Тимофей Юргелов - Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. повесть

Сначала они собирались играть перед новым домом, но оттуда их прогнала Музыкантиха. Костя решил, что кличку ей дали за резкий голос, – Желтому тут было далеко. Он успел разглядеть среди виноградных лоз, скрывавших лоджию, безбровый, пунцовый лоб, изрезанный молниями гнева, да мокрые кудряшки, торчавшие скопищем маленьких змей. Мальчики перебежали за сараи к «косому» дому, который получил свое название за то, что стоял под углом к двум другим. В нем жили Желтый, Серый и Санька с Олежкой ─ они, разумеется, обижались, когда их дом называли «косым».

Костя не знал, что делать, когда сказали «ищи себе хапу», однако увидел, как мальчики достают из разных мест припрятанные куски сланца, и тоже нашел плоский камень. Потом нужно было положить «хапу» на ногу и обойти с ней ─ «протащить» ─ вокруг «барашков», составленных стопкой осколков керамической плитки, – у кого упадет, тот и голит. С этим Костя справился без труда, но, сколько ему не объясняли, никак не мог понять правила игры. Чтобы не выглядеть тупицей, притворился, что понял, – наделал ошибок, чуть не сгорел от стыда ─ и вдруг действительно, вопреки объяснениям, разом схватил даже не правила, а саму суть игры.

Из форточки на втором этаже косого дома высунулась белая, лохматая голова. Ко рту «дедок» прижал кулак, и Костя подумал, что он тоже собирается прогнать их, но тут мальчики замахали руками и закричали: «Леха, вылазь!» Голова моргнула белыми ресницами, затем скрылась, через минуту появилась снова и слабым, срывающимся голосом известила, что сейчас «вылезет».

Голова у Лехи была непропорционально большой, почему Костя принял его за взрослого. Одет он был в вылинявшую футболку, неопределенного цвета, с синим пятном, напоминающим отпечаток археоптерикса, в вытянутое трико с пузырями на коленях; из дырявых носов домашних тапочек выглядывали на свет розовые подушечки. Большой палец левой руки находился у него за левой щекой, правую щеку оттопыривала не то конфета, не то ягода. Леха лучился домашним покоем и благодушием: демон улицы еще не проник в него. Этим он отличался от пацанов – и они, кажется, это чувствовали.

– Ёха, – важно, не вынув пальца изо рта, протянул он для знакомства свободную руку и затем продолжил раздавать из кармана на заду черешни. В игре наступил перерыв.

Мальчики стреляли друг в друга косточками и рассказывали Косте, что Лехин большой палец от длительного сосания стал тоньше мизинца. Что только не делали, чтобы отучить Леху от пагубной привычки: мазали палец горчицей, связывали руки за спиной, «драли как сидорову ко́зу» («Самого тебя драли, как ко́зу», – огрызнулся Леха на Желтого.), однако все безрезультатно ― палец скоро совсем «рассосется». Леха, по словам его матери, сосет даже во сне. На все уговоры пацанов показать палец новый знакомый отвечал неизменно отказом. Внезапно Желтый схватил его за руку и выдернул ее изо рта. Леха успел зажать палец в кулак, который спрятал под мышку. Желтый принялся вырывать руку, ему на помощь пришел Серый. Он обхватил Леху поперек живота и стал тянуть в одну сторону, тогда как Желтый тянул за руку в другую. Но даже вдвоем они не могли ничего сделать: от обиды силы у Лехи утроились, он покраснел от натуги, черешня выпрыгнула из-за щеки и вывалялась в пыли. Вдруг Желтый присел и сдернул с Лехи трико вместе с трусами. Леха судорожно вцепился в резинку штанов. Желтый воспользовался моментом и выкрутил ему руку – кулак разжался и взорам всех предстал обыкновенный розовый палец, который был ни меньше, ни больше положенного, разве чище, чем остальные.

– А! Западло! Опозорили! – заржали мальчики. Костя растерянно улыбался, он уже не рад был такому вниманию к своей персоне: ведь это для него устроили представление.

Леха прыгал, пытаясь удержать равновесие и распутать трико. Он сдавленно мычал, роняя с белесых ресниц слезы. Тут Серый толкнул его в спину – Леха запрыгал быстрее и едва устоял на ногах. Тогда толкнул Желтый – Леха не удержался, хлопнулся голым задом на землю, но тут же вскочил с прилипшими к ягодицам песчинками.

– Э, кончай, Желтый, хорэ, – крикнул Серый.

– А-а! – закатил глаза Сашка и отвернулся: – Бабы все видели!

Прыгавшие через скакалку девочки прекратили свои распри и наблюдали за мальчиками. Поняли, что за ними тоже следят, сгрудились и стали о чем-то шептаться.

– Ну, мы будем играть – нет?! Вы замучили, Желтый! – закричал опять Серый.

Леха был уже в штанах и ходил кругами от Желтого.

– Мир, Леха? Мир ― или война? – нудил тот.

– Да иди ты!.. – пищал, вытирая слезы, Леха, но было заметно, что он уже сдается.

Наконец Желтый обнял его за шею и встряхнул:

– Леха – друган! Если кто к тебе будет лезть – говори мне. – И самодовольно подмигнул мальчикам.

В это мгновение от группы девочек отделилась Ирка, она подбежала и сразу закричала, подавшись вперед:

– Дураки! Вы че делаете! (Мальчики переглянулись и засмеялись.) Я все, Желтый, твоей матери расскажу! – Однако было ясно, что она никому ничего рассказывать не собирается.

– Рассказывай, – пробормотал Желтый с довольным видом.

– Возьмете нас в «барашки»? – затараторила снова Ирка и тут же замахала рукой: – Анжел, Марин!

– Да ну – баб! – возмутился Санька.

– Да ладно, пускай, – сказал, продолжая сиять, Желтый.

– Только всё, чур, с самого начала, – предупредила сухо Анжела.

Опять пошли хромать наперегонки – и, конечно, хапа свалилась у Лехи.

От него, кажется, только ленивый не убежит – девчонок и тех догнать не может. Сразу видно: голить ему предстоит до бесконечности. У него слезы стоят в глазах, дрожит подбородок. «Леха, штаны не потеряй!» – кричат при девочках съевшие все его черешни пацаны. Костя добежал до своей хапы, нагнулся за ней и замешкался чуть дольше, чем требовалось, – Леха вцепился в него обеими руками.

– Костян галит! – объявил он, едва сдерживая улыбку, и отправился за черту с другими игроками. ― Костян галит, ― повторил несколько раз Леха.

Костя уже пожалел, что поддался. Голить вообще обидно: все вдруг ни с того ни с сего объединяются против тебя одного ― а тут еще Леха стал важничать и покрикивать на него.

Санька был прав: в какую-нибудь серьезную игру с девчонками играть невозможно. Все начинают выделываться друг перед другом, азарт куда-то пропадает, его место занимает странная смесь из смущения и развязности – да и силы не равны. Поэтому неотвратимо следует переход к «бабским играм», в которых нужно браться за руки, кричать дурацкие слова, вроде «штандар – стоп!» или «цепи – закованы!», и совершать другие постыдные поступки. Однако Костю всегда озадачивала та готовность, с которой пацаны осуществляли этот переход, что в старом дворе, что здесь, в новом: на самом деле они не замечают нелепости происходящего или думают как он, что другие не замечают, и тоже прикидываются?..