Михаил Огарев - «Ли Ле Ло»: детки из клетки. Первое дело

– Да разве может горец из княжеского рода пойти на подобную низость? – возмутился я. – Ни за что на свете! Всё гораздо интереснее: я у вас поселиться намерен.

После этого неожиданного заявления физиономии и у мамы, и у дочки заметно вытянулись: удивление обеих было неподдельным. Следовало прояснить ситуацию хотя бы в общих чертах, что я и сделал:

– Ваш супруг-папаша-отчим задолжал моей фирме круглую сумму в иностранной валюте, а отдавать не спешит. Точнее, взял денежки сразу и кучкой, а вертать намерен долго и небольшими порциями. Что ни меня, ни моих боссов никоим образом не устраивает. А поскольку упомянутый долг приблизительно равен стоимости комнаты в хорошей квартире, то одну из них у вас я и намерен занять!

Обескураженная дочь не известного мне Дормидонта с осмыслением предоставленной ей информации, как я заметил, явно не справлялась. Зато Люся ухватила за рога главную суть сразу.

– Свою обуютенную комнатку не отдам! – заявила она, гневно раздувая ноздри. – И только попробуйте на неё покуситься! Сами мигом станете покусанными – это как минимум!

– Какой же классический Робин Гуд обижает детей? – искренне огорчился я. – Так и весь наработанный имидж запросто потерять можно! В данном случае меня вполне устроит помещение, в котором мы сейчас находимся.

Обдумать предложенную шокирующую альтернативку госпожам Пачулиным помешал истошный визг тормозов под раскрытым по случаю теплой погоды окном. К нему Люся тотчас прилипла.

– Жека с двумя мусорами, – как ни в чём не бывало объявила она. – Ну, сейчас начнется, ух ты…

Василиса Дормидонтовна с радостным матерным восклицанием ринулась встречать долгожданных спасителей, а я обратился к разрумянившейся от предвкушения зрелища барышне:

– Настоятельно прошу вас покинуть эту комнату. Во-первых, на всякий пожарный: дабы меня не вздумали обвинить в захвате заложницы. А во-вторых, возможен так называемый «боевой физический контакт», что для посторонних тоже чревато.

– Последнее слово без дополнения обычно не употребляется, – поучительно сказала Люська. – Хорошо-хорошо, упархиваю… Но подглядывать-то можно?

– Сколько угодно, но на собственный страх и риск.

– Кто не рискует, тот «Вдову Клико» не целует! Кстати, весьма кисленько, хотя и без ночной изжоги… Ладно, к делу: не забывай, что я могу тебе пригодиться в качестве положительной свидетельницы!

– Очень тронут. Честное слово.

Любительница крутых мужских столкновений скрылась в прихожей, чем я и воспользовался, чтобы сбросить и спрятать фирменные брюки и куртку. Впрочем, под ними на мне было отнюдь не бельё.

Итак, на подходе критическая ситуация номер три. Самая опасная.

Из всех возможных вариантов наиболее неприятным было бы появление оперативников со стволами наперевес и с воплями: «На пол, быстро! Лицом вниз!! Руки за голову!!!» Подчиниться – значило проиграть сразу и по всем статьям; неподчинение грозило этой самой зловещей чреватостью, ибо рядовая российская милицейская дурь воистину безгранична. Поэтому я искренне надеялся, что здоровый, румяный и радостный вид ученицы Людмилы Пачулиной несколько охладит боевой пыл атакующей стороны.

Моя неожиданная союзница не подвела. Очевидно, ей страшно хотелось оттянуться на всю катушку, что она и озвучила звонко сделанным заявлением: «Уважаемые доблестные стражи капиталистического порядка! Я требую немедленно задержать и привлечь к уголовной ответственности моего гнусного отчима Пачулина Евгения Ивановича за неоднократное физическое насилие, совершённое им по отношению к моей матери Цапниковой Василисе Дормидонтовне!» После чего стало очень тихо.

Я медленно и добросовестно сосчитал про себя аж до пятнадцати, когда, наконец, услышал женско-визгливое:

– Доча, ты чё? Ты чего городишь?!

– Чевочка с молочком! А кто каждую ночь верещит из спальни: «Нельзя! Не смей! Только не туда!», а? Могу магнитофонную запись продемонстрировать!

Несмотря на серьёзность и непредсказуемость ситуации, я не удержался от улыбки. Теперь следовало ожидать ответной реплики от «папахена», которая через пару секунд и грянула мужицки-ревуще:

– Люська, дрянь, ты почему не в школе? Совсем охренела?!

– Я такую приправу не употребляю! Это, может, ты уху ел?

Судя по характерным звукам, донесшимся из прихожей, на сей раз усмехнулся не только я один. Оскорблённый Пачулин перешел на ломаный бас:

– Почему ты не на уроках, спрашиваю?!

– Я вся простуженно-контуженная и протужённо-заражённая! Соплю из носа показать?

Вот на выделения Люсиной носовой слизистой оболочки я взглянул бы с интересом… Но тут Евгений Иванович, кажется, вспомнил, зачем его выдернули из магазина, и ворвался в комнату, где находился я. Здоровенный, мордатый мужлан с мясистым, потным лицом и пустыми рыбьими зенками…

И застыл – ну, не по стойке «смирно», но очень даже ровно. Вошедшие вслед за ним оба сотрудника милиции с дубинками в руках замерли тоже. Уж кого-кого, а майора одного из спецназов МВД в полной форме и при медалях-орденах они явно не ожидали увидеть.

Протиснувшаяся откуда-то сбоку, Люся раскрыла от удивления рот с поразительно чистым розовым языком. Восторженно выдохнула: «Вот это да-а!..» Я не стал её разочаровывать: медленно шагнул к оперативникам и продемонстрировал им свое раскрытое удостоверение. Последовали озабоченные переглядки.

Гражданину Пачулину, не удостоенному этой чести представления, я, немного помедлив, передал копию его злосчастной долговой расписки. Чем мгновенно привёл в состояние неописуемой ярости:

– Ах ты, паскуда! Шестёрка нефиловская! Ну, я тя ща!..

Я слегка отступил в сторонку и назад, понимая, что Евгению Ивановичу прямо-таки не терпится испытать на мне свой «прямой правой». Он и попытался проделать это в такой последовательности: сначала крупно шагнул вперёд, потом развернул корпус вправо, потом начал замахиваться во всю мочь… Потом я нырнул под его левый локоть и одним движением подсёк сзади обе его ноги. Довольно высоко задрав их, Пачулин грохнулся спиной о пол и, кажется, вышиб из своих легких весь воздух. Еще и крестец отбил бы весьма качественно (и ковер не помог бы!), но я его предусмотрительно страховал.

Вот теперь оперов приходилось опасаться всерьёз: сбитые с толку, они могли немедленно вмешаться с непредсказуемыми последствиями. Но вновь, как нельзя кстати, помогла неугомонная Люська, которая вынырнула прямо перед ними на первый план и ликующе захлопала в ладошки. Затем она подбежала к поверженному отчиму, поставила свою ножку на его объёмистое брюхо и застыла в наполеоновской позе победительницы. К моему удивлению, оба милицейских сотрудника откровенно ухмыльнулись.