Нина Еперина - Москвичка в кавычках

А наши молодцы! За то время пока я досыпала и рассматривала достопримечательности чужого быта, они прикупили три колеса то ли от «Газика», то ли «Уазика». Во всяком случае, они подошли. Два прикрутили к нашей «Волге», а третье сделали запаской.

Завтракали простой сельской едой: козьим сыром с лепешками, парным молоком с блинами и натуральным сельским маслом, а мужчины – кусками отварной жирной баранины. Здоровая пища…

Я намазывала масло на свежую лепешку и вспоминала свою деревенскую бабушку Юлю. Когда мне не было еще и пяти лет, бабушка пекла хлеб «у беларусскай печцы». Укладывала круглые караваи на здоровенные лопухи (они росли под нашим окном), при помощи длинного гусиного пера мазали сверху водой, и на лопате отправляла в печь. Там, в глубине, светились огоньками угли, а мне казалось, что это и не печка вовсе, а злой дядька, который возьмет и сожрет все наши караваи. Сейчас сделаем «АМ» закроет рот, и я их больше не увижу.

Я сидела с утра у печки и караулила свежий хлеб и бабушку. Ждала, когда она откроет рот у противного дядьки и отберет наши караваи. Бабушка приходила со двора, доставала горячие круглые булки, ножом соскабливала подгоревший лопуховый лист снизу и отрезала мне краюху от самого надтреснутого бока. Краюха пахла мамкой и еще чем-то очень вкусным. Я жевала хрумкающую корочку и запивала парным молоком из-под нашей коровы Машки. В окно светило утреннее летнее солнышко, в луче плясали пылинки и падали на выскобленный до желтизны вениками-голышами пол. В хате было тепло и уютно, через стол наискосок сидела баба Юля, подперев рукой щеку, и смотрела, как я жую. И это было так потрясающе… Мое детство…

Денег хозяин не взял, только за колеса. Но мы же не могли остаться в долгу, тем более что у меня были платки! Женское население веселилось до счастья. Как же. Каждой бабе на деревне достался платок с люрексом, и «Хамура», и цвет на выбор! А семье, приютившей нас, еще и по нескольку! Что вы, мужики, понимаете! Какие там колеса, когда тут платки бесплатно раздают!

Через час мы уезжали. Нас провожала вся деревня. В ту минуту они нас очень любили, от чистого сердца. Я так думаю. Дальнейший поход благополучно закончился уже к вечеру. Мы, в конце концов, нашли и маму, и сына. Конечно же, то, что мы искали, непременно оказалось в самом дальнем кармане. То есть в самом дальнем ауле. Закон подлянки. Они тоже честно отдали нам деньги и остатки платков. Платков осталось очень мало, так что денег на откуп мелкий хулиганишка себе заработал, и мы расстались очень по-доброму.

Девочка осталась в деревне с бабушкой. Мы с ней распрощались у калитки, отдельно от всех, и даже всплакнули чуток…

Вернулись в гостиницу около четырех часов утра, уставшие, но счастливые. Во-первых, живы. Мы вырвались из горской, чеченской, чуждой нам земли и живы!!! От этих страшных аборигенов, которые еще с царем Александром I воевать начали в 1810 году. С тех пор хрен что изменилось! Во-вторых, с деньгами! Никто не обманул и по голове не долбанул за такие большущие деньжищи. А те бабки, которыми мы штраф покрыли заказчику, и была та часть, на которую Толик намеривался личный гулен устроить.

Я и таксиста Славу не обидела. Уже за бутылочкой в номере он нам сознался, что и не надеялся из этого чеченского далека живым вернуться, особенно когда понял, за какой кучей лавэ мы выехали. Оказывается, русские, живущие в Грозном, стараются дальше города не выезжать. Слава рассказывал нам всякие ужасы про рабов, которых свозили со всего СССР. Они в горах работали, баранов пасли и черемшу собирали. И это в восемьдесят третьем году! Рабство в расцвет Коммунизма!!!

Лучше бы он нам этого не говорил. У меня от страха все внутри аж захолодело. Если бы я раньше узнала, да гори они огнем, эти платки и эти бабки.

– Слава! А слабо было сказать? Я бы точно никуда не поехала!

– Я тоже. – промямлило чудо.

– А я говорю, что это я бы не поехала, а ты бы должен был поехать в любом случае. Там же твой главный друган в родной Чечне тебя ждал…

Свят, свят, свят. Пронеси нас, Господи! Ну, точно, законченные мы адреналинщики, авантюринщики!..

Начиналась наша дружба с Лидушкой пять лет тому назад, в 1978 году, когда мы жили еще в Перово и представляли из себя с Толиком молодоженов. Во, чудо!

Однажды звонит мне незнакомая дама, по поводу шитья. Приезжает. Возраст неопределяемый – но декольте ниже нижнего уровня с грудью в глаз. На лице вся палитра косметички. И обаяния через край. Небольшого роста, полненькая, как «Пышка» у Мопассана. В общем, не сказать словами, не описать перами! Сто процентов суперэнергии, бьющей через край без всякой остановки! Я раньше такого никогда не видела.

Этот смерч ворвался в мою жизнь, покорил меня за десять минут и стал преобладать над всеми моими остальными клиентками. Дружба с первой улыбки. На последующие много лет Лидушка тут же превратилась из клиентки в подругу со скоростью этой самой улыбки. При этом у нее стали складываться собственные отношения с главными и второстепенными героями моей сумасшедшей жизни, а Толика сходу она стала иронично звать «сокровище».

Толик периодически не работал. А еще чаще уходил с работы по причине его полного непонимания тамошними дураками. То его в скандал занесет, то, поправляя ситуацию, он так перебарщивал с извинениями, что его заставали в чужой пастели, и, конечно же, опять неправильно понимали.

За время нашей совместной жизни Сокровище поменяло несколько мест. То оно играло на трубе, то пело на сцене, то в ресторане, то работало администратором в разных коллективах и в разных филармониях, находящихся в разных городах нашей громадной страны.

В периоды безработицы Толик предпочитал развлекаться с помощью моих клиенток. Лежа не диване, он комментировал им про мое шитье. Главный искусствовед! Его благосклонность распространялась исключительно на смазливых закулисных красоток с во-от такими ногами, директоров продовольственных и промтоварных магазинов (ноги тут были уже ни к чему) и работниц авиа и желдоркасс.

Лидушка, естественно, была вне списка. Лет ей было, как Парижской коммуне. Берлин, между прочим, в пехоте брала. Я когда узнала, не поверила, но оказалось, что это правда. Да еще саркастические советы давала. Сокровище к этому моменту страдало на диване уже некоторый месяц. Пожалела тут меня Лидушка и задумалась. И стала вопрошать, чем же страдает мой герой?

В среде интеллигенции это называлось «муки творчества». Я имею в виду ту самую «интеллигенцию», которая произошла от слова телега. А лежать на диване – ужас. И, правда, помрешь с тоски. И тогда Лидушка приложила усилия. В это время она работала в «Росконцерте» директором концертных программ. И устроила Сокровище на работу в этот самый «Росконцерт». Администратором.