Алексей Жак - Изгнанник. Часть 1. Обновление. Жена

– Нет. Далеко ехать. У меня времени впритык. Не хватит. Через два часа поезд.

– Тогда позволь тебя проводить, раз такой расклад получается. Я к тебе приставать не буду, если что – кругом люди, – Сергей оглядел пустующий перрон метро. Было около полуночи и выходной день. – Если будет предпринята с моей стороны попытка, сдашь в милицию. Но уверяю тебя, до таких крайностей дело не дойдет. Я смирный… и не бабник.

– Это я уже поняла: дожил до такого возраста и до сих пор не женился, семьей не обзавелся, – пошутила Яна.

– М-да, – грустно мотнул головой Сергей, – и такое в жизни случается. Ну, так как? Позволите Вас сопровождать, леди? Или как? Все-таки я москвич, и мне хотелось бы, чтобы у Вас, как у гостьи, остались наилучшие воспоминания о коренных жителях столицы и их нравах.

Яна подскочила со своего места на лавочке, притулившейся одиноко под станционной мраморной аркой перехода.

– Давай лучше, съездим на ВДНХ, пока еще есть время до поезда. Я там еще не была. Вот и покажешь мне Москву, и расскажешь о ней. С той стороны, которую я не знаю.

– Заметано. То есть замечательная идея, только у меня…

– У меня на карточке как раз пять поездок осталось. Нам хватит туда и обратно.

– Да, – обрадовался Сергей, – и мне обратно домой. Успею. Главное до часа ночи сесть в поезд подземки, чтобы не делать пересадку между станциями. У тебя во сколько поезд?

– В двенадцать сорок.

– А сейчас только одиннадцать двадцать. Успеем. Еще и выставку посмотрим. Едем.

– А как ты потом?

– И я успею, – Сергей уже не принимал от нее никаких возражений. – В крайнем случае, на вокзале переночую.

Дойдя до исполинских ворот на территорию выставки, они остановились в раздумье: идти дальше, или нет. Над ними возвышалась массивная арочная конструкция из бетона, придавливающая к земле еще сильней, чем накопленная усталость в ногах. Слабое освещение отбрасывало от их фигур длинные тени на ледяную пленку асфальта.

– Сколько времени осталось? – спросила Яна, сдвигая на прежнее место свою меховую папаху, съехавшую набок от быстрой ходьбы.

– Нет, пожалуй, не успеем, – ответил Сергей.

– Да, не будем рисковать, – согласилась девушка.

– В другой раз увидишь, – успокоил Сергей, с пренебрежением взмахнув рукой – жест, означающий, что это вовсе не неудача, а пустяк, – когда снова приедешь в Москву.

– Теперь не скоро. До отпуска долго, а отгулов у меня не осталось, все на эту поездку потратила.

– Не беда, подождем. Надо же все посмотреть, что не успела в этот раз.

– Да уж, – перевела дух Яна, – сегодня я столько находилась, как никогда прежде. С марафонскую дистанцию, наверное, преодолела. На одних Воробьевых горах полдня плутала. Не ожидала, что там такие просторы. Пока дошла до Университета, уже устала. А сидеть на скамейке холодно – вмиг замерзнешь. Я же мокрая вся, в этой шубе. Там ветродуй такой, что не заметишь, как продует. Болеть мне никак нельзя.

– Да, шуба у тебя и впрямь солидная. Капитально собиралась на экскурсию. И папаха к ней в самый раз.

– Это мама меня так нарядила. Я упиралась, но она настояла. «Там морозы сейчас, я прогноз смотрела», – говорит. – «Так что прекращай, ни-ни, ни какие отговорки не принимаются». Пришлось послушаться. А то не отпустила бы.

Она шла рядом с Сергеем, взяв его под руку, и он какое-то время блаженно молчал, вдыхая морозный воздух и приходя в себя от бега – он едва поспевал за молодой спутницей – и от учащенного биения сердца, вызванного не столько скоростью их передвижений, сколько из-за последствий алкогольных излишеств в этот вечер.

– Если честно, – вдруг тормознула девушка и легонько придержала его за рукав куртки. – Если честно, то это я сама так решила – взяла и ни с того, ни с сего, внезапно сорвалась и поехала в столицу. Захотелось посмотреть город, достопримечательности, развеяться. Поехала на Московский вокзал, взяла билеты и маме на стол выложила: хочешь, отпускай, хочешь, нет, а я поеду.

– Смело.

– А она: и езжай, развлекись, что ты тут, дома, будешь делать, все рождественские каникулы? У нас никто не работает до десятого.

– У нас тоже. Правильно за тебя мама решила. Иначе бы мы не встретились.

До отправления поезда оставалось три-пять минут. Он вошел вместе с ней внутрь вагона, помог снять полосатый матрац и подушку, закатанную в него, присел напротив, снял свою шапку, расстегнулся. Она также скинула с себя тяжелую шубу и смахнула с головы папаху. И оказалась с конским хвостом волос, в шерстяном свитере и обтягивающих, тоже шерстяных колготках, спрятанных в высокие, подбитые мехом сапоги.

– Вот, всё, – выдохнула она, скрещивая руки между колен, обнимая свои бедра и щуря глаза: во тьме – свет еще не зажгли – высматривала своего попутчика. Не рассмотрела полностью в спешке быстролетной прогулки по городу.

– Да, теперь, пожалуй, всё, – подтвердил Сергей.

К ним подошли ее соседи на время пути. Она встала и сказала ему:

– Давай я тебя теперь провожу. До тамбура.

И улыбнулась.

Сергей топтался в вымерзающем пространстве тамбура, не зная чем закончить их прощание. Он ничего еще не знал о ней. Только одно имя, и из какого города она приехала. Она ничего толком о себе не рассказала. Не успела. А он, кажется, поведал ей о себе всё, что мог: и того, что с ним было, и того, чего не было.

– Я записала твой телефон, – сказала она. – Позвоню, как-нибудь. После праздников.

– Буду ждать, – ответил он, и засмущался.

– Можно, я тебя поцелую, – спросил он, уверенный, что откажет.

Но она не возразила, и подставила щеку. Крикнули, что поезд отправляется и провожающим просьба выйти. Проводница зашла внутрь с улицы.

Сергей изогнулся и поцеловал ее в губы. И тут же выскочил на перрон. Поезд тронулся.

Сергей с Ольгой под ручку вышли из подъезда их нового жилища – многоэтажного дома, высокого и почти такого же незамысловатого по архитектуре, как водонапорная башня, примыкавшего к кольцевой автодороге, как маяк-ориентир для проносящихся туда-сюда автомобилей. И чуть не ослепли. От солнечных лучей, брызнувших в их бледные, затекшие от пересыпания, лица, в слипшиеся от ночного бдения у кухонного «камелька» и перебранной лошадиной дозы шампанского – пили-то едва ли не ведрами – глазницы.

– Нет, так больше нельзя, – сказал Сергей, прикрываясь от света.

– Что нельзя? – не догадалась Оля.

Она щурилась от солнца, но не пряталась. Ей было вольготно и просторно после рамочного кутка на Цветочной улице.

– Ничего нельзя. Что можно богам, то недоступно смертным.

– Ты о чем?

– О пирах и их последствиях.

– Один раз живем. Кутить, так кутить.