Владимир Гамаюн - Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим

Уже выходя, мы обратили внимание на ящик, на котором сидели, и то только потому, что звякнул большой амбарный замок, который был продернут в петлю, но не закрыт. Открываем… Это был ларь для мяса, вместо холодильника. Мы сидели на мясе, прекрасном, вкуснющем мясе. Там стоял громадный эмалированный таз с фаршем, как потом выяснилось, это была оленина со свининой. Лепота, живем, значит! Хватаем этот подарок судьбы, свиную ногу в придачу, поскольку посчитали, что это запчасть от фарша и попросту не влезла в тазик, оставлять её одну на морозе – это не порядок.

Оглядев пустынную улицу, мы рвём когти, унося богатую добычу. Если бы в тот момент все поселковые собаки кинулись за нами, то им бы ничего не обламилось, они бы нас попросту не догнали. Ну, вот и общага. Залетаем в комнату, шарим в тумбочке сковородку. Настрогали, наковыряли ножами на сковородку мороженого фарша, а в кастрюле поставили вариться кусок свинины, отпиленный Мишкиной ножовкой, решив, что это уже будет на завтра. Нашли мы в общаге и полбулки хлеба. Ужин готов! Сидим, кайфуем, честно украденное мясо в горле не застревает, запиваем бульоном. В эту ночь нам было тепло и хорошо, С неделю мы живем, как тузы, а тут нам еще аванс подкинули. А много ли человеку нужно для счастья!?

Со временем житуха наша вроде наладилась, с деньжатами она везде жизнь в жилу. В общаге мы хоть по-прежнему на ночь и ставили под койки электроплитки, но на полу у нас теперь как в юрте был постелен толстый войлок. Ужинать мы ходили в ресторан, холостяки все там по вечерам тусовались. Познакомились и с девахами, начали посещать кино, ходили и на концерты якутских артистов, гастролёров, в бассейн, иногда для разнообразия или, наоборот, для безобразия, ходили и в пивбар. В общем, мы стали жить, как и все, и пока такая жизнь меня лично устраивала, хотя я точно знал, что такое благодушие у меня будет только до весны. Так уж, видно, я устроен, не могу, когда всё у меня в жизни хорошо, тихо и спокойно, весной или летом, мне обязательно нужно во что-то вляпаться, в какую-ни будь хренотень. Так оно и случилось, но об этом потом, потому что вся моя жизненная эпопея состоит из «потом».

Однажды выходя из бара, Мишаня вдруг кинулся на шею какому-то чуваку с пивным бидончиком в руках: «Колька, братан, я тебя уже сколько месяцев ищу!». Ну и пошло-поехало, уже и пиво в бидончике замёрзло, а они всё никак не могут наговориться. Я уже опять подался в пивбар греться, и только потом они очнулись. Нас пригласили на застолье в ближайший выходной, на том и расстались. Подошли выходные, и мы с Михеичем рулим по сказанному адресу, идём по той же улице, подходим к тому же дому и подъезду, проходим мимо деревянного ларя, откуда мы в своё время упёрли мясо, стучим в обшитую войлоком дверь, которая тотчас открывается, нас ждут давно. Заходим, кланяемся, ручкаемся, знакомимся, моем под рукомойником руки, и дружненько все за стол, кроме хозяйки, конечно, она сейчас и за нападающего, и за вратаря, а мы все, выходит, штрафники.

Сейчас на столе полный порядок: рюмки, фужеры выстроены по краям стола, ближе к центру, теснятся тарелочки с закусками, малосольная рыба, грибочки, сало с чесночком, домашняя ветчина горой на тарелках, бочковые огурчики с помидорами, тут же и капуста соленая с брусникой, присутствует и студень с хреном. В центре стола, раздвинув графины с ягодными морсами, хозяйка ставит жареную свинину, большими кусками, отварную картошку и большой таз с дымящимися пельменями, размером с детский кулачок. В больших и малых бутылях самогон на травах, кедровых орешках, ягодах.

Тут и гонг прозвучал, то есть звон бокалов. После усердной дегустации всех этих напитков нам стало немного не по себе. Решили выйти отдышаться и покурить, вышли в тамбур и присели на тот самый ларь, из которого мясо «свистнули», а стыд так и прёт из нас. Неудобно, конечно, – нас встречают, угощают как людей, а мы, получается, где нагадили, туда и жрать пришли. Тут и хозяин жалуется нам, что у него недавно из этого ларя кто-то тазик фарша «увёл». Сейчас вот стал на замок закрывать. Про свинячью ляжку он даже и не вспомнил, а нам с Михеичем пришла пора покаяться. Мы честно рассказали ему про ту ночь, как это получилось и почему. Повинную голову меч не сечет.

Он искренне похохотал и сказал нам, чтобы мы бабе не вздумали говорить, у неё напряг с юмором. Вот только тазик верните, её любимый, с цветочками. Погуляли мы в этот вечер крепко. Хозяйка ушла спать, а мы ещё долго куролесили. Стол уже напоминал поле битвы, ряды бутылок, судков, тарелок, закусок здорово поредели. Как только дошли до общаги? Утром, продрав глаза, мы обнаружили на столе мясо, рыбу, курятину, и полмешка картошки. В углу комнаты, у дверей стояли небольшие нарты. Вот тут-то мы испугались?! Неужели мы опять всё это где-то увели?! Тут пришел Мишкин братан за тазом и нартами, принёс с собой «лекарство». Эта вся благодать на столе – его подарок. Разобрались, посмеялись и решили, что жизнь удалась!

Это я просто вспомнил небольшой, и, на мой взгляд, интересный эпизод. Проходим с Михаилом мимо ресторана, под фонарём якут, приехавший на запряжённых в нарты двух оленях, изрядно пьяный готовится к забою одного оленя на продажу. Он выпил, но, видимо, мало, значит, надо «догнаться», убийство рогатого красавца с печальными глазами смотреть мы не стали, такие вещи я уже видел, и хотя сам мясо ем с удовольствием, но сцена убийства внушает мне отвращение, даже если и по надобности. Идём обратно в ресторан, олень уже ободран, туша разделана на части одним ножом, а продавец вовсю рекламирует свой товар, от которого ещё идёт пар, он ловко отрезает ленты оленины и с удовольствием поглощает мясо сырым, без хлеба, без соли и с хорошим аппетитом.

Уже вечером и второй олешек. и сами нарты было проданы, а якут исчез в неизвестном направлении. Всем известно, что у северных народов наблюдается полное отсутствие иммунитета от алкоголя, и ради водки, выпив сто грамм, они готовы и на унижения, и на что угодно, вплоть до убийства. Я много лет с ними общался. Они безобидны, наивны и простодушны, как дети, только не нужно их обижать, ведь он могут быть и другими, они тоже люди, но тот образ жизни, который они ведут, за столетия наложил на них свой отпечаток. Проведя в ресторане приличное время и употребив приличное количество пива, меня потянуло на природу, потому что «удобства» были только на улице. Вышел на задний двор, со свету ничего не видно, но я сразу пристроился за углом и почти сразу почувствовал громадное облегчение. Тут прямо у меня из-под ног раздался уже знакомый голос: «Эй, паря, зачем на меня поливаешь, я так ведь к утру примёрзну». Я зажигаю спичку и вижу среди кухонных отбросов и собак уже знакомого якута: «Ты, мужик, что совсем охренел? На помойке, среди собак, замёрзнешь ведь». – «А я в кухлянка, в ней тепло, не замёрзну, а собаки, чо собаки? Якут чо ли не собака?» Пусть простят меня якуты, за этот эпизод, но из песни слов не выбросишь.