Валерий Свешников - Былицы

Была она более комфортна, чем наши Железнодорожные бани в Вологде. В гардеробе стоял фикус! Было, однако, много покалеченных войной мужчин, не было толстяков, а чаще были худые и неторопливые люди. Пар в бане оказался настолько хорошим, что отец в парную сходил даже несколько раз.

Меня отмыли. И потом мы выпили в буфете не виданный мной до тех пор напиток – клюквенный морс.

Тетя Клава жила совсем рядом с интересными местами – с Невой и Фонтанкой, с Марсовым полем и Летним садом. Наши пешие прогулки по прекрасному городу, хотя и разбитому войной, почти каждый раз приводили к какому-нибудь новому «открытию». Это «открытие» было новым, конечно, в первую очередь для меня, но это было и открытием новой стороны для моих родителей. Каждый новый дом, церковь или дворец отец как бы нам с мамой преподносил. Он помнил многие свои «открытия» со студенческих времен и теперь щедро делился ими.

Но одно открытие было неожиданным даже для отца. Это был Музей обороны Ленинграда. Он располагался совсем рядом с Гагаринской, и при первой возможности мы его посетили. Теперь там располагается знаменитая «Муха», а в то время все это громадное здание в Соляном переулке было целиком наполнено блокадными экспонатами. Такого музея я не видел никогда. Потом его, к великому сожалению, разгромил Сталин, точнее, его приспешники. Теперь, конечно, что-то восстановлено, но многое исчезло бесследно.

То, что там была представлена почти вся военная техника и наших, и немцев, – это еще не все. Там были удивительные диорамы, очень много фотографий и прочих вещей, которые теребили душу и вызывали почтение к пережитому ленинградцами. Конечно, присутствовала и радость от одержанной победы, но сквозила и боль от пережитого ими ужаса и страданий. Меня впечатлила огромная пирамида из касок, которая перекликалась с верещагинским «Апофеозом войны».

Родители посещали многих знакомых, и однажды в гостях меня на прощание угостили довольно большой конфетой. Но так как чай уже попили, то я так весь день и держал ее в руке. Нельзя сказать, что я жаждал чаю, но есть конфеты просто так, как пряники или печенье, я не мог – не привык.

Я ее проносил целый день в руке. От тепла конфета стала мягкой, но шоколад, похоже, был настоящий, поэтому она «дождалась» вечера. Точнее, вечернего чая. Тут я и предложил ее тете Клаве. Сделал свой презент я не очень деликатно, но все равно тетя была потрясена моим терпением. Мы честно разделили конфету на двоих. Я впервые понял, что подарки могут приносить радость не только одаряемому.

В поисках нужной вещи в Ленинграде в те времена можно было потерять много времени, обходя один магазин за другим. Так мы искали обычный самокат. Для поиска нужного товара у советского человека формировалась интуиция и настойчивость. Был, конечно, и блат, но были и добрые советчики. Такой доброй феей для нас была Ханна Михайловская – продавец «Спортмага» Апраксина двора. Она была хорошей знакомой моих родителей и быстро перечислила магазины, где можно поискать самокат. Х.М. заверила, что если они вдруг появятся в продаже в их магазине, то она непременно нам сообщит. Но самокат – это скорее игрушка, чем спортинвентарь. В их магазине самокатов не появилось. Мы продолжили поиски.

Однажды нам встретился мальчик – счастливчик, катавшийся на новеньком самокате. Мы его спросили, где ему купили мою несбыточную мечту, но мальчишка испугался и уехал куда-то в сторону. Слежка за ним дала результаты: мы нашли наконец заветную скамейку в Летнем саду, где сидела мать владельца желанного подвижного средства.

От нее узнали, где продают эти чудесные колесницы. Надо было всего лишь добраться до универмага у кинотеатра «Гигант», что на площади Калинина.

Как мы достигли заветной цели, надо писать отдельно. Потом мы пешком вернулись обратно, на Гагаринскую. Я-то, правда, не пешком передвигался, а на самокате. Ах, как же я был счастлив в тот момент!

Посещение Эрмитажа – это обязательная часть программы любого гостя Ленинграда. То, что это большой музей, я знал из рассказов родителей. Но то, что Эрмитаж так велик, я не представлял. Отец правильно продумал нашу экскурсию, мы ходили примерно часа два. Это посещение и было, скорее, знакомством с самим зданием Эрмитажа, чем с определенным «набором» шедевров.

Мы осмотрели знаменитые часы с павлином, в этом зале тогда было несколько «фонтанов слез», которые действовали. Был открыт для входа сад под открытым небом, и мы прошлись по его аллеям. Мне понравился рыцарский зал, тем более что отец сделал его посещение сюрпризом для меня. А потом посмотрели коллекцию холодного оружия. Я понял, что надо качать мышцы. А все потому, что размеры и вес двуручного меча внушали уважение к их владельцам. Можно было догадаться, что махать таким увесистым оружием был способен только настоящий силач.

Некоторые экспонаты этих залов удивили своей формой и тонкостью работы. Особенно холодное оружие, но и огнестрельное было произведено с не меньшим тщанием.

Побывали мы и в Петродворце. Я тогда впервые ехал на электричке. Она мне поначалу показалась довольно комфортной. Называлась электричка странно – Ср-3. Но катила она бойко, свистела, правда, как-то визгливо, но доехали мы до места быстро – всего за полчаса. То, что двери в вагон были обычными, как в пассажирских вагонах, меня не удивило. Не знал я еще об автоматических дверях.

Петродворец тогда прозывался по-русски, а не по-немецки – Петергоф. Сказывалась неприязнь к немецкому языку. Сам дворец еще лежал в руинах, но многие фонтаны уже работали.

Мы успели посмотреть некоторые фонтаны, пока наконец не добрались до Монплезира. Там меня заинтриговали фонтаны-шутихи. Я долго следил за тем, на какой камень надо нажать ногой, чтобы вдруг брызнула вода. Я бы долго наблюдал, пока отец не намекнул мне, что, возможно, фонтан срабатывает по команде человека. И только тогда я увидел «виновника» чудесного действия шутихи.

От всех увиденных красот я пришел в недоумение – почему надо было разрушать такое красивое создание рук человека.

На обратном пути я собирался еще раз посмотреть на следы войны, так поразившие меня. Я рассчитывал, что теперь я встану к окну с другой стороны поезда, чтобы увидеть то, что я не смог рассмотреть по дороге в Ленинград. Кое-что удалось увидеть, но быстро наступила ночь, и на том закончились мои наблюдения.

Утром из-за вынужденного безделья решил узнать, что будет, если я подпрыгну и буду наблюдать, как за это время сдвинется поезд. Это была первая попытка изучения относительности движения и покоя. Не знал я тогда, что Галилей давно открыл этот закон.