Сергей Рядченко - Укротитель баранов

Тут, видно, Лидочке к голове домчалось шампанское, и Баранов всех увлек нас в чехарду предзастольной канители. Так удалось увильнуть пока от ответа.

И стол накрыт был.

Жили мы в центре, в квартире, унаследованной от знаменитого деда, биолога, члена-корреспондента. Жили, сироты, неряшливо, припыленно. Но, Лидок же, как нарочно, психанула на заказ, так что гостиная, вместившая нас всех разом и каждого поимённо, сверкала нечеловеческой чистотой.

– И как же тебя, красна девица, по батюшке величать? – рокотал Баранов, крутя усищи. – А то, пока тут до брудершафта, так чтоб не оконфузиться.

– Не балуй, Баранов, – отвечала ему Лидочка. – Для тебя «Лидок» в самый раз. И до брудершафта, и вместо.

– Лидок, ледок, – опробовал Баранов. – Лидушка, ледышка, – и возликовал. – Пишите, чалдоны! Это ж, в душу ягель вам, каламбуретто вам на потом.

Его из персонажей подправили, что не «каламбур», а «топинамбур».

– И даже, пожалуй, что рататуй! – сказали ему даже.

Я понимать их и не пытался.

– Алеуты вы, – сказал им Баранов, – а не акробаты. Что, впрочем, тоже неплохо. А меня, Лидок, Слава.

– Хорошо, Баранов, – сказала Лидочка. – Как скажешь.

Она всех звала по фамилиям. Настойчиво, дерзко, скабрёзно. А если противились, то пупсиками.

– А можно, – спросил Санька шепотом, – я не буду борща?

– Нельзя, Саня.

Я обозрел наскоро, а что в этой жизни на самом деле важно, а что нет, и выходило, что либо всё одинаково нелепо, либо всё одинаково исполнено сакрального замысла. Ну а чего я хотел?

– Надо, Саня, полюбить достойную, обязательно, и всегда съедать первое, каждый день.

– А ты мне поможешь?

– Выбрать?

– Не. С борщом.

Я вздохнул. Так вздохнул, что гости мои на какой-то квант безразмерного времени смолкли вдруг, и сделалось тихо тут и по соседству.

– Помогу.

Фух.

И праздничное действо возобновило ход.

И приготовленья наконец угомонились, и шагнул к нам сюда в тесноту, в необиду, сладкий миг первого тоста. И Дар Событий даже не объявился, а только крякнул где-то у себя в эмпиреях.

– И откуда ж у бедных артистов такие разносолы взялись с такими деликатесами? – голоском Снегурочки изумилась Лидочка. – Это ж просто Париж какой-то с Гамбургом! Это же Лондóн да и только!

Лидок махнула, не дожидаясь, еще шампанского и теперь, вопрошая и хохоча, словно школьница, тыкала Баранова кулачком под ребро, благо тот был, кем был, а не заведующим, нет же, литературной частью в провинциальном кукольном; то б ему уже кости хрустнули.

– А мы не бедные, – объявил Баранов. Он проследил, чтоб у всех было нóлито, поднял бокал с коньяком и воздвигся над нами с происходящим. – Мы теперь богатые. Мы теперь свободные. Мы теперь себе хозяева сами.

И когорта воскликнула дружно:

– С усами!

Их Баранов и подкрутил. Сквозь них и продолжил.

– Тигры наши это наши тигры! А не горсоветские. Не обкомовские. Не зональные. И не республиканские. И Балаган, Лидок, тоже затея наша и принадлежит нам и только нам. Сами его запридумали, сами в него и вдохнули. И практикуем.

И когорта:

– Пра-кти-ку-ем ба-ла-ган, для того он нам и дан!!!

– Так вы что, кооператоры? Или как теперь? Частный бизнес?

– Именно, – возвестил Баранов. – Со своей собственной, вашу мать, печатью. Круглей не бывает! Собственники мы, Лидок, теперь и богатеи. А скоро, авось, и вовсе сделаемся новым цирком Алтая. Таким, каких свет не видывал. На всю, друзья, планету!

– Так давайте ж! – Лидок воздела фужер, и ей его наполнили содержанием. – Давайте ж тогда за это! – Лидок подхватилась и, хоть была Баранову по подмышку, но явила собранию единицу боевую. – За ваш цирк! Выпьем давайте. Пусть всем циркам будет цирк он! Вот Саше понравилось. Да, Саша? Ванюша столько рассказывал. За вас! Угощайтесь, гости дорогие. – Тут Лидочка вспомнила, что угощеньицем-то не она гостей, а те её потчуют, но поправляться не стала. – За цирк! За ваш! За всех вас! За Сибирь! Нам, вам, всем на радость.

И содвиглись бокалы с фужерами, кружки с чашками и стаканы с рюмками; перестукнулись с перезвонами, поплыл звук по окрестностям. И Новый год у нас в тот год наступил в тот миг, а не после.

Ванюшей меня тут не величали целую вечность.

– Да ты пей, Ванюш, – шепнула мне через стол Лидочка. – Я ж понимаю. Такая оказия.

Я протиснулся к выходу из гостиной. Я заперся в ванной комнате и ополоснулся в три ведра декабрьской водицей. И велел себе, так и знай, долго жить и много здравствовать.

Я вернулся за стол.

– Пап, это твое, – и Саня пододвинул ко мне почти полную тарелку с остывшим борщом.

И борщ, как водится, пришелся кстати.

Баранов глянул пару раз на мой непустой стакан.

– А дадите и мне борща?

– Так уплел уже весь, – сказала Лидочка. – За ним не угонишься.

Барановская когорта могла, конечно, перемолоть все, что угодно, поднять на смех или не заметить, коли надо, кого надо, затереть его под обои, под их цвет или иной, какой сыщется, а мастерством своего невниманья с придурью превратить видимое в невидимое, а любую стрелку перевести так далеко, что не упомнишь, откуда приехали. Так что неловкость после Лидочкиных слов они вмиг пережевали. Но Лидочка проявила настойчивость.

– Мы же, Слава, не кооператоры. Он говорил? Так что это у вас, Слава, разносолы да «чинзаны», балычки с икорками. Что ж ты другу борща не оставил?

Балаган и это в труху смолол зычностью с прибауткой, а Баранов вменил нам тост за радушный дом и его хозяев. Я выбрался на кухню, достал из холодильника и поставил на газ кастрюлю с мятой крышкой. Не стал я ни курить, ни маяться, а, дождавшись, наполнил тарелку, отрезал к ней шматок сала и воротился с этим в гостиную.

– Расступись, народ! – заорал я, как первый кандидат в балаганные. – А не то, гляди, ошпарю на хер!

– О, смотри! – Лидочка глазом не моргнула, а лишь бровью повела. – Отыскал, как приспичило.

И мне стало занятно, кто кого. Она Балаган, или Балаган её.

– Удружил, – Баранов принял через стол тарелку, куснул сало и взялся за ложку. – Сам готовил?

– Еще чего! – хихикнула Лидочка. – А вообще борщ на нём, это да. Это они с Сашей. А я не по первому.

– Сама прима, – сказал ей Баранов. – Куда ж еще первое! Тебе второе подавай, не греши, и третье с безешками.

– Ой, – сказала Лидок. – Шахерезада.

Баранов расправился с угощением без спешки, но неукоснительно. И я подумал, что в его манерах теперь изрядно проглядывают его питомцы. Кого б мне себе взять в подражание?

– А ты делай, как я, – сказал мне Баранов, отирая усы и одаривая всех благодарным взглядом. То ли впрямь мысли прочел, а, может, брал на арапа.

– Это как?

– А вот так! – махнул кулаком Баранов, и стол подпрыгнул и, со всем, что на нём, отряхнувшись, приосанился. – Надо взять, брат, да разогнуться.