Игорь Аркадьев - Записки старого доктора

– Есть немного. Хочешь отдохнуть? Давай в гости ко мне, порыбачим, попаримся…

– Почему нет, как-нибудь съездим, обязательно. А у тебя там печное отопление или газ?

– Есть и то, и то. А печки, по сути, две. Есть камин в гостиной и старая печь, но рабочая вполне. Газ у меня там всегда на минимуме. Я, когда приезжаю, всегда угольком протапливаю, очень даже неплохо получается. Зимой, конечно, не сейчас.

– Тогда у меня для тебя подарок есть, пойдём, – сказал он и повел меня в большую гардеробную, переделанную когда-то из обычной сушильной комнаты.

На плечиках висела одежда для разных сезонов, на специальных подставках располагалась обувь. Валялись какие-то пакеты, видимо у хозяина не доходили до них руки. Ничего интересного. В углу стоял армейский зелёный ящик от артиллерийских снарядов. Его я узнал сразу, я видел много таких в армии. Кроме прямого назначения, их принято было использовать для различных нужд, где может понадобиться такая деревянная ёмкость, в том числе, для перевозки личных пожитков офицерского состава при переездах. На крышке красовался инвентарный номер, написанный чёрной краской от руки. Александр подошёл к ящику, постучал кулаком по каждому запору, дёргая их другой рукой, и откинул тяжёлую крышку. Ящик оказался набитым доверху всякой неприглядной макулатурой. Какие-то подписанные папки с отчётами, просто пачки листов с напечатанным текстом, всё небрежно растолкано по свободным местам. Общие и простые ученические тетрадки иногда в сильно измятом состоянии, подписанные и нет, иногда порванные. Какие-то брошюры, книги с оторванными обложками, в общем, всё что угодно, причём в сильно запыленном состоянии. На мой немой вопрос сосед отреагировал несколько неожиданно:

– Ящик тоже можешь спалить, только железяки отрывай, чтобы в печку не попали.

– Погоди, – сказал я, – но здесь же документы какие-то, может быть ценные. Ты притащил всё это с собой при переезде. У тебя же был какой-то здравый умысел всё это хранить до сих пор?

– Знаешь, это умысел по хранению старого чемодана. Слышал, наверное? Тяжело нести и жалко бросить. Забирай, доставлю своей машиной прямо к тебе на дачу и прямо к печке. Только отнести мне поможешь, тут только содержимого килограммов на двадцать пять будет. А ещё ящик. Тяжеловато и неудобно. На том и порешили.

Ещё один разговор на эту тему, который я сейчас вспоминаю, состоялся в машине, когда мы везли теперь уже мой ящик ко мне на дачу. Сосед не забыл о данном обещании и через два или три дня сообщил мне, что свободен и готов ехать. Я, как всегда, оказался скор на подъём, мы погрузили ящик в его внедорожник и отправились в недолгий путь. Моя дача находилась километрах в тридцати от города и минут через сорок, несмотря на дырявую и раздолбанную дорогу, мы уже были на месте. Пока мы ехали, я ещё раз успел поинтересоваться, в чём состояла ценность того, что было в ящике, и почему Александр вдруг решил всё безжалостно выбросить. Может быть, там какие-нибудь важные финансовые документы, я не знаю, отчёты, которые ещё могут понадобиться зачем-нибудь. На этот раз сосед оказался более разговорчивым.

– Понимаешь, дружище Владимир, я сейчас окончательно избавляюсь не от документов или каких-то там ещё материальных ценностей. Сегодня знаменательное событие. Я избавляюсь окончательно от одной бесполезной и сильно надоевшей мне привычки, к которой я был приучен моей правильной матушкой с восьмилетнего возраста, точнее, со второго класса средней советской школы, где она тогда работала учительницей младших классов. Она почему то решила, что если её разболтанный и неорганизованный сын будет каждое воскресение вечером, перед сном, вспоминать и аккуратно записывать в тетрадке всё, что с ним произошло за неделю, это сможет придать его жизни какую-то цельность и планомерность и позволит стать более серьёзным и организованным во всех его поступках. Кроме того, это должно было, по её предположениям, значительно стимулировать мою короткую память. По её правилу, я должен был вспомнить самые значимые события за каждый день прошедшей недели и записать их краткими и точными фразами. Должен признаться, что занятие это не нравилось мне совершенно с самого начала. Но родитель есть родитель, пришлось подчиниться. Со временем я приспособился к этой процедуре таким образом, что она почти не доставляла мне затруднений. Я завёл небольшой блокнот и делал в нём пометки вечером каждого дня, когда память ещё свежа. А в воскресение мне было достаточно только взглянуть на свои каракули и отчёт за неделю был готов.

– Погоди, ты хочешь сказать, что вот этой хренью, извини, этим делом ты занимался всю свою жизнь и только сейчас ты хочешь с этим покончить? Я правильно понял?

– Ну, почти правильно. В детстве я считал это занятие важным, поскольку так считала матушка. А потом я просто привык, ну, примерно, как к чистке зубов. И я действительно стал думать, что это занятие меня как-то организовывает. А потом, в связи с тем, что жизнь моя сложилась довольно сумбурно, я стал считать, что когда-нибудь найду время и напишу что-нибудь о моей жизни на основе этих материалов. Ну, роман какой-нибудь или, скорее, детектив, где все преступления не раскрываются…

– И ты делал эти отчёты за каждый день без перерыва, посчитаем, сорок семь лет?

– Ну, нет, конечно. Перерывы были. Два года армии. Другие неприятности, которые случались у меня неоднократно. Например, в конце девяностых за мной в течение полугода гонялись два киллера сначала в Киеве, затем в Москве. Мне было не до записей. Ну и потом, я далеко не всегда делал каждодневные пометки, иногда я вспоминал самые важные события недели без привязки к конкретным дням. Было по-разному. Но всегда, даже если случались длительные перерывы, я старался вспомнить самые важные события того периода, конечно, когда мог себе это позволить, и обязательно конспектировал всё, что удавалось припомнить. А два года назад я сделал свою последнюю запись в этом еженедельнике. Забросил последнюю тетрадку в ящик, закрыл его и оставил в кладовке. Всё.

Разговор продолжился уже на даче. Ящик мы благополучно разгрузили и сбросили в дровяной сарай, а сами зашли в дом откушать чайку.

– Прочая макулатура там, – сказал Александр, – это старые финансовые отчёты по разным моим фирмам, уже закрытым. Старые книги, уже не помню, почему я их хранил, возможно, что-то осталось от матушки. Короче говоря, ничего ценного.

– А если это не секрет, – полюбопытствовал я, – что же заставило тебя так вот взять и резко бросить дело всей жизни?

– А смерть моего единственного сына, – как то обыденно ответил он.

– Извини, я не знал.

– Да ничего, перегорело уже, – буркнул Александр и надолго замолчал. Я тоже молчал, мне было неудобно продолжать эту тему, а другой я ещё не придумал. Неожиданно он продолжил.