Сергей Ильичев - Заветный Ковчег

Удар, нанесенный Святославом в низовьях Волги, откликнулся гулким эхом цепных реакций и по всему миру. Во Франции потеряла свои привилегированные позиции династия Каролингов, уступив национальным князьям, ослабел и потерял контроль не только над Египтом, но и над большей частью Африки халифат в Багдаде…

И лишь попытайся Ардашев вставить свое слово и рассказать хотя бы о малой толике открывшихся ему видений в детстве и последующем – уже в юности, – как ученые мужи затоптали бы его вусмерть, подвергнув обструкции и лишив права голоса на всю оставшуюся жизнь.

И он медленно вышел из зала. А как вышел на улицу, то и вздохнул свободно. И улыбнулся новому дню, понимая, что придут новые времена и новые люди, которые искренне захотят услышать его рассказы о людях и временах того удивительного неземного края, что называется Удомлей и не менее красивым словом – его малой родиной.

На следующий год по ранней весне Дмитрий Виленович, сам того не ожидая, оказался в Тверской области. И вот снова, спустя много лет, он добрался-таки до истока Волги, где узнал про существование женского монастыря.

«Это надо же, – подумал ученый, – чтобы через тысячу лет и именно в этих же местах, не иначе как по промыслу Божьему, появился женский монастырь с именем святой и равноапостольной княгини Ольги…»

В тот год кроме матушки настоятельницы, одной юной девчушки-послушницы – совсем еще воробышка – и трех старушек в храме никого не было. Они вместе восславили Светлое Христово Воскресение, а затем матушка пригласила всех к своему столу разговеться и разделить с ними то, что им в тот день Бог послал на праздничную трапезу. И после краткого отдыха они тепло распрощались…

Но стоило только Ардашеву в последний раз бросить взгляд на скрывающийся за лесом возрождающийся монастырь, как обуяла его неподдельная грусть. Когда же он вернулся домой, то, воспоминая о тех минутах, о той нечаянной радости, что испытал у истока Волги, он сделал в своем дневнике следующую запись, которая, как мне думается, будет любопытна и для вас.

«Через коросту земного греха неожиданно пробился родничок, напояемый чьими-то покаянными слезами. Пробиваясь к Истине через людское равнодушие и леность, преодолевая завалы человеческой лжи и пороги откровенного глумления над православной верой, он, этот родничок, нечаянно на своем пути встретил такой же незамутненный родничок, что в одиночестве скромно стелился по нашему бездорожью в поисках все той же Истины. И вот, к нашей общей радости, у самого истока Волги эти два родничка – две Богом влекомые судьбы – воссоединились, положив под благодатным покровом Матушки Церкви начало новому монастырю, постепенно вбирая под свои своды такие же неприкаянные и истосковавшиеся в безверии роднички нашей с вами совести.

Эти «гадкие утята» с нашего общего двора, уверовавшие чистой и детской верой в Творца, пожелавшие до конца дней своих оставаться Невестами Христовыми, в мгновение ока, впустив Христа в свои сердца, преобразились в белых лебедей и, опаленные в горниле Его всеосвящающей Любви, возвернули себе и Образ, и Подобие Божие. Пройдут годы, и многие из них – а я в это верю – будут вознесены на небо, где получат Божественное благословение уже на новый подвиг во имя Веры.

И, подобно ангелам небесным, уже в свою очередь они прольются животворящим дождем на нашу грешную землю, напоя Божественной энергией Любви и Добра сердца все новых и новых "труждающихся и обремененных", еще находящихся в поисках и своего монастыря, и Божественной Истины».

– Так было на Руси! – добавил бы и я от себя. – Так есть и так будет! Ныне и присно, и во веки веков. Аминь!

Однажды удомельского краеведа и историка, а в прошлом профессора Тверского университета Дмитрия Виленовича Ардашева пригласили на празднование юбилея Селижаровского краеведческого музея. Ученый дал согласие на свой приезд, а сам вспомнил о переданной ему некогда школьной тетрадочке, сохранившей одно из преданий тех древних земель.

В частности, о том, что где-то в оковецких лесах издревле собирались избранные… Но где? Уж не на том ли самом святом Оковецком ключе, о котором от своих друзей уже неоднократно слышал ученый? Не там ли раз в год, естественно, что в давние времена, собирались хранители древних знаний, люди, обладающие даром чудотворения и иными необыкновенными способностями?

Ардашев где-то читал, что, прежде чем подняться к капищу, каждый из прибывших должен был изначально совершить некий обряд омовения в святой воде. То есть, как понимал ученый, смыть с себя налет мирских пристрастий и иных проблем и открыть само сердце, а более разум, для принятия новых знаний. Можно было предположить, что при такого рода встречах в дело включался уже коллективный разум волхвов, который давал им возможность окунуться уже не столько в воды освященного источника, сколько в будущее самой страны: понять, где и какая нужна помощь, с кем предстоит вскоре править и чьи судьбы неуклонно вести от колыбели рождения… к власти, воспитывая и формируя правителя, способного управлять такой огромной территорией, как Древняя Русь. И которого они исподволь наделяли сокровенными знаниями, кои не доверялись ни бересте, ни, в последующем, бумаге, а лишь передавались из уст в уста…

Через день Ардашева гостеприимно встретили в поселке Селижарово, а на следующий день в числе выступающих с приветственным словом он прочитал то, что было некогда кем-то написано каллиграфическим почерком и фиолетовыми чернилами, а все присутствующие со вниманием слушали поведанную им историю.

«Князь Ростислав, словно выпущенная стрела, летел на своем коне по цветущему полю. Да так, что дружина еле успевала за своим любимым князем, – звучал голос Ардашева. – Вот уже более трех месяцев шел он по отошедшим к нему родовым землям с целью своими глазами увидеть то богатство, господином которого стал. А потому ни дремучие леса, ни озера, коим не было конца, не могли утолить его желание и великую радость от осознания того, что он стал смоленским князем.

Солнце припекало. И когда князь с вершины холма увидел взятый в речное кольцо зеленый остров, в центре которого не иначе как бил родник, он приказал всем спешиться. И, спустившись с возвышенности, а затем перейдя узкую, но глубокую речку вброд, они оказались на поляне, весь периметр которой обрамляли вековые березы.

Вспорхнула крупная птица… и наступила тишина, казалось бы, не свойственная лесу. Да такая, что не только птиц, но и звука стремительно несущейся воды не стало слышно.

"Не засада ли? – подумалось дружинникам. – А иначе, кто еще мог напугать птиц? Надо бы разведать… А то и лошадей оставили на высоком берегу… и сами себя в капкан загнали…"