранцами. Зал почти полон. Накурено. Громкая быстрая музыка мешает не только говорить, но даже думать. На шесте вертится голая непривлекательная танцовщица.

Большинство таек с нормальными пропорциональными телами. Но в такое шоу идут только самые неперспективные для секс-индустрии.

Моим начинают разносить напитки. Я доволен.

Иду к барной стойке. Здороваюсь с девочками. Вызываю даже небольшую бурю восторга. Эта игра повторяется каждый раз, когда я сюда являюсь. Я знаком уже со всеми. Моему приходу искренне рады. Иногда мне неудобно перед туристами. Я понимаю, что они думают, видя меня в окружении голых улыбающихся девиц. Мне стыдно за это свое неудобство. Они ведь такие же люди, как и я, хоть и голые сейчас. Тайки как всегда навеселе. Фун, моя хорошая знакомая, приносит бутылочку кока-колы.

Я говорю: «Спасибо», – и улыбаюсь.

В прошлый раз она рассказала мне о своем парне в Твери. Он обещает за ней приехать. Внутри клуба все, кроме сидящих на стульях жадно пожирающих анатомию танцовщиц туристов, пританцовывают. Тайки разогреваются перед выходом на сцену. Бармен веселит сам себя. Невольно и я начинаю притопывать. Зеркальный шар под низким потолком создает ритмичное мельтешение, скрывая убогость оформления зала и тесноту подвального помещения.

Фун что-то пытается рассказать мне. У нас спокойные, ровные дружеские отношения. Познакомились мы на первом же шоу. После пяти посещений клуба я, наконец, перестал пялиться на ее половые органы в то время, когда она сидела на высоком барном стуле. Потом меня перестала интересовать и ее грудь, подпрыгивающая в такт музыке и приступам смеха. Осталось только лицо и плохой английский. Об этом парне в Твери я понял только с третьего раза. Выразил надежду, что он ее когда-нибудь увезет в Тверь. Но сразу поправился: «Лучше бы вам оставаться здесь».

Быстрая музыка сменилась популярной романтичной мелодией. Свет приглушили. Не буду говорить, какая это мелодия. Хорошая. Я раньше такие любил. Но теперь многие западные медленные песни просто не могу слышать.

На сцене начался секс. Женщина с маленькой обвислой грудью пытается возбудить мужчину, закрывшего глаза, мучительно сжав веки. Физиология. Каждые полчаса. Вокруг из прокуренной темноты пятьдесят пар глаз. В конце концов у них все получится.

Ненавижу это скотство. Я немного знаком с обоими. Кока-кола допита. Фун на сцене. Выхожу на улицу. Мой гид болтает по сотке, сидя на бетонном парапете. Смеется в трубку.

Поднимаюсь в автобус. В предпоследнем ряду семья ленинградцев в полном составе. Помню их в зале. Сажусь на два ряда впереди. Наступает неловкая тишина. Я закрываю глаза. Мне приятно. Эта неловкость устроена мной.

Минут через десять в автобус группками начинают возвращаться туристы.

Чувствую тяжелую руку на своем плече и открываю глаза.

Мужик из Украины. Я помню, как заселял его, утомленного перелетом, в гостиницу этим утром. Детишки спали, сидя на чемодане, свесив головы, пока мы заполняли формальности.

Улыбается.

– Ну и повезло же тебе с работой!

– Да.

– Таиланд – это вообще другая планета! Ну и повезло же тебе!

– Нет, не другая. – Кажется, выпадаю из роли. Но хочется иногда с кем-то поговорить. Пересаживаюсь к окну, уступая ему место рядом.

Два сильных удара по стеклу с той стороны. Мужчина и девушка из нашей группы. Прилетели вместе. Не знаю, кто они друг другу. Не было времени решить. Стучал мужчина. Девушка артистично жестикулирует. На ней белая майка.

Объясняет, что они остаются. Машу им на прощание рукой.

Украинец уже сидит на заднем диване. Пьет энергетический коктейль из тонкой бутылочки. Рывок и скрип.

Автобус трогается задом.

В Праге мне постоянно хотелось пива. Оно здесь очень вкусное. Особенно темное, которое у нас или слишком дорогое баночное, или разливное местное.

А вкусное именно разливное темное чешское пиво.

На Староместской площади царит космополитизм – в киосках, которые вы почему-то называете палатками, продается все что угодно в такую холодную погоду в таком удивительном месте. Сувениры, национальные головные уборы, которые можно приравнять к сувенирам. Шашлыки из всех видов мяса. Трдло – традиционные вертушки из слоеного теста.

Горячее вино – но не глинтвейн, с пряностями, а в чистом виде. Сварняк, так его называют чехи.

Чешским языком можно сказать такие вещи, которые русским никак не скажешь. По крайней мере кратко не скажешь. Сварняк, зеленина (это овощи), много. Я сейчас все не вспомню.

В Карловых Варах (это городок почти в ста километрах от Праги) есть место, скала, возвышающаяся над городом. По легенде, именно с нее сперва спрыгнул в источник олень, спасавшийся от Карла, а за ним и сам Карл, распаленный охотничьим азартом. Карл оценил целебность источников, в благодарность установив на скале памятник оленю. Место, конечно, назвали Олений скок. Вот вроде ясно как это, олений скок, и логика есть. А по-русски так не скажешь.

Засуетились какие-то укутанные азиаты – возможно, японские туристы, стоявшие под высоченной готической башней. Там что-то происходило с часами. Кажется, все святые проходили чередой после того, как чертик покачает вилами. Красивые часы с какими-то астрономическими устройствами. Время по ним определить очень сложно, детали все время отвлекают.

Освободилось мое место у ларька с разливным пивом, и я попросил большой пластиковый стакан темного. Несмотря на холод, всего градусов десять выше нуля. Просто очень хотелось пива.

Посредине площади, окруженная по всему периметру киосками, как повозками мятежных гуситов, возвышалась сцена. Музыканты, отстраивая аппаратуру, спели три песни на чешском. Хороший такой, правильный рок. Группа студентов, занимавшая не самую выгодную позицию к сцене, зато близко к ларьку со «сварняком», дружно зааплодировала.