Creative Writing School - Пашня. Альманах. Выпуск 1

– Ну и болван же ты, – проговорил Антипкин и неожиданно громко рассмеялся. Впрочем, смех его быстро захлебнулся новой волной сухого кашля.

– Простите?

– Жизнь свою просрал. И на что? На живые трупы… На судна и пролежни. Ты не смотри, что я здесь, в таком виде… Я ни о чем не жалею. Я вволю пожил. И жизнь видел! И все ее тайны, кхе-кхе… А что видел ты, кроме больничных стен?

Антипкин снова зашелся сильным кашлем, после чего отвернулся к стене, натянув одеяло до самых глаз. Ему оставалось жить от силы месяц. Аркадий Валерьевич долго смотрел, как содрогается под накатывающими волнами кашля тело актера, после чего выключил свет и вышел из палаты. На сердце было все так же спокойно. Вспомнилось лицо жены. Как она там? Вечером, сидя над книгой, Аркадий Валерьевич внезапно взялся за телефон и набрал затверженный номер. Он не делал этого уже очень давно.

Честно говоря, я боялась. Очень боялась. Это был настоящий вызов. Учить взрослых людей писать рассказы. Да кто я, собственно, такая? Что могу дать – кроме того, что знаю и умею сама, а часто и не знаю, а только смутно догадываюсь? Две весенние группы CWS развеяли мои страхи и сомнения буквально за пару занятий. Во-первых, оказалось, что учиться им очень интересно. И мне сразу стало интересно учить. Во-вторых, сразу стало понятно, что упор на практические занятия (а я тут же решила, что мы будем постоянно писать прямо на уроках) – хорошая идея. Мы много играли, много смеялись – и быстро подружились. Еще вчера незнакомые замотанные жители мегаполиса. Это было похоже на чудо. Вторым чудом стали результаты. Рывок, который сделали практически все слушатели, был поразительным.

Финальной работой должен был стать рассказ – на общую тему для всей группы. Я выбрала отрывок из фильма Озпетека – всего несколько минут, два человека на экране – мужчина и женщина, разговаривают ни о чем, но сразу ясно – перед нами драма, настоящая, огромная. Но какая? Я предложила придумать и написать рассказ именно об этом. Об этих людях, об их отношениях. Почти все рассказы в альманахе – как раз финальные. И посмотрите, какие они замечательно разные! Как я ни терзала своих любимых слушателей, как ни гоняла, заставляя разучивать гаммы, они сумели взять нужное – технику, но ревностно отстояли главное – индивидуальность, свою манеру видеть мир. Знакомьтесь: Лилия Волкова, Илья Дьяков, Таня Кокусева, Ольга Кононова, Сабина Нарымбаева, Анна Неклюдова, Ксения Ткач, Анна Филиппова, Степан Худяков, Анна Шулина, Лада Щербакова. Я очень верю, что эти имена вы прочтете еще не раз.

Федерико утверждал, что может завалить любую. Для каждого вида добычи у него были свои приманки. Интеллектуалкам он читал монолог Гамлета на языке оригинала. Романтичным дурам пел под гитару слезодавительные баллады. С феминистками обсуждал сексизм и харрасмент, проходил в дверь первым, а ресторанные счета делил пополам. Трепетные «мамочки» хорошо ловились на страшилки о прививках в комплекте с «Ути-пути».

И это работало. Белобрысые, рыжие и чернявые, худые и пухленькие, циничные и наивные запутывались в расставленных сетях намертво, до абсолютной покорности. Сделав свое мужское дело, Рико избавлялся от неинтересного ему тела без всяких сантиментов. Рыдающих упаивал крепким алкоголем, отвозил домой, а номера телефонов вносил в «черный список». Агрессивным (редко, но попадались и такие) объяснял, что он по-любому сильнее и что правило «женщин бить нельзя» писано не для него. Сдержанных целовал на прощанье в щеку и провожал до метро. После чего отправлялся на следующую охоту. На один «объект» у него уходило от суток до месяца. Пауз он не делал.

Для Алекса подобные развлечения были загадкой – с какой стороны ни посмотри. Он не видел в гонке за количеством никакого смысла. Еще он подозревал, что рано или поздно Рико нарвется: его уже однажды пытался отметелить брат очередной жертвы, миловидной простушки из пригорода. Кажется, Федерико откупился от разгневанного пролетария бутылкой дорогого алкоголя, так что в тот раз обошлось. Но кто знает, чьей родственницей окажется следующий «отработанный материал»? Кстати, Алекс в принципе не понимал, что в Федерико находят женщины. Английский у приятеля-женолюба был средненький, гитара не строила, а детей он считал побочным продуктом секса. Нежелательным продуктом. К тому же, был он вовсе не Федерико, а Федор. Федька Кильдяев. Простонародное имя его раздражало, придуманная замена, по его мнению, звучала куда изящнее. Каждой новой девице плел байки о папе-итальянце, его командировке в морозную Руссию и скоропостижной любви с мамой, сногсшибательной красавицей-москвичкой. «Понимаешь, бамбина, он был из очень знатной семьи, родители не дали разрешения на брак с русской, и он покончил с собой, но перед смертью написал маме, что если будет мальчик – пусть назовут Федерико». Девицы делали вид, что верили. Или верили на самом деле – во внешности Федерико-Федьки и правда было что-то средиземноморское. Высокий, смуглый, худой. Даже тощий. И весь какой-то вихлястый, будто сплетенный из веревок. Лицо с крупным ртом – настолько подвижное, что первые мимические морщины появились на нем лет в восемнадцать. Волосы густые и длинные, то совсем прямые, то с крупными завитками на концах. Алекс подозревал, что Федька крутит локоны с помощью щипцов, тайком стянутых у матери – уроженки Моршанска, не уродины, но никак не красавицы. Впрочем, Федькиного папу, чиновника республиканского масштаба, кажется, все устраивало.

Кильдяевых Алекс – тогда просто Сашка – знал еще со школы, часто бывал у них дома. Федькина мать угощала пирогами – огромными, величиной с мужскую ладонь, «как в Моршанске» – говорила она. Федькиного отца Саша видел редко, но хорошо запомнил первую встречу. Худощавый, жесткий на вид человек с таким же, как у сына, размашисто прорезанным ртом, вошел в квартиру, когда они с Федькой уже наелись супа и пирогов и собирались гулять. «Здравствуй, Федор, – сказал старший Кильдяев, – куда это ты? А уроки сделал? Да? Ну, ладно, иди, только, чтоб в восемь дома, как штык». Он потянулся рукой к сыну, и Федька вдруг странным, каким-то зверушечьим движением вывернулся из-под отцовской руки. Быстро открыл входную дверь, – «Саш, пойдем скорее!» – и с топотом побежал по лестнице вниз. Саша рванул следом, успев услышать: «А друга, значит, Сашей зовут?». Да, Федька с детства уверенно называл их отношения дружбой, но Алекс предпочитал сдержанное «приятели». Хотя и бежал куда угодно по первому Федькиному зову. Они поступили в один вуз: Федька – на блатную «Мировую экономику», Саша – на инженерный. По-прежнему проводили много времени вместе, и как раз в те времена, курсе примерно на третьем, Кильдяев их обоих переименовал и сделался коллекционером соитий.