Юлия Афанасьева - Ваня. Повесть

С этими словами он ещё раз больно пнул мне под рёбра, и вышел с дружками за дверь.

Я лежал на холодном полу. С закрытыми глазами. Минут пятнадцать. Дожидаться Егора с его шайкой я не собирался, поэтому с неимоверными усилиями вылез из-под кровати. Всё тело ныло и болело, суставы хрустели. Пошатываясь, я встал на ноги. В глазах помутнело. Я присел на краешек своей постели, пока взор не прояснился. Потом опять медленно встал. Маленькими шажками побрёл к умывальнику. Умылся холодной водой. Заметно полегчало. Чтобы там ни было, а на завтрак нужно идти. Набраться сил на предстоящий день. Вышел в коридор. Пошёл более уверенно и твёрдо. Ещё бы! Общество дисциплинирует, не позволяет проявить слабинку. В случае чего – загрызут. Или засмеют. Одно из двух, выбирать не приходится. Навстречу попадались ребята. Сытые и довольные. Строили планы на предстоящий день, шутили и дурачились. Девчонки, как всегда, ходили стайками. И хихикали над чем-то, одним только им известным.

Столовая была на втором этаже. Недалеко от Настиной комнаты. Каждый раз, подходя к столовой, сердце моё начинало бешено биться в груди от предчувствия того, что скоро я её увижу. В столовой или в коридоре, весело болтающую с девочками. Она мне улыбнётся, засмущается и отвернётся, начнет шушукаться с подружками о чём-то. А я, как идиот, с застывшей улыбкой на лице так и буду сидеть и лопать в столовой свой паёк минут пятнадцать, не меньше. Пока кто-нибудь не окликнет, или не пристанет с дурацкими расспросами, тем самым, выведя меня из состояния блаженства…

Настю я увидел в столовой. Хотя многие ребята уже давно позавтракали, она всё ещё была тут. Помогала тёте Любе убирать грязные тарелки со столов. Настя очень хозяйственная. И добрая. Никогда не откажет ближнему. Завидев меня ещё в дверях, девочка широко улыбнулась мне. Сердце моё опять бешено заколотилось, вот-вот готовое вырваться из груди. Я улыбнулся в ответ. По крайней мере, постарался. Но улыбка получилась какой-то натянутой. Вымученной что ли. Выражение лица Насти изменилось. Она пристально посмотрела на меня и выбежала из столовой. Я обернулся ей вслед, но был вынужден вернуться в исходное положение. Услышал прямо над своим ухом гадкий смех Егора.

– Ха, парни, только посмотрите! Тихоня явился отпотчевать.

– Слушай, рохля, от каши сильнее не становятся. Это взрослые нам так специально говорят, чтоб мы эту гадость ели.

– Хотя, пусть попробует. Авось силёнки-то и прибавится, – Егор стоял вальяжно, промокая уголки губ салфеткой.

– Я вас всех ненавижу, – процедил я сквозь зубы, до хруста в пальцах сжимая кулак.

– Вот и покажешь нам после приёма пищи, КАК. Ждём тебя в 315.

С этими словами Егор бросил салфетку мне в кашу, кивнул парням, мол, за мной. Вся шайка вышла из столовой.

Я брезгливо достал салфетку из тарелки двумя пальцами и принялся за завтрак. Вбежала Настя.

– Настенька, я уж думала ты всё, с концами ушла…

– Как можно, тёть Люб? Я пятно на платьице посадила, выбегала застирывать.

И как бы в доказательство своих слов встала слегка полубоком, демонстрируя мокрое пятно размером с блюдечко. Признаться, я сразу заметил подвох. Когда застирываешь вещь, она мнётся. Всё равно на этом месте остаются маленькие складочки, как ты их не разглаживай. Настино платьице же в том месте, где якобы должно было быть пятно, было идеально гладким, как только что отутюженным. Ощущение, как будто она это место просто смочила водой.

– Ну-ну, ты у меня одна помощница, Настенька, помоги уж, совсем немного осталось.

Настя довольно кивнула головой и принялась с ещё большим энтузиазмом убирать за товарищами грязную посуду. Когда она добралась до моего столика, то незаметно кинула мне на колени клочок тетрадного листочка, сложенный вчетверо. Я быстро убрал записку в карман штанов. Встал, чуть не опрокинув стол, отнёс грязную посуду и чуть ли не бегом вышел из столовой. В туалет. Читать послание. В нашей 315 у меня не будет такой возможности.

В туалете был один из младших. Он долго и тщательно мыл руки с мылом. Потом так же тщательно вытирал их полотенцем. Приглаживал чёлку набок возле зеркала. Мне казалось, прошла целая вечность…

Когда мальчик наконец вышел, я быстро запер дверь на шпингалет. Прислонился затылком к холодной стене, дрожащими пальцами достал из кармана записку. Повертел её в руках. Понюхал. Пахло чем-то сладким, девичьим, будоражившим кровь и затмевающим сознание. Поцеловал листочек зачем-то. Вздохнул и развернул его.

Почерк у Насти был красивый. Прямой, ровненький и аккуратный. Такой, наверное, и подобает иметь всем хорошим девочкам.

Через полчаса во дворе на третьей скамейке.

P.S. Первый раз в жизни сегодня врала, честное слово!

Я перечитывал эти две строчки снова и снова, до боли в глазах. Пока не услышал за дверью настойчивые удары. Я ведь совсем забыл, где нахожусь. Может, там кому-то тоже просто необходимо прочитать свою записку…

Я быстро убрал листочек в карман. Машинально открыл дверь, отошёл. За дверью стоял Гришка Осипов – мальчик, младше меня ровно на 3 месяца (у меня день рождения 29 августа, а у него – 29 мая). Хороший такой пацан, тихий, не задиристый. Кстати, мы с ним вместе патрулируем здание в качестве «дружинников», защищая младших.

– Здорова, Ванька! – и он со всего маху впечатал свою теплую ладошку в мою. – Ты уснул тут что ли?

– Привет, Гришка! Да нет, дело тут одно… – ответил я неопределённо и с пустым взором вышел в коридор.

По-моему, он ещё долго смотрел мне вслед. Я прямо чувствовал его удивлённый взгляд у себя между лопаток. Потом, видимо, он пожал плечами, мол, у каждого свои причуды, и закрыл за собой дверь.

А я шёл по коридору как во сне. Боже мой! Настя… Настенька… Настюша… Какая же она красивая, милая и… оказывается, такая храбрая! Сам бы я, наверное, никогда не решился написать ей записку. А вдруг эту записку бы потом нашли девчонки из её комнаты, что тогда? (Тут я подальше засунул записку в карман). Засмеяли бы. Всем растрещали и тихонечко злорадствовали, подкалывали на каждом шагу, хихикали бы надо мной и над Настей. А в душе бы, наверное, завидовали… Нет, всё-таки очень сильное влияние на меня оказывает чужое мнение. Наверное, я трус. Не написал бы я записку. Как сказал бы Егор и вся его банда – «кишка тонка». А вот Настя молодец, не побоялась, написала.

С такими мыслями я добрёл до своей комнаты. Глубоко вздохнул, взялся за холодную ручку, помедлил немного и широко распахнул дверь. На удивление, в комнате никого не было. Только вещи ребят были разбросаны по всей комнате так, как будто объявили военное положение и их срочно забрали на фронт. Если честно, я был бы не против, если бы их уже куда-нибудь забрали. Даже помог бы собраться и помахал белым платочком.