Сергей Ильичев - Заветный Ковчег

И тут он даже приостановил машину.

– Смотрите! Еще десять лет назад все эти земли были пахотными. А сейчас полное запустение. Фермы разрушены. Такого даже в годы войны не было. Как же теперь все это заново поднять-то?

– И кто будет поднимать? Сами же говорите, что на нынешнюю молодежь надежды нет, – поддержал его ученый, и снова какое-то время они сидели в полной тишине.

И тут, очевидно, что-то вспомнив, водитель сказал, обращаясь к Ардашеву:

– Кстати, брошенная деревня, которую мы с вами проехали, называется Марьино…

– Это там, где я часовенку деревянную успел заприметить?

– Она самая, – ответил водитель.

– Кстати, в честь кого она сооружена? – снова поинтересовался ученый.

– Никто не помнит!

– Не может такого быть, – высказал свое предположение Ардашев.

– Есть, правда, одна легенда… Мне ее старик девяностолетний рассказал.

– Интересно, с удовольствием вас выслушаю…

– Дед сказал, что в этих лесах, когда пришли сюда литовцы, одна жительница по имени Мария организовала как бы партизанский отряд. И, как донесла молва, много насолила она тогда тем самым литовцам… Дед сказывал также, что когда ее литовцы поймали, то разрубили тело на части и разбросали по окрестным землям.

– Первый раз о таком слышу, – тихо заметил ученый.

– И еще что запомнил… Там, где находили части ее тела, благочестивый народ ставил кресты, а потом, со временем, и часовенки. Места же те, как показало время, обладающие не иначе как особой благодатью, обрастали домами, и появились здесь поселения, которые стоят и поныне: Горлово, Лыткино, всех названий уже, правда, я и не помню… Да и само Марьино, естественно, как место, где она свою героическую смерть приняла.

Чуть позже, когда они уже распрощались, Дмитрий Виленович зашел в Селижаровский краеведческий музей и спросил, что там знают про Марьино и про деревянную часовенку в заброшенной деревне.

– Первый раз про это слышим, – честно признались там.

А потом принесли топографические карты и уже вместе с Ардашевым пытались понять, где же он только что побывал, где стоит та, забытая всеми часовенка, что даже в перечне храмов Тверской епархии не числится.

А вечером Ардашев, уже дома, сел за книги.

«Поля наши лебедой заросли, храбрые наши, страха наполнившиеся, бежали, сестры и матери наши в плен сведены, богатство наше погибло и красота и величие смирися! – вновь перечитывал он романы Дмитрия Балашова. – Можно ли было подумать, что католики Запада окажутся пострашнее монгольской орды, что наложив руки на наши храмы, веру и знание, попытаются обратить просторы русских равнин в захолустье Европы…»

Так, с книгой на руках, и заснул наш ученый и краевед.

А потом… Все словно перед глазами, волна за волной, словно из собственной памяти, выплывали картины страшнейшего разорения и жестокости, творимой на наших землях литовскими воинами.

И полонение женок, и насилие над девицами и жестокая расправа с малыми чадами. Словно в истовом безумии истребляли литовцы все живое, все православное, что встречали на своем пути.

Вот молодая женщина с растрепанными волосами. Она стоит перед его глазами словно живая… И Ардашев вдруг понимает, что она спаслась чудом, очевидно, разминувшись с литовским отрядом, который буквально час назад сжег дотла ее поселение, увел в полон старшую дочь и убил мужа и отца вместе с крошкой сыном.

Груду дымящихся бревен застала она на своем дворе.

Сначала лютый и бессердечный ворог убивал родных и забирал в полон всех, кто был любим и дорог.

А уже потом огонь подобрал все остальное без утечи…

И вот эта же женщина, ищущая совета у слепого старца, жившего в лесах в полном уединении.

– Не всякому дано право карать, – говорит тот, потрясенной горем женщине. – Право суда и самого тяжкого – убийства, кого бы то ни было, дано лишь Богу, и Его называют Судией! Но если не сумеешь смирить свой гнев, снова придешь ко мне, и тогда помолимся вместе…

А потом Ардашев, уже лежа на постели под вечер, вдруг неожиданно почувствовал, как он словно бы приподнимается над кроватью и далее несется куда-то через время.

Литовцы стояли в русском селе уже месяц.

Была зима. Им понравились русские бани. И теперь они часто, распаренные, с удовольствием плюхались в прорубь.

В этот день вместе с передовой частью отряда был сам князь.

Один из литовцев увидел, что у самой реки над баней вьется дым и какая-то молодая женщина в одной рубашке, с распущенными волосами хлопочет у предбанника.

Сообщил об этом князю.

Тот какое-то время внимательно смотрел на женщину, а потом сказал, чтобы собрали все необходимое, что нужно ему для бани.

И вот уже десять человек, не иначе как приближенных, вместе с литовским князем, раздевшись, ввалились в парное отделение, с вожделением оглядывая раскрасневшуюся женщину в облегающей мокрой рубахе, принимая от нее кубки с медовухой.

Но как только довольные литовцы начали париться и хлестать себя вениками, женщина подперла двери и вынесла из сарая заготовленные вязанки с хворостом, а затем обложила ими баню и подожгла.

И вот уже все горит ярким пламенем.

Какое-то время никто из литовцев не обращал внимания на крики, раздававшиеся со стороны реки, знали веселый норов боевых друзей, но когда дым над баней стал черным, то все и увидели, что баня та объята огнем.

А женщина, все в той же рубашке, спокойно стояла на льду рядом с прорубью.

Она не шелохнулась, видя, как к реке сбегаются воины, влагаются стрелы и натягиваются луки, направленные в ее сторону.

И в этот момент, когда литовцы уже протягивали руки, чтобы схватить смелую женщину, она неожиданно для всех спрыгнула в ледяную прорубь…

Воины растерялись, не ведая, что им делать: спасать князя или вытаскивать поджигательницу.

В конце концов потеряли обоих: один сгорел в огне, вторая так и не выплыла на поверхность.

Только на следующий день литовцы поняли, что их перехитрили, когда увидели, что через каждые десять метров по реке были пробиты проруби. А вскоре нашли и место, где смелую женщину, очевидно, ждали лошадь, сухой тулуп и валенки.

С той поры в Оковецких лесах и появилась «русская ведьма», нападавшая на отставших в пути или вышедших по нужде воинов. Женщина, сеющая смерть, навевающая ужас даже на опаленных в боях воинов.

Звали ту женщину Мария.

А вскоре вокруг нее объединились обездоленные, разоренные войной и потерявшие родных и близких мужики.

Так в непроходимых лесах появилась сила, дававшая отпор отрядам литовцев, подмявших земли нынешней Тверской области под себя и почти на два века обложивших трудолюбивый народ тяжелой данью.

И вот снова несется Ардашев через время, чувствует, как оказался в своей комнате, как приостановилось то движение и как он опускается в свою же кровать.