Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

– Ты знаешь, я ее очень боюсь. Она мне все время угрожает, что расскажет тебе, что я ее бью и насилую. Я боюсь, это может разлучить меня с тобой. Поэтому делаю все, что она скажет. Я думаю, она ревнует тебя ко мне. В силу своей эгоистичности так себя и ведет.

Далее несколько повеселевший голос матери вещает:

– Неужели ты серьезно думаешь, что я могу ей поверить?

1985 год, февраль – март

В начале февраля у нашего класса экскурсия в Берлине. Мне хочется поехать хотя бы ради того, чтобы пять дней побыть вне дома. Да и сама поездка видится мне интересной. Мы сами будем гидами. Каждый должен приготовить реферат о заранее оговоренной части города, квартале, улице или даже доме и на месте рассказать. Мы едем туда на специально заказанном автобусе. Крис сказал, что до автобуса меня довезет, поскольку тащиться с сумкой пешком неприлично и это плохой стиль. Он все тянул время. Я не люблю опаздывать, поэтому не стала его ждать – и ушла. Мне идти до школы не более пятнадцати минут медленным шагом. Я уже поднималась в автобус, когда он зачем-то подъехал и начал мне раздраженно высказывать претензии, что я ушла. Я не стала его слушать, быстро поднялась и села на первое свободное место. Дверь автобуса закрылась, и мы поехали. Я глянула в окно, Крис стоял у машины, явно раздосадованный. Я услышала, как рядом сидящая спросила меня:

– Это твой отец?

– Нет, любовник моей матери.

– Я так и подумала.

Оказалось, что я сижу рядом с примадонной местного значения, – Жанет. Мной в принципе не интересовался никто из класса. Тем более мне было удивительно слышать вопрос по моему поводу от нее. Она была всегда в центре внимания, не прикладывая для этого никаких усилий. Мне казалось, что все мальчики нашего класса были в нее влюблены. Девочки хотя и завидовали ей, тем не менее старались держаться к ней поближе. Было странным, что возле нее оказалось свободное место, на которое я и приземлилась. Я не рассчитываю, что она будет со мной беседовать, достаю книгу из рюкзака. Пока закрываю рюкзак, книга в руках у Жанет. Она меня снова удивляет:

– Ты тоже любишь Достоевского? Классно, читаешь его по-русски. «Братьев Карамазовых» я не читала. «Идиот» и «Игрок» произвели впечатление.

Жанет всегда говорит кратко и тихо. Учителя сердятся на нее за это, но она внимания на их замечания не обращает и голос не повышает. Выглядит она всегда очень экстравагантно. Ее волосы, которые еще на прошлой неделе имели слегка розовый оттенок, сегодня фиолетовые, губы и ногти тоже фиолетовые.

Я не заметила, как пролетели эти три часа в дороге за беседой с ней, в тихом спокойном обмене мнениями о прочитанных книгах. Наши восприятия событий и героев книг были различны, но мы без проблем понимали друг друга. Я почувствовала, что ее анализ глубже моего. Вероятно, оттого, что палитра чувств, пережитых ею, много обширнее моей.

В Берлине для нас была забронирована гостиница «Приют для молодежи». Не очень комфортная, зато дешевая. Когда автобус остановился у гостиницы, все заспешили, чтобы скорее поселиться и как можно быстрее пойти шататься по городу, так как сегодня свободный день от общих мероприятий. Мы с Жанет вышли из автобуса последними. Постояли за углом гостиницы, пока она выкурила сигарету. Когда мы подошли к ресепшн, женщина, сидевшая за стойкой, уставившись на нас, сказала, что мест для девочек больше нет, поскольку в каждой комнате по четыре двухэтажных кровати и восемь девочек она уже поселила, а еще две комнаты для мальчиков. Она послала за нашими учителями. Оказалось, что в комнатах для мальчиков есть еще два места. Нашим обоим учителям мужского пола после горячих споров со служительницей гостиницы пришлось перебираться в комнаты мальчиков. Мы же с Жанет, не проронившие за все время дискуссий ни слова, поселились в двухместном номере, предназначенном для учителей. Бросили сумки и пошли побродить по городу и поесть. С первого же встретившегося телефона-автомата Жанет кому-то коротко позвонила.

Мне казалось, что мы бесцельно бредем по улицам Берлина. Жанет рассказывает мне о жизни Марлен Дитрих. О том, как она вместе с воюющей американской армией шла по фронтам, сражаясь своим искусством; как вернулась в Берлин, надеясь, что коричневая чума ушла и освобожденная Германия оценит по достоинству ее как борца и освободителя, но общество встретило ее очень сдержанно. Многие, в головах которых еще сидела эта глубоко вбитая льстящая националистическая идеология, не приняли ее. Она умерла в Париже. Нужны поколения, чтобы полностью освободить душу от фашистской заразы.

Потом мы садимся, как мне подумалось, в первый попавшийся автобус, проезжаем пару остановок и снова не спеша бредем по улице. Доходим до Potsdamer Platz. Жанет останавливается у двери шикарного ресторана и берется за ручку. Я поспешно говорю:

– А у нас хватит денег заплатить за обед здесь?

– За таких красивых девушек, как мы с тобой, всегда найдутся те, кто с удовольствием заплатит.

Она смело заходит, и я вижу, как мужчина встает из-за столика ей навстречу. Жанет вся преображается. На губах появляется игривая улыбка. Походка становится легкая, как у кошки. В глазах как будто включаются лампочки. Она подходит к мужчине так близко, что касается его грудью. Мужчина млеет от ее прикосновений и поцелуя в губы. Такого нежного нараспев голоса я еще у Жанет не слышала:

– Ах, Герхард, мы всю дорогу так спешили, так торопились, но опоздали немного. Я надеюсь, ты не очень скучал. Позволь тебе представить мою маленькую подружку. Она очень хорошенькая и очень умненькая, но еще слишком юная. Она действительно слишком юная.

Она делает ударение на слове «действительно», грозит пальцем Герхарду и говорит несколько капризным тоном:

– Мы страшно голодные. Чем ты нас будешь угощать?

Герхард протягивает нам меню. Уже от цен на первой странице мой аппетит тут же улетучивается. Я шепчу:

– Жанет, я не знаю, что я могу заказать.

– Я тебе закажу.

Жанет разговаривает с официантом очень уверенно:

– Пожалуйста, два Fricassee с Gratin dauphinoisе и на десерт Le Pastis gascon. Ребенку воду, мне бокал Chablis.

После «ребенку воду» у официанта не появляется идеи спросить, сколько ей лет.

Герхард довозит нас до гостиницы. Я выхожу, Жанет остается. Я выполняю то, что она меня попросила сделать: снять с защелок пожарную дверь в торце коридора, находящуюся рядом с нашей комнатой. Расправляю обе кровати. На одну кладу куртку и закрываю ее одеялом; выглядит так, что на кровати лежит человек, закрывшийся с головой. Натягиваю пижаму. Выключаю свет. Официально отбой в десять. Это означает, что к этому времени все должны быть в гостинице. В районе половины одиннадцатого стук в дверь. Не включая света, приоткрываю дверь настолько, чтобы было видно, что я уже в пижаме. Говорю шепотом, что мы уже спим, и смущаюсь оттого, что стою перед учителем в неглиже и так беззастенчиво вру. В ответ он смущается тоже, истолковав мое смущение по-своему, извиняется и говорит, что завтрак в лобби с восьми до полдевятого, после завтрака мы сразу выходим, и ретируется.