Сергей Ильичев - Неопалимые

А через день после их поминовения монахи все до единого вышли на покос…

Косили поутру. Молча, лишь прислушиваясь к тонкому посвисту кос да звону насекомых, скрытых в траве. Делая перерыв и отдыхая, точили лезвия кос и оглядывали пройденные прокосы.

И вдруг на луг из частого ельника ворвался красивый вороной конь.

– Видно, потерял хозяина, – сказал один из монахов.

– Такого бы и нам не мешало иметь, а то ведь сгинет, не дай бог, – вторил ему другой.

Один из молодых монахов стал медленно приближаться к коню, держа в руках сухарь. Но стоило удальцу приблизиться на два метра, как конь отбегал, хотя и чувствовал, что в руках у человека есть еда. Это продолжалось с полчаса.

Прервал эти попытки голос келаря Василия.

– Что рты-то поразевали? А косить кто будет?

Монах вернулся на место. И работа продолжилась.

Брат Сильвестр разносил воду. И когда дошел до Алеши, заметил, что и тот изредка бросает взгляд на красавца коня.

– Нравится? – спросил он подростка.

– Да! – ответил юноша. – Если позволишь, старче, то я приведу его к нам в конюшню.

– Попробуй… Только уж не на глазах у братии.

И Алеша понимающе улыбнулся.

Вечером перед трапезой собравшиеся монахи увидели Алексея, въезжавшего на монастырский двор на знакомом им коне.

Казалось бы, порадоваться за собрата, ан нет. Один из монахов, тот, что не смог днем подманить к себе коня, уже вечером рассказал келарю, что видел, как боярский сын что-то шептал на ухо коню, прежде чем ушел из конюшни. Услышанное порадовало вредного келаря, он с первого взгляда невзлюбил подростка, которого отец настоятель явно привечал.

Брат Савва, вернувшись из Москвы, рассказал, что не только пригорода, но и самого города коснулась безжалостная чума. Пройдя несколько карантинных застав, уже на подъезде к самой столице весь багаж монаха окурили дымом полыни, письмо отца настоятеля патриарху переписали наново, а все вещи, включая нательный крест, обмыли уксусом.

В самой Москве стояли карантинные бараки и горели костры… но это уже не могло помочь, так как мертвецами были завалены все дома и улицы. С помощью крючков зачумелых и погибших от заразы просто выволакивали из домов, вывозили их за город и сбрасывали в большие ямы без отпевания и церковных обрядов. Брат Савва видел эти похоронные команды, что в дегтярных робах с дырами для глаз и рта разъезжали по улицам… Да что Москва, когда треть населения страны погибла от этой заразы.

Когда первая волна чумы прошла, к монастырю стали тянуться чудом выжившие голодные люди. Они скитались, как тени, выпрашивая кусок хлеба, а не получив необходимого, умирали прямо на дорогах. По дорогам стояли бревенчатые часовни, построенные недавно, во время начала поветрия, как оберег от моровой чумы… Но и попов подбирала болезнь, а потому служить в тех церквах было некому. По той причине народ подтягивался к монастырям…

Настоятель вызвал к себе келаря.

– Брат Василий, что у нас с запасами зерна? Сколько мы можем раздать нуждающимся?

– Отец настоятель, – чуть ли не заверещал келарь, – отдать последние крохи можно, но чем же будем братию питать… ведь до весны еще полгода.

– А где же то, что мы по осени снесли в амбары? – недоуменно вопрошал игумен.

– Боялся говорить, да все ж придется… Сырым по недосмотру зерно с тобой мы уложили, оно же начало сгорать, а вслед с лихвой плесень все подъела…

– О чем ты говоришь? Не может быть…

– Пойдем со мной, сам увидишь…

И они вместе спустились в монастырские кладовые. Прошли мимо рядов с мороженой и соленой рыбой, бочонками меда и запасом топленого масла, а также всевозможных солений. И, повернув к хлебным запасам, остановились. Отборного пшеничного зерна было на треть менее оставленного на хранение, а муки так и вообще как кот наплакал.

И настоятель даже немного опешил.

– Вот так напасть… откуда и не ждали. Раздав сие, останемся ни с чем мы сами… – промолвил Гурий.

– Об этом я и говорю… Монахов не накормим лебедой… – угодливо отозвался келарь.

– Воистину, Господь оставил нас… – сказал настоятель и вдруг увидел Зевса.

– Да кто же тебя сюда пустил, скотина ты такая! – воскликнул келарь, замахнувшись на пса рукой.

Пес продолжал спокойно сидеть у дверной рогожи, что скрывала часть стены.

– Позвать бы надо Алексея, – промолвил Гурий, – он сам свою собаку уведет.

Келарь выскочил и вскоре вернулся с отроком.

– Я говорил давно, что псам негоже в монастыре повсюду проходить… – бубнил келарь, показывая Алеше на застывшего у стены пса.

– А что у вас за той рогожей? – неожиданно поинтересовался юноша, поставив келаря в неловкое положение.

– Там ничего, там просто… – начал тот.

– Что… просто? – уточнил уже сам настоятель.

– Там дверь… она ведет за монастырскую ограду.

– Почто не знаю я о ней? Алеша, дай мне свой факел, а ты нам дверь ту отопри…

– Так нет ключа… отец игумен, – еле слышно обронил келарь.

– И не пытался открывать?

– Ну почему же не пытался… замок тот ржавый мне не по силам оказался…

– Алеша, ты сходи за братом нашим Саввой… и расскажи, с какою целью жду его… Пусть инструмент какой с собой возьмет, чтобы нам было чем эту дверь открыть.

И Алеша, сопровождаемый Зевсом, ушел.

Тут келарь повалился игумену в ноги.

– Прости, отец наместник, грешен я… Там за дверьми… мешки с мукой лежат.

– Не понял, брат, что это значит?

– Хотел я, видит Бог, чтобы молва о нас и о тебе пошла по городам и весям. Чтоб мы, подобно той, сарептовской вдове… на каждый день здесь находили необходимую нам горсть муки… И в год голодный странников чтоб ей питали… И если бы не пес…

– Вставай, они идут! – сказал, обращаясь к келарю, игумен.

Под своды кладовой входит, чуть сгибаясь из-за своего роста, брат Савва с железным ломиком в руках и Алексей.

– Спасибо, брат, что ты откликнулся на мой призыв и уж прости, что зря побеспокоил, – начал, обращаясь к нему настоятель. – Подумал я, что вряд ли гоже нам то открывать, что и не нами было скрыто… Пусть все останется как есть.

– Так я пойду? – спросил брат Савва.

– Ступайте вместе…

И они ушли.

– А ты мешки достань и все верни на место. Надеюсь, понял то, что я сказал? – строго произнес игумен Гурий и вышел вслед за Алешей и братом Саввой.

А вечером случилась настоящая беда… Келарь дождался удобного момента, когда Алеша вышел за водой, и, подойдя сзади, столкнул склонившегося отрока в колодец.

На кухне, не дождавшись послушника с водой, решили, что подросток не иначе как заигрался со своим псом, и сходили за водой сами.

Лишь на следующее утро, после братского молебна, проходя через монастырский двор, увидели поскуливающего Зевса, сидящего рядом с колодцем, и кто-то обратил внимание братии на то, что Алексея впервые за три года не было на заутрени. Отец настоятель срочно провел дознание и выяснил, что боярский сын был вечером, в порядке послушания, отправлен за водой… Сразу забили тревогу… А когда с помощью крюка на длинной жерди вытащили пустое ведро, с которым он был отправлен по воду, то поняли, что опасения были не напрасны… что юноша еще с вечера не иначе как упал в колодец… Что называется, пришла беда, отворяй ворота…