Сергей Ильичев - Неопалимые

В раздумьях сутки пролетели незаметно. Сильвестр в огороде уж с рассвета свой труд рутинный начал исполнять, не сетуя, молясь и помня, что монастырскую стезю избрал он сам по доброй своей воле.

А спину разогнув и оглядевшись, увидел он Алешу на гряде. Но как попал сюда сей отрок? Не на волшебном же ковре, спустившись за его спиной!

Увидев, обращенный на него взгляд старца, Алеша улыбнулся.

– Бог в помощь, отче! – мягкий голос произнес, и вновь капустною рассадой он увлекся.

К полудню ближе, терзаемый вопросом, монах сам предложил прервать начатый труд. Они присели под ветвистым древом и отдыхали, молча, пока Сильвестр, не выдержав, спросил:

– Ты как здесь, чадо, очутился?

– Ты, отче, сам меня вчера позвал себе на помощь…

– То помню я… А за спиной моей с какого часа ты трудился?

– Так вслед за вами сразу и пришел…

– Не видел я ни Зевса, ни тебя, когда рассаду разносил по грядкам…

– Учитель этим даром наделил…

– Отводом глаз? Рассказывай все без утайки…

И Алексей, доверившись монаху, подробно рассказал про то, как с Зевсом жил в лесу, питаемый волчицей, как привела она их к Басилевсу… И про года, что тот его ученью посвятил. Что может он теперь незримо появляться, в воде безмерно пребывать и если нужно, то и в воздух подниматься…

Монах был поражен такой открытостью подростка. И огляделся, нет ли кого рядом, кто мог их тайною случайно завладеть.

Прервал их разговор удар надвратного колокола и чей-то крик, всех на ноги поднявший.

– Чума! Спешите закрывать ворота! Чума косит и стар и млад… За сотню верст одни лишь трупы…

Монастырь ожил.

Монахи, в черных, подоткнутых до колен рясах, словно трудолюбивые муравьи, оставив места своего послушания, устремились к храму.

Ворота уже закрыли. Но колокол продолжал звучать для тех из собратьев, которые по какой-то причине были вне монастырских стен.

Из своей кельи вышел настоятель игумен Гурий. Сей умудренный муж пережил уже несколько татарских нападений, два пожара, мор… Поэтому отдавал свои команды монастырской братии спокойным и уверенным голосом.

– Те из послушников, которые возжелают вернуться в свои дома для помощи ближним, будут отпущены. Вернувшиеся назад пополнят число тех добровольцев, кто будет собирать умерших в селах по соседству и предавать земле всех тех, кого взяла чума. Итак… кто из вас, братья, сей подвиг на себя принять готов? И прежде чем вы шаг свой сотворите, спешу сказать, что сам я буду с вами там…

И вся братия, включая старца Сильвестра и Алешу, сделали шаг вперед.

– Брат Савва, – обратился настоятель к высокому и рослому монаху, – седлай коня, в столицу поспешишь. Мое письмо с известием о сей беде ты отвезешь для патриарха. Хотя, возможно, ведают они уже о той беде, что край наш охватила. И все же отправляйся в путь, не медля ни минуты…

И уже через час в монастыре остались лишь ключарь и два монаха на вратах.

Настоятель монастыря Гурий ехал в одной повозке вместе со старцем Сильвестром и Алешей. Они уже успели видеть мертвых, что от мала до велика лежали у крыльцов своих домов, на деревенских улицах и перекрестках, плавали и в прибрежных водах реки, т. е. застывали практически везде, где их застигла смерть или куда были отнесены еще живыми из-за опасения распространения заразы.

– Не так давно, – начал Сильвестр, – имел возможность я в патриаршей библиотеке прочитать труды некоего итальянского ученого, гуманиста и писателя Леона Баттиста Альберти… там было одно высказывание по поводу чумы… Сей ученый муж причислял к причинам появления оной заразы отсутствие в городах клоак. Описывая жизнь Сиены, он подметил, как по утрам жители взяли за обычай выливать из окон своих домов наполненные за ночь горшки с испражнениями…

– И это просвещенная Реформацией Европа? – сказал отец настоятель. – Видит Бог, не хотел бы я жить в таком городе.

– Это еще не все… они в кошках увидели источник насылаемых на них, якобы дьяволом, болезней… а потому начали их истреблять. Но когда в городах не осталось кошек, то…

– Появились крысы… – предположил Алеша.

– Именно так! – завершил свой рассказ старец. – И сие было еще омерзительней и опасней…

– Пусть города, но наши веси и обиход домашний здесь совсем иной… За что же нас томит Господь сей мукой?

Конечно же, Гурий знал, понимал, как христианин и пастырь, прекрасно понимал проблему отпадения народа в массе своей от Бога. Уже какой год в стране шли разорительные религиозные войны. И эта борьба, как с Западом, так и с силами Востока, шла не столько за обширные земли, сколько за величественные и милосердные души русского народа, принявшего в свои сердца Христа Спасителя.

Но соблазны мира сего медленно, но верно делали свое темное дело… Не укрепленный таинствами Церкви народ наш сам в себе посеял плевела сомнений в вере отцов, а посему Богоизбранный народ начинал хиреть.

Но кто тому виной? Если уже со времен Иоанна III к управлению страной всеми правдами и неправдами стремились люди с еретической богоборческой закваской. И так на протяжении веков…

Да и что винить простой народ, когда и в монастырях отпадение от традиционной веры было довольно частым явлением. И вот не иначе как с целью напоминания о Творце… в стране была попущена чума.

Вскоре монастырский обоз остановился на рубеже своей вотчины… И, прочитав молебен, все принялись за дело.

Игумен Гурий исповедовал и причащал Святыми Дарами тех, в ком еще теплилась жизнь, а Сильвестр вычитывал поминальные молитвы за усопших.

Алеша помогал отцу настоятелю и отвечал за кадило. Отец Гурий запретил отроку приближаться к больным, неся ответственность за подростка перед боярином Ногиным. Но разве сие возможно. Увидев умирающего ребенка, Алеша, взяв его за руку, просидел с ним до того момента, пока тот, успокоенный его присутствием, не отошел к Господу. О чем уж он ему вещал, того не знаю, но лик ребенка в момент смерти был озарен улыбкой радости не иначе как грядущей встречи с Творцом.

Послушники готовили общие могилы, присыпая каждый ряд покойников известью, а монахи собирали по местам и подвозили к ним новых…

И так несколько дней практически без отдыха и сна. А после предания земле усопших еще целую неделю шла битва за оставшихся в живых…

Возвращаясь в монастырь, отец настоятель попросил остановить возок и вышел на дорогу.

– Ты посмотри, Сильвестр, – обратился он к старцу, – сено-то нынче какое доброе уродилось.

– Вот только косить его некому… – ответил старец.

Алеша сделал пару шагов, и высокая трава скрыла его с глаз монахов.

– А косить все одно надо… – задумавшись о чем-то своем, ответил игумен.

Трое из монахов с признаками болезни, кои были привезены в монастырь, отошли в мир иной. И их отпевали монашеским чином.