Наталья Лазарева - Нелегалка. 2009—2010

Глядя на Агату, не хочу дожить до старости. Нет, не так: хочу не дойти до такого состояния. За что природа так обходится с женщинами?

Судя по фотографиям, когда-то синьора была статной красавицей, гордой, ухоженной и довольной жизнью.

И, что теперь? Старушка осыпается пылью, превращаясь в прах. Каждое утро я меняю бельё на её постели, а потом подметаю пол, и у кровати набирается горстка пыли, похожей на пепел. Каждое утро меня передёргивает, когда я смахиваю эту пыль в совок и выношу в мусор.

А ещё, то там, то сям, мелкими кусочками отслаивается кожа. Кусочки рыбьей чешуёй остаются на простыни. Даже не рыбьей, а змеиной.

Когда-то мы с Танькой ходили на выставку рептилий. Подруга моя сама не своя до них. Поддавшись её восторгам, два парня вытащили из аквариума огромного питона. Танька обнимала его, мокрого от воды, и даже целовала в морду.

Я задыхалась от ужаса, но ради неё совершила подвиг. Меня усадили на стул, змеюку уложили на мою шею, Танька защёлкала фотоаппаратом. Я скулила, отодвигая настырное чудище подальше от лица, а все смеялись.

Когда я умолила сжалиться и снять с меня тяжеленного гада, оказалось, что он несколько раз обвил мою левую ногу. Его потащили, я поскакала сзади. Парни еле освободили меня. Я уже рыдала. Танька радовалась как дитя.

За всё это нам подарили кусок шкуры, похожий на гольф. Я разрезала его вдоль и поперёк, Танька выбрала себе понравившийся кусок (это – самая правильная делёжка пополам, когда делит один, а выбирает другой).

Свой сувенир я подравняла по краям и вставила в рамочку. Обрезки засунула в коробочку от фотоплёнки и кинула в рюкзак. Я в рюкзаке таскаю много чего, зачем-то. Недавно обнаружила, что коробочка раскрылась, и шкура рассыпалась на чешуйки.

И вот я убираю за Агатой её прах и думаю, что если бы я была врачом, я практиковала бы эвтаназию. Ну, зачем так жить?

Вот Агата – она что, рада каждому дню? У неё интеллект двухлетнего ребёнка, и она продолжает деградировать.

Моя бабушка, когда дошла до такого состояния, не стала дожидаться своей остановки и вышла на ходу.

Когда я начну стареть, я поселюсь на краю света, где меня никто не увидит и умру так, что об этом никто не узнает.

И я вспоминаю случаи, когда старики уходили из жизни так, как хотела бы уйти я. На даче у нас был случай: пожилая женщина с утра по дому управилась, пошла в огород, у калитки присела и умерла. Или у моей знакомой мама пришла с рынка, легла и не встала.

А однажды я видела старуху, умершую на пороге супермаркета. Было раннее утро, лил дождь. Она лежала на ступенях, рядом испуганно жались два подростка – они вызвали скорую.

А я смотрела на старуху и завидовала. Выглядела она приятно даже: седая, в светленьком платье, с очень спокойным лицом, – красивым лицом, я сказала бы. Её рот приоткрылся на последнем вдохе, и теперь в него вливался тёплый летний дождь.

Разве плохо умереть вот так – пойти в магазин и уйти навсегда?

il primo giorno libero (первый выходной)

Галя объясняла, что автобусные билеты продаются в табачной лавке.

Если бы Галя работала учительницей, все её ученики были бы тупые и ещё тупее. Объяснять она совершенно не умеет. Из того, что она мне говорила: где почта, где остановка, где парки со смотровыми площадками, где тот же табачный киоск, – я не поняла ничего.

Я позвонила хозяйке агентства и попросила телефон хоть какой-то русской, работающей в Катании.

Ольга сказала, что Катания кишмя кишит нашими гастарбайтершами, и что я там сразу найду себе компанию. Телефон не дала.

Полночи я прокрутилась, пытаясь решить проблему: как найти русских в большом итальянском городе?

Додумалась вот до чего: разделила пополам альбомный лист, на каждой стороне с обеих сторон написала: «РОССИЯ! Русские, АУ!» и решила, что в Катании прицеплю эти плакатики на брелоки по бокам рюкзака. Авось, кто-нибудь откликнется.

Затем пересчитала наличные, оставшиеся после дороги. Мы ехали долго. Я не разбрасывалась, но денежки таяли. У меня осталось 20 евро. Получка через месяц. Впереди – пять выходных. Получается, я могу себе ни в чём не отказывать на 4 евро в неделю.

В 10 утра начался мой первый, после 5-дневной дороги, недели отдыха и трёх рабочих дней, giornata libera, в переводе с итальянского – свободный день (или – день свободы?).

Синьор Джузеппе отпустил меня до 7 вечера (а, может, до 6? – я что-то не разобралась).

Я положила в рюкзак бутылку питьевой воды, пачку печенья, яблоко и купальник и бодрячком выкатилась на улицу. На ближайшей площади, в табачной лавке с горем пополам объяснилась с продавцом и за 2,5 евро купила билет туда-обратно. Галя говорила, что так дешевле.

На площади подошла к двум мужчинам, с вопросом, где остановка автобуса до Катании. Мужчины оживились, замахали руками. Я улыбнулась вежливо: «No capisco». Один отвёл меня на остановку, сказал, что автобус №277 (numero due-sette-sette), оранжевого цвета (oranciona) – потыкал в афишу с оранжевым фоном, придёт в 10—40 (показал на часы) и поинтересовался, есть ли у меня билет. Я кивнула, он обрадовался.

Пассажиры, входя в автобус, компостировали билеты через одного. Я не стала доставать свой – кто их знает, какие тут порядки?

Вообще-то, со смотровых площадок Сант Мариа Катанию видно, как от нашего Питерского квартала – Озерки. За час можно было бы, не торопясь, дойти пешком. Но здесь – горы. Дороги вьются между домов так, что придётся ездить. За полчаса в голове всё перепуталось: автобус делал крутые повороты, катил то вверх, то вниз, крутился между садов и утопающих в цветах имений, а я, стиснув зубы, молилась, чтобы меня не стошнило.

На станции в Катании огляделась в поисках ориентиров. Ориентиры сразу нашлись: над городом возвышалась тёмно-синяя Этна, внизу виднелся порт. Вот и чудненько.

Перешла проспект, уселась в сквере, попила воды, закусила яблоком.

Приладила к рюкзаку приготовленные плакаты и, решив, что теперь готова, смело направилась вниз, к морю.

Шла небыстро, стараясь запомнить дорогу. Заблудиться сложно, город построен по диагонали, но узкие улочки с толпами народа походили на муравейник. Не буду же я весь день ходить по одной улице!

Дорожное движение сбивало с толку. Светофоров мало, пешеходы двигались как угодно, игнорируя зебры и не обращая внимания на транспорт.

Водители пережидали, часто тормозили сами и делали знак рукой – проходи! Там, где светофоров не было, автомобили и мотоциклы ехали по принципу наглости, перекрывая друг другу проезд. Сигналили, переругивались, и как-то умудрялись разъезжаться.

Я недолго пыталась быть воспитанной, проникшись общим пофигизмом, шла, где и как лично мне удобно.

Через час добралась до моря. Здесь меня ждало разочарование. Море оказалось за ограждением, за железнодорожными путями. Слева – вокзал.