Марина Бойкова-Гальяни - Проспект на Невском: 22 автора, которых нужно знать (сборник рассказов)

Конечно, любимым музеем девушки с детства стал Эрмитаж. И в свой долгожданный выходной Алла поехала туда. Она прошла залы французской живописи, приветливо здороваясь со знакомыми смотрительницами, постояла у шедевров Рембрандта и Леонардо, в галерее Кановы еще раз убедилась, что выглядит утонченнее его «Гебы», и направилась к выходу из музея по второму этажу, вдоль Дворцовой набережной. Прогулка по Эрмитажу успокоила нервы, примирила с жизнью. Алла подошла к высокому окну Павильонного зала и остановилась, пораженная. Бледное зимнее петербургское солнце старалось изо всех сил. Белое сияние, льющееся с голубого неба, ослепляло. Скованная льдом Нева была присыпана прошедшим ночью снегом, и теперь его искорки переливались алмазным блеском. Алла замерла, вбирая глазами красоту зимнего городского пейзажа.

В широкой замерзшей реке под отливающими стальной лазурью небесами она увидела суть родной земли, одухотворенной идеалами христианства. Золотой шпиль собора Петра и Павла поддерживает парящего над городом ангела, могучая Нева сейчас скована морозом, но весной водная стихия вырвется из зимнего плена и помчится к морю вольным потоком. Глаза девушки увлажнились. Никогда раньше так остро она не сознавала кровное родство с этим вольным северным простором – рекой и небом. А белый мраморный зал с хрустальной, как изо льда, люстрой показался ей, возросшей на европейской классике, олицетворением возвышенной души Санкт-Петербурга.

Алла пошла к выходу из зала, тихо улыбаясь, представляя, как Одетта выйдет на берег из сказочного озера. «Порепетирую еще превращение лебедя», – решила она и замерла на полушаге – мимо проскользнул черный силуэт. Она заметила его краем глаза. «Что это? Днем эрмитажные призраки не видны».

Балерина моргнула, растерянно осмотрела белый с высокими арками и витыми колонками зал и у Бахчисарайского фонтана увидела высокую брюнетку. Ее блестящие черные волосы рассыпались по плечам, как будто девушка только что оторвала голову от подушки. Прозрачная черная блузка позволяла рассмотреть атласный черный корсет. Кожаная черная юбка обтягивала бедра, блестящие лаком сапоги-ботфорты утяжеляли ноги. Алла застыла. Эта девушка в белом зале показалась ей вестницей тьмы. Незнакомка ощутила пылающий негодованием взгляд и обернулась, приподняв широкую, словно бархатную бровь. Голубые глаза Аллы широко раскрылись, светлые волосы выбились из прически и зашевелились, как змеи Медузы Горгоны. Посетительница музея оскорбила ее эстетическое чувство. Брюнетка скользнула по нежному лицу и стройной фигуре петербурженки черным блестящим взглядом, пожала плечом с татуировкой «Черная роза», ее кроваво-красные губы искривились в презрительной ухмылке. Она отвернулась и направилась в следующий зал. Ноги девицы в высоких сапогах твердо ступали по мраморному полу и бесценным мозаикам, каблуки стучали громко. Алла потрясенно смотрела ей вслед, пока девушка не скрылась в анфиладе залов.

Балерина тряхнула головой и пошла к выходу. Современная мода ей не нравилась. Что может быть хуже сочетания в одном наряде шифона, бархата, кожи? А походка незнакомой девушки – тяжелая, вбивающая в пол каждый шаг?

Алла, как сильфида, скользила по наборным паркетам и мраморным полам Эрмитажа, а перед ее глазами стоял образ черной девушки. На Дворцовой площади балерина вдохнула чистый морозный воздух, улыбнулась солнцу и пошла домой. В такой сияющий день не хотелось думать о темных сторонах реальности. Домой Алла вернулась задумчивая и умиротворенная. Случайная встреча в музее помогла ей найти подход к образу создания тьмы. Петербурженка до сих пор не могла смириться с искажением любимого балета, но творческая работа над образом захватывала. Алла попробовала на репетиции изменить походку. Ее Одетта продолжала скользить по сцене плавно – «лебедь белая плывет», а ее темное отражение, дочь злого колдуна, обрело недостающую вещественность.

Ключ к образу Одиллии был подобран – ее походка твердая, реальная. Вампирша чувствует себя хозяйкой жизни, поэтому ступает плотно, чуть вразвалочку. На репетиции балетмейстер похвалил Аллу за удачную находку:

– Браво, Элли, дарлинг!

Она впервые не отвела глаза, чувствуя его тусклый взгляд на своем теле, улыбнулась американцу с торжествующей наглостью Одиллии, а руки ее задвигались, как змеи перед смертоносным броском.

Ее Одетта продолжала парить над сценой, а Одиллия начала двигаться твердо и уверенно, резко изгибая затянутый в черный бархат корпус. Дуэт обольстительницы и Зигфрида наполнился новым содержанием. Нацеленная на зло воля Одиллии покорила его волю. Мечтатель-принц, чистый душой, увлекся яркой чувственной дочерью колдуна. Она стремится победить и опозорить духовно возвышенных людей, жаждет свести все стороны бытия к вызывающей страсть чувственности, животному началу в человеке. Стремление к добру, честной жизни осмеивается и оскверняется бездушным созданием черной магии. Тяга к чужой крови, энергии жизни – движущая сила и проклятие Одиллии. Может, если бы принц выстоял против ее напора, их отношения стали иными? Но и в этой мрачной редакции балета образ Одиллии был дан однозначно.

Алла приняла характер Одиллии и в «черном адажио» властвовала над принцем. Плавная пластика королевы лебедей превратилась в отточенность жестов и скульптурность форм ее темного двойника, руки ее как змеи обвивали тело партнера. Молодой балерине иногда становилось страшно – две половины женской натуры в ее исполнении проявлялись захватывающе, мощно. Лебединая дева и ее темное отражение, стремление к свету и пряный зов плоти.

Партию Зигфрида танцевал Глеб Болотников, премьер Мариинки. Он окончил Вагановское училище пятью годами раньше Аллы и теперь находился в полном расцвете творческих сил и таланта. Он танцевал стремительно, неудержимо – широкий шаг, высокий прыжок, сильные вихревые вращения. К сценическим партнершам он относился с рыцарским благородством, почти утраченным в наше время. Алла взмывала в высоких поддержках в его руках с особым чувством, словно влетала прямо в средневековую легенду. Принц в голубом колете под цвет глаз радовал любое женское сердце. Высокий мощный блондин выглядел современным воплощением викингов из женских романов, так заполонивших воображение читательниц в конце двадцатого века. При ангельской внешности Глеба – голубые глаза, светлые волосы – танец его был героическим, страстным, мужским. В высоких прыжках он, казалось, парил над сценой. Внутреннее содержание его партии осталось прежним – прекрасный юноша, чистый душой, в день своего совершеннолетия обретает любовь на всю жизнь. Ее зовут Одетта. Зигфрид одолел чувственные чары Одиллии, темного двойника любимой. Трепетно и нежно склоняется он перед избранницей, вымаливает прощение за свою невольную измену.