L++ - Ибо богиня

«Альфа» устроила аукцион. Не говоря уж о рейтинге этого многодневного торжища, за ношенное бельё Катерины Одоевцевой давали такие цены, что Екатерина почти окупила им год своей работы – точнее неработы.

Ифка просто рыдала:

– Это нам надо было сделать, нам! Почему она не обратилась к нам?! Почему мы не обратились к ней?! Почему никто из нас не додумался, что вокруг столько богатеньких извращенцев?

Стехову стоило больших трудов не улыбнуться.

Даже Анна впечатлилась:

– Увижу в доме хоть одну её тряпку – убью!.. убью и уйду, – ошарашенный муж только пальцем у виска покрутил. – А ты мне дули не крути! Ты мне обещал, что у неё будет только одна крошечная сценка! Чего она делает в экспедиции?!

Валерий Геннадьевич засмеялся:

– Дули крутят вот так, – он показал как. – А она… Можешь её выгнать. Я промолчу.

– Выгнать? А каким образом – ты объяснишь?

– Ну, ты же у нас реал-мастер.

– Я мастер… а она… Не тебе говорить, что её в её «нигде» никому не достать, – буркнула Цыпочка.

Не достать. Например, госпожа Одоевцева не боялась «мамочку». Совсем. А таких было только четверо, только четверо на всём белом свете – если считать с ней самой, той самой госпожой Одоевцевой.

Да, у неё будет только маленькая сценка в начале фильма – почти без слов и даже без фоновой музыки. Но всю съёмочную кампанию Катерина проведёт рядом с ним. Вмешиваться ни во что не будет – будет лишь сидеть рядом, ходить рядом… Не вникая, особенно, в разговоры, почти не отвечая ни на чьи просьбы… Будет есть рядом, иногда спать в соседней комнате…

Однажды во время съёмок заплачет и разрешит вытереть себе слёзы Главному Герою. Два раза поцелует Главную Героиню. (Лейзи Зи оба раза ворчала, что «обошлась бы», но как-то высказалась Главному Герою, что вот ему-то поцелуев от Одоевцевой не досталось!) Один раз попросит разрешения у старой актрисы поцеловать её. Да несколько раз негромко поаплодирует после возгласа: «Снято!»

А что по этому поводу творилось в Сети…

Премьеру лишённая лицензии Екатерина Одоевцева проведёт среди зрителей. Но после финала, когда все встанут – останется сидеть. И по галактике разлетятся снимки, как вокруг все заходятся в аплодисментах, а она из своего «нигде», неведомо чему, улыбается.

Одноклассники не могли ей помочь никак: лицензия даётся один раз в жизни. А без оной Катерине даже подарок сделать было боязно: не дай Бог профсоюз сочтёт это скрытой оплатой – лицензии лишили бы ещё и Канал.

Втихую помогали дочери. Девочка очень гордилась, что семейный бизнес стал настолько успешным.

Впрочем, умереть с голоду, хотя почти все её миллионы ушли на чудовищные штрафы, блистательной госпоже Одоевцевой не грозило: оба бывших мужа – да, Антуан де Леже тоже! – сразу напомнили о себе… Правда, отклика не встретили.

Среди Рождественских Номинаций её имя не значилось: не значилось теперь её имя среди актрис. Её вообще в Звёздном Дворце не могло быть: купить билет туда было не по средствам даже Стеховым. Но они-то получили персональные приглашения.

– Делайте, что хотите, – сказал Валера, – но чтоб Катька…

– Он ещё и приказывает, – облизнулась Иветта. – Попроси!

К её несчастью тут же, меж стульев прохаживалась Анна. Предупреждал же Тимоха: «Не надо будить мамочку!». Первый стул, сработанный из драгоценной карельской берёзы, разлетелся от удара о дубовый стол буквально в щепки.

В результате…

В результате в ту самую секунду, когда Лейзи Зи вступила на Красную дорожку – на первую ступеньку лестницы ко входу для зрителей поставила свою туфельку «Катька». Так в прямом эфире их и показывали – издали, на широкой панораме, идущих шаг в шаг – и расточавшую улыбки зрителям Лейзи, и никого не замечавшую, в своём извечном «нигде», Катерину. И беснующихся за ограждением Красной дорожки, за линией охраны, фанатов главной звезды постановки, и благоговейно расступающуюся толпу перед исполнительницей маленького эпизода.

Никто, конечно, на Красной дорожке не спрашивал приглашение у леди Зи. И никто не осмелился спросить у входа билет у госпожи Одоевцевой. И в своих привычных ложах они появились одновременно.

Некий настырный профсоюзник ринулся за объяснениями к директору Звёздного Дворца.

«– Да нету у неё билета, – отмахнулся тот. – Можете попробовать её вывести. Конечно, если не боитесь сорвать церемонию, потому как, боюсь, за неё вступятся.

«– А на ком ложа?!

«– Билеты в неё были нашим горячим резервом. Не понадобились. Ну, кто бы мог подумать, – улыбнулся Игнат Фёдорович в лицо функционеру, – что на Рождественские Номинации вдруг окажутся «лишние билетики»!

Как и ожидалось, Лейзи получила статус лучшей актрисы года. (Кстати, за музыку свой третий статус получила Алина Крест, Андрей Синичкин – второй, за сценарий. Семёну Зотову статуса не досталось, но вновь понежиться в номинациях – на знойных вершинах музыкального топа, в его-то сорок пять…) Как и ожидалось, ФВИ дал свой грант на следующую работу Стехову Валерию Геннадьевичу. Но никто не ожидал, что почтенный Ален Дюбуа тут же позовёт на сцену Одоевцеву:

– Иди сюда, дьевочка!

– Я?! – не поверила себе Катерина.

– Ты-ты, – улыбнулся престарелый мэтр. – Идьи сюда!

Даже Фонд Высокого Искусства ничем не мог наградить её за её полутораминутное молчание в нашумевшей постановке. Ей вручили Браслет Менделеевой.

Она ночевала в доме у Стеховых – в опустевшей комнатке Татьяны. И вышла к столу, когда взрослые собирались на работу, вышла в танюшкином же простом халатике. Серёжи уже не было: он уходил раньше. Пятнадцать подписанных ею портретов (пятнадцатый – для Елены Дмитриевны) унес с собой, два – оставил дома.

Анна предметно осмотрела и голые коленки вселенской дивы, и влажные ещё после душа волосы, и все её прославленные изгибы-рельефы, еле прикрытые легкой, дешёвенькой тканью – и ведь вместилась же!

– Обещай, что больше не появишься в моём доме!

Катерина замерла, а потом её «нигде» рухнуло – она опустилась на стул:

– Ты придумала!

– Браслет.

– Что Браслет? – за ночь, за одну только ночь она уже успела возненавидеть эту красивую, эту бесполезную игрушку. Валерке – грант, а ей… Она полночи смотрела из окна на мерцающий огнями город и… нет, плакать по таким поводам она себе не разрешала. – Я теперь могу «вдохновлять» кого угодно и как угодно. Как Любовь Менделеева вдохновила Блока и ещё с полудюжину поэтов на три сотни стихотворений о себе. Ещё теперь больше не буду висеть на шее у доченьки, ещё могу вообще ничего не делать, могу…

– Вот именно: можешь.

– Что?!

– Всё. Вот иди и вдохновляй – КОГО УГОДНО и КАК УГОДНО! Но НЕ в МОЁМ ДОМЕ! И, пожалуйста, – она сделала усталое лицо, – пожалуйста! – не на нашем канале.