Сен ВЕСТО - Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга первая

– Реформаторы ушли, разбрасывая семя по приемным, – неопределенно произнес мужчина. – У меня до сих пор волосы стоят торчком.

Врач вздохнул.

– Местные обычаи требуют некоторых условностей. Они же настаивают на нашем скорейшем возвращении в покои, нам всем будет лучше поспешить, храня в сердце своем свежесть и непредсказуемость дня. Пока все самое вкусное не съели.

– А что, – угрюмо осведомился мужчина, – объявлен период сенокоса?

– Давайте придерживаться принципа реальности, – сказал главврач. – Здесь все покои по традиции заперты. Дальше разговоров это не пойдет.

– Аналогия вполне может здесь пройти, – ответил мужчина, не соглашаясь. – Мы все когда-нибудь падем жертвой вашей любви к парадоксам.

– И все-таки мне придется настаивать на отказе вам в разумности, мне не совсем понятно, причем тут вы, мне даже страшно подумать, к чему может привести подобная концентрация недоверчивости на единицу площади, до какой степени цинизма мы с вами еще можем пасть, случись (не дай бог) нас в этот час кому-нибудь здесь увидеть.

Мужчина перенес взгляд, как бы сделав над собой усилие, глядя теперь куда-то вдоль по коридору.

– Таково действительное положение вещей, – пробормотал он нехотя. Он больше не смотрел по сторонам.

– Я не хочу сказать ничего плохого, поймите меня правильно, – окрепшим голосом продолжал главврач, со значением прижимая руку к сердцу и делая шаг вперед, – но вы же дальше утра не хотите ничего видеть, куда ж вы сейчас пойдете, в таком виде, вы поглядите на себя, на вас же лица нет. Вас же найти невозможно, то ли вы, понимаете, еще здесь, то ли уже…

– Давайте не будем злоупотреблять моим гостеприимством.

– На это можно посмотреть с другой стороны, – неожиданно легко согласился главврач. – Но некоторое недоумение все равно останется. Не говоря уже о завязанных вами накануне шнурках на обуви отдыхавшего персонала администрации. Которые до сих пор не могут развязать.

– Я действовал решительным образом, – ответил мужчина сухо и непримиримо, но не без следов запоздалой неловкости. – Кто-то залил мне весь стол чернилами.

Он, не двигаясь и кося глазом, уже в течение продолжительного времени наблюдал пару осанистых крепких санитаров, что, загородясь от него простыней, плечом к плечу мелкими шажками продвигались вдоль стены поближе.

– Вы тоже попробуйте на узелок чуточку хорошего клея, – произнес он рекомендующе, дружелюбно мигая, но думая явно о чем-то другом. – В общем так, – сказал он. – Есть хорошие новости с того света…

Главврач его не слушал.

– Вы же могли просто уведомить, как-то сообщить, – хрипло дребезжал он. – Не вынося сора из избы…

– Осуждаете, значит.

– Я не осуждаю вас…

– Да нет, осуждаете.

– Я не могу осуждать вас…

– Не одобряете, значит. Перечите. Я же вижу…

– Да нет, не то чтобы не одобряем…

– А что вы делаете?

– Но вы же могли каким-то образом шепнуть мне между делом на ушко, покидая нас, предуведомить, что ли…

– Я и предуведомил, неоднократно ставил в известность, что работать приходится в исключительно сложных условиях, отмываться каждый раз становится все труднее…

– Да, и я сказал, что посмотрю, что можно сделать…

– При этом, однако, ваше лицо осталось невозмутимым, – заметил мужчина, переводя взгляд на главврача. Веко на правом глазу у него начало нехорошо подергиваться.

– Только не пытайтесь уверить меня, что вы сами оказались здесь из одного уважения к своему правдолюбию, давайте, скажите мне, что завязывали шнурки вы, плохо владея собой…

Мужчина смотрел не мигая.

– Наше спокойствие было напускным, – сухо ответил он, чуть заметно, впрочем, порозовев.

– Да, но ведь вы же, уходя, этим не ограничились, когда вам в очередной раз напомнили, что администрация не потерпит на своей территории недоверия и уклонения от необходимых мероприятий, – произнес главврач страдальчески. Он стоял у дверей, заложив руки за спину. – Вы же свой утренний анализ мочи нам поставили, наверх в выдвижной ящик.

– Здесь принято совершенно точно формулировать свое мнение по этому вопросу, – все также выжидательно отозвался мужчина, пытаясь понять, куда врач клонит.

– Ну, хорошо, ладно, это eще можно как-то объяснить, но будить-то вам зачем персонал понадобилось, зачем вы в телефонную трубку голосом старшего администратора желали всем спокойной ночи? У нас кое-кто до сих пор никак не отойдет ко сну.

– В том выражена способность воспринимать на слух. Пагубная привычка.

Врач покачал головой.

– Я вот все удивляюсь, откуда в одном человеке может взяться столько цинизма. Знаете, где мы нашли ваше постельное белье? Человеку со стороны ни за что бы не догадаться. В прачечной.

– Вы что, следите за мной? – спросил мужчина с неудовольствием.

– Мы здесь как частное лицо, – уклончиво ответил главврач. – Мы встретились позже назначенного часа.

– Это не по моей вине.

– Здрасти, а по чьей же тогда?

– Вы мне все время перечите, – сказал мужчина с упреком.

– Я не перечу вам.

– Вы мне опять все время перечите.

– А вы готовы поднять шум при малейшем несогласии.

– Я что-то не пойму, кто тут за чей счет кормится. Мне непонятен смысл ваших намеков и домыслов, основанных на чьем-то непонимании… Бросайте эту привычку все время плеваться, я тут босый стою.

– Извините. В общем, знаете… Я вот тут подумал, можно просто посидеть, нам есть, о чем поговорить, может, мы как-нибудь поужинаем вместе, в другой обстановке… просто посидим…

– Вы что, смеетесь надо мной?

– Я не смеюсь над вами…

– Как же нет, я же вижу.

– Какой сейчас может…

– Вам смешно.

– Что вы, какой может быть…

– Нет, вам смешно, вы хихикаете…

– Мы не хихикаем, нам совсем сейчас не до смеха…

…вы уверены, что самые хитрые, вам все можно, что за вами закреплена привилегия ходить по пятам, стоять над душой, цеплять мне на сознание свои невозмутимые лица и плевать на пол. Сколько себя помню, вы всё пытаетесь, совершенно не стесняясь, установить приемлемые отношения между различными состояниями космической пыли, не желая знать, что зона вечной мерзлоты уже по определению своему предполагает вечность . Это слишком похоже на правду, чтобы беспечно улыбаться, но вы предпочитаете отменять утро, надевать на что ни попадя горчичники и потом с прискорбием и бесстыдством сообщать, что наступил сезон дождей. И глядя на ваши лица, я все чаще спрашиваю себя, а что, собственно, случилось, куда они все ушли, куда они могли все уйти? Разве они все куда-то ушли, разве они могли куда-то уйти? Они же все здесь, они не могли никуда уйти.

– Давайте не будем искать легких решений, – ответил главврач. – Я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к запертым дверям.