Евгений Пинаев - Требуется Робинзон

– Иван Федорович, не перегибай палку, прошу. Ты на учебном судне, а курсанты народ приметливый. Соображай!

– Есть. Буду. А сейчас пойду. «Разумный труд время бережет», сказано в этой папке. Взгляну, так ли это обстоит на практике.

Старпом внял совету капитана и, встречая помпоуча на палубе, воздерживался от шуток в его адрес, но в кают-компании, находясь, так сказать, в своем узком кругу, изводил Зозулю дискуссиями на темы, подсказанными «руководящими документами».

– Как вы думаете, Степан Петрович, следует трактовать девятый пункт первой главы, – начинал старпом, – главы… э, сколь помнится, регламентирующей «взаимоотношения между начальником и подчиненным»?

– И что вас в ней не устраивает? – брюзгливо спрашивал Зозуля, уже зная, что его ожидает очередной подвох.

– Там сказано, что «по своему служебному положению одни лица командно-преподавательского и курсантского состава по отношению другим могут быть начальником и подчиненным». Из чего следует, что «начальники имеют право отдавать подчиненным приказания и обязаны проверять их выполнение, Подчиненные должны беспрекословно подчиняться начальникам». Правильно?

– Да. И что из того? – следовал настороженный ответ.

– Из этого следует, что вчера, когда играли шлюпочную тревогу, вы снова не надели спасательный нагрудник и нагрубили мне за справедливое замечание. А вы, Степан Петрович, являетесь подчиненным по отношению ко мне, я же являюсь начальником по отношению к вам.

– И что же все-таки следует из этого? – злился помпоуч под взглядами остальных «начальников и подчиненных».

– Нагрудник вы так и не надели, поэтому спрашиваю, как быть с формулой «беспрекословно подчиняться начальникам»? Ведь это же ваша епархия сочиняет подобные пункты и подпункты. Делать вам, бездельникам, нечего! – уже злился старпом, на что Зозуля отвечал довольно хладнокровно:

– «Пункты» спускает министерство, а я, согласно подпунктам, вам не подчинен.

– Степан Петрович прав, – вмешивался капитан. – Помощник по учебной части, согласно положению, относится к старшему комсоставу судна и подчиняется только капитану.

Заступничество капитана не обескураживало старпома.

– Да разве в этом дело?! – хитрил он. – Я же выясняю в инструкциях самое темное и непонятное. К примеру, в главе третьей, трактующей общие положения об организационно-строевом отделе училищ, говорится, что оный отдел состоит из: начальника отдела, его заместителя, командиров учебных рот и капельмейстера. Объясните, пожалуйста, какова роль капельмейстера в учебном процессе? Нигде ничего не сказано – темная вода.

– Да какое вам дело до училищ? – торжествовал Зозуля. – Вы, старпом, верхогляд, а инструкции нужно изу-ча-ать! Если бы вы внимательно прочли главу о строевом отделе, то не пропустили бы и примечание, а в нем, черным по белому, сказано, что должностные обязанности ДРУГИХ работников отдела определяются инструкциями… Особыми инструкциями, понимаете? Которые утверждаются начальником мореходного училища. Значит, с него и спрос на ваш вопрос, товарищ Старцев.

Обычно на этой стадии диспута снова вмешивался капитан и просил спорщиков приберечь порох для других целей. Старыгин твердо придерживался нейтральной позиции третейского судьи. К его помощи не прибегали ни Старцев, ни Зозуля, но однажды помпоуч все же попросил у него защиты, правда, совсем по другому поводу.

В тот день боцман и подшкипер, как делали уже не раз, прямо на фока-рее ремонтировали нок-бензельный угол паруса. Однако на этот раз им помогал курсант. Работа подходила к концу, когда на корме появился Зозуля.

– Товарищ старпом, анемометр показывает усиление ветра до семи баллов, а люди работают на мачте! – возмутился он. – Это не в духе хорошей морской практики!

– И техники безопасности? – подсказал Старцев.

– Вот именно! – подхватил Зозуля. – А если грянет десять баллов?!

– А если тридцать баллов с кирпичами?! – вспылил старпом. – Для того и полезли на мачту, чтобы управиться до семи баллов.

Они были уже готовы сцепиться, как два петуха, но вмешался капитан.

– Степан Петрович, – обратился он к помпоучу. – У каждого свои обязанности, а коли функции распределены, оставим старпому то, за что он отвечает головой. Своей и моей тоже. Да, обед уже объявлен, буфетчик, вижу, помчался на камбуз за борщом, отправимся и мы в кают-компанию. Кстати, сегодня, Степан Петрович, на второе ваше любимое блюдо – «макароны по-флотски». Они, уверен, и на этот раз приготовлены в традициях «хорошей морской практики».

Намек вырвался невольно, но старпом заржал самым бессовестным образом, не жалея душевного покоя Зозули. И тот, мысленно предавая Старцева самым изощренным пыткам и казням, но проглотив пилюлю, ушел с бизань-рубки. За ним последовал и капитан.

Зозуля оконфузился в самом начале рейса. В тот день «Эклиптику» тряхнуло первым по-настоящему осенним штормом. И был обед, начавшийся в положенный час с борща, и была сопутствующая ему неторопливая беседа на тему «как ни рулили, а все же зарулили». Зозуля молча хлебал варево и в разговор не вступал. Не было у него ничего достойного вниманию товарищей по профессии. И шторм мешал. Все время приходилось упираться и быть настороже. Расслабился Степан Петрович лишь в тот миг, когда буфетчик доставил с камбуза его любимое блюдо: жирные, ароматные макароны по-флотски. Зозуля с негодованием отверг слишком мелкую для такой вкуснятины тарелку и потребовал алюминиевую миску.

– Да не жадничай, как в прошлый раз, – напомнил буфетчику. – Отоварь по полной программе – выше крыши.

Приказ командира – закон для подчиненного. Перегруженная посудина перешла из рук в руки в тот момент, когда судьба-злодейка завалила баркентину в резкий и глубокий крен. Отброшенный к спинке дивана, Степан Петрович, как по команде «хенде хох», вздернул руки и вознёс ту, с миской, на «головоцентрическую орбиту». Все замерли. Глаза всех вперились в миску, обретшую грозное сходство с противопехотной миной. В следующий миг «Эклиптика» вздыбилась, как норовистый конь, а «мина», сорвавшись с орбиты, устряпала Зозулю с головы до выпуклого живота, обтянутого, как на грех, новехонькой бостоновой тужуркой.

Секундное замешательство обедавших сменилось дребезжащим смешком, каким смеются люди, только что избежавшие смертельной опасности, но Зозулю добили недипломатичные слова второго штурмана: «Жадность фраера сгубила».

Зозуля бросился вон, однако на палубе угодил под волну, ворвавшуюся в тесное пространство между кают-компанией, гальюном и входом в жилые помещения комсостава. Вал разметал кабузные дрова, сложенные за капом, опрокинул «палубного» курсанта, а дежурного столкнул с помпоучем и выполоскал последнего так основательно, что Степан Петрович, переодевшись, растерял весь пыл и гнев, который собирался обрушить на штурмана, посмевшего при всех обозвать его «фраером».