Михаил Поляков - Узел связи. Из дневника штабного писаря

Помню я первый свой поход в баню. Вообще, мы обычно мылись раз в полмесяца, но в этот раз из-за чего-то банный день объявили на неделю раньше, кажется, из-за занятости в нарядах всех офицеров, чья очередь наступила в тот раз. Слух о бане ещё за три дня разнёсся по казарме, и солдаты радовались как дети – шутили, хлопали друг друга по плечу и чуть ни бросались обниматься. Меня всё это очень рассмешило. В части баня была довольно рядовым событием, которое можно было иногда и пропустить. Эх, не знал я тогда ещё, что такое наша нынешняя грязь… В назначенный день нас построили, выдали каждому по небольшому куску мыла, мочалке, а также по крохотному, размером чуть ни с платок полотенцу, и повели мыться. На входе в баню нас встречал улыбающийся Ефимов и раздавал каждому по два ушата – один почему-то пустой, предназначения которого я сначала не понял, а другой – наполненный тёплой водой. Раздевшись в прихожей с земляным полом, мы вступили в саму парилку – обитую нетёсаной доской комнатку размером четыре на четыре метра. Ефимов, важно вошедший после нас, с какой-то торжественностью, действительно подходящей к случаю, плеснул на раскалённые камни воды, так что всё помещение мгновенно заволок густой молочный пар, и подбросил вязанку дров в печь. Солдаты как будто ждали, пока температура поднимется как можно выше, и едва воздух раскалился до того, что в помещении стало почти невыносимо дышать, принялись быстро и энергично мыться. Странно было взглянуть на эту картину – все орут, кричат, трут друг другу спины, сквозь густой пар так и замелькали грязные локти, бритые затылки и расчёсанные из-за вшей бока. В раскалённом воздухе разлился терпкий до горечи запах сгущённого пота смешанный с духом, поднявшимся от двух десятков не мытых тел…

Взяв шайку, я зачерпнул из своего таза воды и тоже стал мыться, так, как моются в обычной бане, поливая себе голову и плечи. Но тут же заметил, что на меня все смотрят с удивлением.

– Воду береги! – крикнул мне кто-то.

– У тебя папа водовоз что ли?

– Мойся нормально, бэтеров по всей казарме разводить будешь! – прибавил ещё какой-то злой голос.

Я совсем растерялся и не знал бы, что делать, если бы меня не выручил Иванов. Подойдя ко мне, он показал мне, как надо мыться. Солдаты делают так – мочалка только чуть-чуть окунается в воду, а затем очень сильно натирается мылом, на что иногда уходит весь кусок за раз. Затем ей бережно и аккуратно обтирается всё тело. После этого мыльную густую пену осторожно смывают с себя водой, которую понемногу заплёскивают в ладонь из тазика. При этом надо стоять во втором тазу, куда стекает грязная вода – «второгрязь», как её называют. Эту воду берегут не просто так – в ней после собственной помывки стирают и обмундирование. К сожалению, в первый раз я упустил этот момент из виду, и только после заметил, что солдаты все пришли с так называемой подменкой – очень рваной и ветхой списанной формой, в которой ходят, пока после стирки сохнет основной комплект одежды. Впрочем, моя «второгрязь» не пропала – её у меня выпросил Шейкин, и как только я поставил перед ним таз, он, очень довольный, погрузил туда свой китель. Вода, итак мутная, почти мгновенно буквально почернела и чуть ни загустела. Я такое видел и после, стирая уже свою форму…

И всё-таки баня очень помогала бы нам, если бы можно было ходить в неё почаще. Но, к сожалению, это невозможно. Во-первых, в группировке очень мало воды, которую экономят как какую-то драгоценность, а во-вторых нашу баню полюбили генералы и прочие важные штабные сановники. Банный день для солдат – каждые две недели, для женщин и офицеров (в две разные смены) – каждую пятницу. В остальное же время в бане сидят эти господа. Говорят, даже Сомов возражал против их частых визитов, но его, разумеется, послали куда подальше. У них, кстати, есть даже душевые в их собственном штабе, но в баньке-то, очевидно, им приятнее попариться. Так сказать, экзотика и разнообразие. Там же они и пьют, а иногда, говорят, и женщин приводят.

Вообще, генералов и начальников группировки солдаты ненавидят тут лютой ненавистью. Из уст в уста передают рассказ об одном из генералов, машина которого наехала на мину недалеко от Грозного. Его шофёра убило, сам же он отделался царапинами, но получил за это звание Героя России. Не знаю, правда ли это, но даже если и нет, то само существование подобного слуха показательно – оно демонстрирует отношение у нас к высшему начальству. Когда кто-нибудь из них приходит на узел связи, что случается довольно часто, начинается страшный переполох – повсюду всё драится и чистится, в грязь нашу бросают свежие доски (которые, впрочем, на следующий день так втаптываются в неё, что и следа их не заметно на поверхности), офицеры и прапорщики переодеваются во всё новое, ну и так далее. При этом, заметь, что наша работа тут – не шутка. Все чудовищно устают, у каждого свои задачи, занятия, причём не пустяковые, как в части, а такие, от которых буквально зависят жизни людей. Тут и сопровождение грузов, и обеспечение поддержки боевых вылетов (сидит диспетчер и указывает вертолёту по какому квадрату стрелять, а по какому не надо), и огромное количество телеграмм, с помощью которых осуществляется руководство частями по всему региону. Конечно, начальника, от безделья да от желания подрать глотку шатающегося по группировке, встречают без радости. Впрочем, одного такого генерала дожидались даже с нетерпением. Не помню как его фамилия – то ли Гурьев, то ли Гуцериев, но о нём у нас ходила странная легенда – якобы, во время строевого смотра на него огрызнулся кто-то из солдат. Тот взбесился, раскричался, и приказал этого бойца уволить из войск, мол не достоин он служить в рядах наших славных вооружённых сил. Видимо, человек живёт в какой-то параллельной реальности, где актуальны фильмы, вроде «Максима Перепелицы». Кстати, не видели ли вы, дорогие читатели, этот фильм? Там Леонид Быков играет солдата, страшно рвущегося в армию и обижающегося на то, что его за плохое поведение не берут туда. У нас этот фильм – легенда. Его пересмотрели и знают все, и часто шутят по его поводу. А ведь когда-то он отражал же реальность… Не верю, что это только набор пропагандистских штампов. Я и от отца, и от деда слышал, что в армию они шли если не с радостью, то уж без страха быть убитыми или избитыми до полусмерти. Что-то изменилось у нас в армии и, как мне кажется, изменилось именно в эти последние десять-пятнадцать лет…

Но я опять отвлёкся. Так вот, этого страшного генерала ждали у нас буквально все. Во-первых, интересно было взглянуть на него, а во-вторых многие говорили, что собираются рискнуть и повторить подвиг того безвестного счастливчика. Особенно храбрился Шеин, обещавший даже плюнуть Гуцериеву в лицо. Генерал оказался высоким стариком с седыми усами и зычным голосом, очень похожим на улана времён Отечественной войны. Он внимательно осмотрел все наши казармы, антенны и кашээмки, и, кажется, не нашёл в них ничего предосудительного. Затем во время построения спросил у Сомова об отличившихся. Тот указал, чуть ли ни наугад, на какого-то прапорщика. Генерал долго тискал прапорщику руку и благодарил его своим громовым басом. Затем пожал руки всем офицерам и ушёл. Все смотрели на Шеина, но тот только чуть громче обычного выкрикнул приветствие «Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант».