Луиджи Лунари - Маэстро и другие

Маэстро отвёл рукой фен, который направил на него Адольфо.

– Значит любительская труппа… Что ж, ребята, должен признать: неплохая задумка! Неплохая! Сегодня, когда люди могут позволить себе вкусно поесть, выпить и развлечься… когда простые рабочие заходят в театр, чтобы посмотреть хороший спектакль, это не просто хорошая задумка, это задумка, достойная похвалы… Только вот что интересно… как эта странная задумка пришла вам в голову?..

– Очень просто, маэстро… – оживился Валли. – Ничего странного в этом нет. На многих предприятиях сотрудники коллективно создают…

– Это мне понятно, – перебил его Маэстро. – Но почему именно театр, вот что мне интересно. Вы – работники, скажем так, предприятия, которое производит театр! И вы, честно говоря, должны быть сыты театром по горло! Логичнее было бы от вас услышать: «Театр? Ну уж нет, не за какие коврижки! В то время, как мы думаем о том, чтобы вкусно поесть, выпить хорошего вина и расслабиться, мы и слышать не хотим о театре! Оставим заниматься театром этому старому пердуну, который посвятил ему всю свою жизнь, и мы видим, чего это ему стоило!». Вот это было бы понятно. И справедливо. Вам так не кажется? Вам должно хотеться все, что угодно, но только не театр! Ты что об этом думаешь, Адольфо?

– Гхм… – ответил Адольфо.

Дольяни поспешил на помощь Валли:

– Видите ли, маэстро, все дело в том, что нам нравится театр…

– В это я могу поверить, – согласился Маэстро, уже почти совсем успокоившийся. – Иначе и быть не может. Имея перед глазами в течение стольких лет прекрасный его образец… Вам не кажется, что именно по этой причине ваша затея может оказаться… несколько рискованной?

– Рискованной? В каком смысле, сенатор? – вежливо спросила Мария.

– Ну… – ответил Маэстро, отведя глаза в сторону, как делал всякий раз, собираясь обвести собеседника вокруг пальца. – Скажем… вы рискуете тем, что вас будут сравнивать… Меня, городской театр Милана, один из лучших в Европе, и вас, любительскую труппу этого театра… Хотя… о, Господи, ведь может неожиданно статься, что вы все гении, что Дольяни талантливее Лоуренса Оливье, а Мария может ставить спектакли лучше меня!.. Но будем честными друг с другом, может случиться и наоборот, все окажется не так, и публика будет тыкать в вас пальцами и обзывать дерьмом, неблагодарными псами, засранцами, осмелившимися выступать на сцене в доме самого великого режиссёра мира… Да-да, есть люди, которые обо мне такого именно мнения! Они будут говорить: что себе позволяют эти придурки, педерасты, шлюхи и… и… А я, как вы сами понимаете, не смогу постоянно быть рядом, чтобы объяснять зрителю: да нет, вы что, они вовсе не такие, они просто вышли на сцену, чтобы от души позабавить вас, сделайте скидку на то, что они всего-навсего бедные, малообразованные работяги, а, в сущности, они славные ребята, которые вместо того, чтобы думать только о вкусной еде, выпивке и развлечениях, посвящают себя благородному делу по имени Театр, и т.д и т. п. Я много работаю, все время в разъездах и не могу быть вам защитой в вашем деле. Я не прав, Адольфо? Или я чушь несу?

– Гхм… – сказал Адольфо.

Четвёрка переглянулась. Профсоюзные посланцы были явно обескуражены, что не ускользнуло от глаз Маэстро, наблюдавшего за ними в зеркале. «Ну вот и пришло время пряника», – подумал он с удовлетворением.

– Так что, – сказал он, поднимая правую руку жестом утешения и отпущения грехов, – может, вам и правда, лучше подумать о хорошей футбольной команде? Я мог бы заказать вам форму… хотите, у Армани? Или у Версаче? Я позвоню ему и скажу: Джанни, сделай мне одолжение. Он мне не откажет… Или же организуйте ежегодную выставку семейных фотографий: дети с мороженым в руках, тёща, принимающая душ… А? Что вы на это скажете?

Он опять скосил глаза в зеркало: квартет выглядел растерянным, но всё ещё не сдавшимся.

– Видите ли, маэстро, – вновь подал голос Валли. – Мы обо всем хорошо подумали. И решили создать именно любительскую театральную труппу.

– Вот дьявол!.. Но почему?! – лицо Маэстро начало наливаться краской, а руки задрожали, что означало предвестие гнева. – Почему именно театральную? Театр здесь делаю я, понятно? Я!!

– Но мы хотим создать совсем другой тип театра, маэстро… – вмешался Дольяни.

– Другой тип театра?! – Изумление, словно ведро ледяной воды мигом остудило закипающую ярость Маэстро: – То есть? Повторите, какой театр вы хотите создать? Другой? И что это значит: «другой театр»? Объясните мне, что это значит. Авангардный театр, со сцены которого зрителю сначала показывают голую задницу, а потом на него ещё и мочатся? Такой? Или театр мимики и жеста, где актёры мычат, скулят и разговаривают так, словно блюют: агкх… гггурх… Другой тип театра, видите ли! Хотите сказать, что мой вам не подходит, да? Что он вам неинтересен? Ну давайте, объясняйте!.. Валли!..

– Видите ли, маэстро… – проговорил Валле и закашлялся.

– Дольяни!..

– Нет, маэстро, все не так, как вы сказали!

Нно и Дольяни на этом остановился.

– Мария!

– Маэстро, я обожаю ваши спектакли… – прошептала та и на этом умолкла.

– Паницца, – повернулся к нему Маэстро, – может, ты мне скажешь, что за грёбаный театр вы хотите создать?

Паницце был задан вопрос, следовательно, ему было разрешено открыть рот.

– Мы, мать твою, – сказал он, чётко выговаривая слова, чтобы до Маэстро дошло всё, что он скажет, – мы хотим создать театр, в котором не будут дохнуть от скуки те, кто придёт смотреть наши спектакли.

«Театр, в котором не будут дохнуть от скуки те, кто придёт смотреть наши спектакли!».

Сидя на заднем сидении лимузина, который вёз его в Киберон, Маэстро расковыривал рану, нанесённую ему сорок восемь часов назад в Милане.

Завершившееся долгими аплодисментами его выступление в Сенате, показанное в теленовостях, комплименты Президента и коллег-сенаторов, автограф, выпрошенный командиром авиалайнера, доставившего его в Париж, встреча с молодым куртуазным французским министром культуры, который уважительно обращался к нему «Cher Maître» (Дорогой Мэтр), – всё это явилось для раны слабым и коротко действующим бальзамом, малоэффективным, как арабские духи на руках леди Макбет.

Из-за телекамер, не сводивших с него объективов, из-за спин поздравлявшего его председателя Сената, любезничающего с ним французского министра культуры и командира корабля, такого мужественного в своей чёрной форме с золотыми шевронами, перед глазами то и дело вставало подлинное в своей осязаемости, подобно призраку Банко 6 6 Одна из жертв леди Макбет, постоянно являвшаяся ей во снах. , видение Паниццы. Ужасный в своём синем в белую полоску костюме, в рубашке, большей, чем нужно, на пару размеров, с бельевыми прищепками на лодыжках, он бросал Маэстро в лицо невероятное: «Театр, в котором не будут дохнуть от скуки те, кто придёт смотреть наши спектакли».