My.Self. Harmony. - Маленький Принц

– Джимми, только не говори мне, что ты разбился и я говорю с пустотой, ладно? Я сейчас слышала визг тормозов!

– Уф-ф-ф… – пропыхтел брюнет, – Всё… Хорошо, да, хорошо… Правда… Уф-ф-ф… Почему полгода?

– Пока ты напишешь заявление, его должны будут рассмотреть социальные службы – это ещё месяца два, потом они начнут проверку, приедут к тебе домой, чтобы стало понятно, насколько твоё жилище пригодно для ребёнка, вынесут решение, побеседуют с мальчиком и директором приюта… В общем, обыкновенная бюрократическая волокита.

– Корнелия… Ты понимаешь…?

– Что?

– Если директриса узнает о том, что я собираюсь усыновлять их грушу для битья, то Кай оттуда не выйдет. Либо она начнёт строчить на меня доносы, либо…

Звонок прервался. Джеймс откинулся на спинку сидения и посмотрел на появлявшиеся звёзды сквозь затемнённый люк. Он никогда не думал, что настолько захочет нарушить закон в своей жизни.

Окно приоткрылось. Сначала в землю воткнулась палка, затем на жухлую влажную траву опустились тонкие бледные ноги, покрытые засохшими грязными пятнами и пылью. Ночная роса смочила их, однако комья холодной земли всё равно прилипали к огрубевшим пяткам. Палка входила в землю впереди идущего, будто бы у слепого. Он пытался не напороться на растения, инструменты или острые камни. Тяжело подволакивая ногу, Кай дошёл до сторожки и постучал пальцами по стеклу, после чего вошёл. Старик Сальваторе ещё не спал и точил затупившиеся садовые ножницы, сидя на грубо сколоченном стуле. Был слышен лязг, иногда крошечные звёздочки искорок приземлялись на бетонный пол и угасали.

– Ты пришёл, Маленький принц? – заботливо спросил Вольтур, откладывая точильный камень.

– Доброй ночи, – тихо поздоровался мальчик, поджимая ногу.

– Опять босиком? – он кивнул на грязные ноги блондина, – Скоро перестанешь приходить?

– Скоро меня здесь не будет, – ответил он, крепче цепляясь за палку.

– Присядь. Тяжело стоять на полутора ногах.

Кай прихромал к табуретке, стоявшей в самом углу комнаты, под большой парафиновой свечой, бывшей у Сальваторе вместо люстры, потому что, когда его сселили в этот барак, Шеридан не провела ему электричество. Приходилось порой делать свечи самому, разваривая огарки и сливая жидкий парафин в форму, выдолбленную в полене. При Кроу у Сальваторе была своя отдельная комнатушка в самом доме, но у директрисы были совсем другие планы касательно места обитания сторожа.

– Так что ты сказал? – поинтересовался садовник, подтащив стул поближе.

– Скоро меня здесь не будет, – повторил мальчик, едва ли веря своим словам.

– Куда ты собрался, малыш? На свою планету? – Вольтур подмигнул.

– Нет, сеньор.

– Серьёзно, куда ты собрался? Сбежишь? Меня по головке не погладят, мол, спал в рабочее время, пропустил беглеца.

– Я не смогу убежать. Не спрячусь. Вернут обратно. Да и идти мне некуда.

– Тогда…? – сторож развёл руками.

– Меня забирают, – пояснил мальчик.

– Правда? Кто же? Нашлись твои родители или родственники?

– Нет. Джимми.

– Джимми? Этот странный парень? – он вновь взял точило и принялся за дело.

– Д-да.

– Кай, ты уверен? Он мог бы обмануть тебя, – серьёзно произнёс садовник.

– Он не обманет, – чуть громче произнёс мальчик, так что его голос слегка надломился, – Он пообещал, что никогда меня не оставит. Ему… Жаль меня, – он положил палку на пол и упёрся здоровым локтём в бедро.

– Это он подлатал твою руку?

– Да.

– В таком случае… Если он не оставил её загнивать, то… Можно ему поверить. Из вежливости вряд ли кто забинтовал бы такую рану, – задумчиво произнёс Вольтур, – Ты хочешь с ним жить?

– Очень. Он обнимал меня.

– Обнимал? – растерянно и удивлённо спросил он.

– Да. Он мог бы пройти мимо, когда я заплакал.

– Когда он тебя заберёт? – глухо спросил Сальваторе: без мальчика он оставался совсем один, без друзей, в аду жестоких подростков, у которых нет авторитетов.

– Не знаю. Но очень-очень скоро.

Сквозь маленькое оконце под крышей мальчик рассмотрел падавшую звезду. Он проводил её глазами и произнёс про себя: «Пожалуйста, пусть „скоро“ настанет быстрее…».

Кай провёл почти всю ночь без сна. Даже когда сторож сказал ему идти обратно в приют, чтобы он не замёрз, когда температура упадёт ниже десяти градусов, мальчик всё равно остался на улице. Просто зашёл за дом и оказался возле того самого чёрного дуба и заросшего мхом и плющом памятника Люси. Калека вспомнил про себя, как раньше они много здесь гуляли, почти до ночи, так что Люси выбегала и звала их внутрь. Сейчас… Не все дети помнят сладкий запах свежего воздуха. Только какой-то ядовито-спёртый, томящийся в приюте, потому что они почти не открывают окна. Мальчик опустил глаза на свои ноги. Они были какого-то чёрного цвета от налипшей грязи. Он едва ли сможет помыться до конца недели, когда принесут три таза на все группы. Всегда так. Эх, если бы только ему дали обувь… Он смог бы хоть всю ночь сидеть на улице, особенно летом. Но сейчас сентябрь. Становится всё холоднее. Блондину приходится поворачивать назад и залезать в детскую, стараясь не нашуметь. Оказавшись у себя в углу, он опустился на пол и подложил здоровую руку под голову, смотря в потолок, на котором играли лунные отблески. Раньше на улице висели фонари, даже дуб был ими украшен, как причудливое дерево для эльфов и прочего лесного народца. Теперь все они где-то лежат. На улице очень темно, поэтому Кай и прощупывал землю палкой.

В его голову закрадывались странные мысли, вроде того, зачем их выселили из комнат. Могли бы стравливать и поодиночке. Кто живёт в пустых комнатах? Сама Шеридан со своими головорезами? Но зачем им так много пространства? Чтобы спать каждую ночь в разных местах? Здесь ведь осталось несколько человек: Шеридан, Мэв, Джаред, мистический воспитатель группы с 8 до 13 лет, две кровожадные медсестры, Сальваторе… При Кроу их было всего трое: он сам, Люси и сторож, но они прекрасно справлялись с полным домом детишек. Мальчик поёжился. С появлением Джимми ему стало страшно оставаться в приюте одному. Как будто парень способен был отогнать от него любого, даже повара или его биологического отца. В то же время… Так странно было верить ему, этому человеку, которого он знал чуть меньше недели. Если с Сальваторе они прожили бок о бок почти десять лет, то… Как вышло, что Джеймс смог завоевать его доверие? Только словами о жалости? Своими действиями? А вдруг, когда они уедут отсюда, жизнь с ним станет невыносимее, чем дома или здесь? Нет-нет-нет… Воспитатель точно не мог быть насильником или садистом. Это всего лишь паранойя. Даже если что-то и случится, он сможет сбежать… Если только его не прикуют цепями к батарее. Кай снова поёжился и прикрыл лицо руками. Он привык. Привык, что ему делают больно. Выдержит и это. Несмотря ни на что, он будет любить Джимми. В конце концов, один человек, пытающийся тебя убить, лучше, чем двадцать. Может, если воспитатель будет с ним грубым и злым, его можно будет как-то разжалобить своей покорностью и мягкостью. Он никогда не сбежит, так и быть. Джеймс слишком дорог ему, и мальчик не хочет его терять. Он позволит ему делать всё, что тот только захочет. Потому что слишком привязался.