L++ - Ибо богиня

– Я им заплачу! Это они у меня плакать будут! Я им…

– Тсс… Улыбнись! Ну же! Вдохнула, выдохнула и!…

Анна Александровна вдохнула, длинно выдохнула и… и улыбнулась:

– Доченька…

– Здравствуй, дочь!

Четыре месяца назад, та Танюха с шалым визгом бросилась бы в объятия отца, а потом чмокнула бы мать.

– Здравствуйте, – тихо проговорила эта. – Едем домой? Я так устала. Хочу пораньше лечь и, наконец, отоспаться.

– Идём, – протянул дочери руку отец. – У нас тебя Виолетта Несторовна ждёт, мы уходили – она пельмени лепила… Обнимешь бабушку, откушаешь свежатинки и ляжешь.

Мастер-шоу молчала. Она смотрела на каменные глаза дочери и окончательно решила:

«Поубиваю! Всех».

Лечь пораньше бедной Тане не удалось: об окно разбился снежок, потом другой… Пришлось одеваться. Тревожить родителей или объясняться с ними не хотелось – она двинулась наверх, к чердаку, к пожарной лестнице.

К её удивлению, внизу ждал брат. К её удивлению за калиткой, за периметром сигнализации среди их привычной банды, брата ждала девушка. Пришлось ей улыбнуться. К её удивлению девчонка поморщилась.

«У-у-у, какие мы гордые!»

Впрочем, такими гордыми были не все.

– Ну что, Таньха! Ты теперь супер-герл а , да? – Слон лыбился во все свои тридцать два зуба и лучился всеми своими девяносто двумя килограммами. Вот он-то за эти четыре месяца не изменился ни на капельку, – Слушай, покажи приёмчик! Помнишь, ты обещала как-нибудь макнуть меня?!

И он махнул в её сторону рукой. Кажется, он намеривался сбить с неё шапку.

«Обещала!» – промелькнула мысль, а дальше тело всё делало само.

«Человек – это по сути система рычагов. Точка опоры у вас будет всегда, да и мир вам переворачивать не потребуется: противник весит меньше, а потому – делай раз!..»

Но в них вдалбливали не только, как переворачивать чужие тела – там были ещё и «два!», и «три!»

– Птаха! Стой, Птаха!

Она очнулась. Серый навалился на неё и пытался удержать руки, под ней валялся и визжал Слон, его лицо было разбито, а её кулаки – все в крови.

«Визжит, значит, живой», – просквозила по краю сознания мысль.

– Птаха, ты что?!

– Ребята… Ребята… Я не могу… Мне нельзя… Отпусти меня!

Серый разжал руки и проворно откатился в сторону.

«Как от гадюки».

Это стало последней каплей. Татьяна разревелась, вскочила и, не оборачиваясь, побежала домой.

Она заперлась в своей спальне, но отец воспользовался правами хозяина дома и вошёл. А следом за ним – и бабушка. Многие из её друзей-подруг именно поэтому в своих комнатах поставили простые механические задвижки – чтоб никакой автоматики, чтоб ни у кого не было никаких «особых» прав! Ей, за всё её шалое детство, ничего подобного ни разу не потребовалось.

Отец сел на кровать, баба Лета подошла к окну.

– Всё-таки поражаюсь я на твоего отца: отдать тебе эту комнату! Ты не художник, зачем тебе такая панорама? Это ему б вот так смотреть на город… Анна ж и на дом-то этот согласилась, чтоб Валера сделал себе здесь кабинет…

– Не отвечай, – тихо попросил отец, – просто Виолетта Несторовна расстроена сильно. Она сейчас этого бугая отмывала, замазывала, заклеивала…

– Как он?

– Невосстановимых повреждений нет. Нос разбит – но не сломан, губы всмятку – зубы целы… Знатный фингал под глазом – глаза не повреждены. Всё нормально.

– Это не «нормально». Это у меня сил мало. Я до сих пор с трудом прохожу тесты на «физику».

– Чтобы выковырять глазик, сил много не надо, – буркнула спортивный врач, – достаточно точности и резкости. Ты контролировала себя.

– Нет! Я себя не помнила!

– Да! Но «помнить» и «контролировать» – это не синонимы, это разные термины, которые о разных понятиях, – она оторвалась, наконец, от вида заснеженного, сияющего города – он с этого холма виден был на километры, и подошла к кровати. – Беда в другом, внучка. И я никак не могу понять – в чём…

– Я чуть не покалечила друга – и это не беда?!

– Таня, опомнись, он тебе – не друг, ты его не покалечила, а про твои истерики в вашей банде и раньше легенды ходили. Сергей так и сказал: «Слон – придурок, вот дочка ваша снова с катушек и съехала». Слышишь: «снова»!

– Наследственное оно у вас, – нехотя проговорила Виолетта Нестеровна. – У тебя, у матери твоей, у твоей тётки – от деда оно. Говорила ж мне мамочка: ты это, дура, от кого рожать собралась?!..

– Баба Лета, тебе?!… твоя мама?! – представив непоколебимую бабушку непослушной девчонкой, Татьяна почти улыбнулась. – А ты?!

– А что я… Дурой и была. Любила. Да в такого попробуй не влюбись. Скинь со своего деда полвека и представь, что получится… – представлять Тане не требовалось: видео с молодым дедом в её альбоме было много. – А любовь – это то, от чего рождаются дети. А тогда я перед прабабкой твоей только его справкой от генетического комитета помахала.

«Единственное неопровержимое доказательство взаимности в любви – рождение ребёнка», – сама по себе всплыла в голове растиражированная всеми каналами, повторяемая в сотнях книг фраза.

– Я, кажется, понял, – задумчиво проговорил отец.

– Да? – бабушка с надеждой посмотрела на своего умного зятя.

– Твои, дочь, истерики, как истерики твоей матери – они не из-за вздорного характера, они – свидетельства тупика. Что-то ты делаешь не так. Что-то совсем неправильное.

– Я Академию не брошу, – сразу вся подобралась, сжалась под легким одеялом Татьяна.

– Ух ты, – улыбнулась бабушка: – И шерсть вздыбила, и когти выпустила! Успокойся: мы – за тебя! Слышишь: мы за тебя! От нас обороняться не надо.

Отец ничего говорить не стал, он только погладил взрослую дочь по щеке, а потом улыбнулся:

– Итак, в этом вопросе внутренний конфликт не проглядывает… Нужно на уровень ниже.

– Тоже мне, великий режиссёр, – пробормотала вредная тёща и обратилась к внучке: – Что-то, значит, у тебя там, в твоих академиях… Что?

– А вот тут, верно, тяжело, – вздохнул Валерий Геннадьевич, – традиционно озвучивается фраза: «никому ничего». Так?

– Даже больше, – сочувственно улыбнулась ему дочь. После слов бабушки она расслабилась, ладонь отца грела щёку. «Вот так бы и заснуть», – подумала она. – Для нас, «хитрых да мудрых», специально уточнили даже про троюродного брата.

– «Уточнили»? – насторожился отец. – Процитировать можешь?

– Да, разрешено, – пробормотала она, глаза у неё закрывались, она и впрямь засыпала, она обеими руками обняла руку отца, и выдала нужную цитату: «Можете уточнить дотошным: никаким друзьям-подружкам; ни папе с мамой; ни дорогому дядюшке, ни любимой тётушке; ни братьям, ни сёстрам. А для особо хитрых: кузен Георгий может не относиться к друзьям, но к братьям, хоть он и троюродный, относится однозначно». Пап, я спать хочу. Не уходи ещё немножечко, а?