Анатолий Карасёв - Сумма дней. Рассказы

– Я понимаю, отчего ты злишься, – как-то раз в машине сказала ему мать, – тебе просто завидно, что они все на «лексусах», а ты – на дырявом ведре.

– Ничего ты не понимаешь, – с досадой отозвался отец, – да будь они хоть на «инвалидках»; меня больше всего раздражает это торжество эмансипации, написанное на их лицах.

– Ой! Тоже мне борец за права мужчин выискался! Ладно хоть сам бы был Че Геварой.

Когда речь заходила о «настоящих мужчинах» мать всё время вспоминала Че Гевару или «Команданте» Фиделя, которыми восхищалась ещё с юности. Претензии остальных представителей сильного пола на доблесть и отвагу она отметала как несостоятельные. «Мужики все давно вымерли. Как мамонты», – часто резюмировала мать и Саша с годами была всё более склонна согласиться с этим. Но брюзжание любимого папки она всегда пропускала мимо ушей и совсем не обижалась на него.

– Ну вот, ещё одна автогололеди народилась! – заявил отец, когда Саша получила права и по-мужски пожал ей руку.

– А ты что же, хочешь, чтобы девочка с ребёнком по автобусам таскалась? – тут же встряла мать.

– Надо было этого ребёнка в нормальный детский садик отдать и не морочить голову ни ему, ни себе, – парировал отец и скрылся в своей комнате.

– Ретроград! – крикнула мать ему вслед.

А через несколько дней менеджер в салоне торжественно вручил Саше ключи от её автомобиля.

– Поздравляю вас с покупкой! – сказал он, подобострастно согнувшись., и добавил дежурный, судя по всему, комплимент:

– Этот автомобиль вам очень к лицу!

Машинка и правда была премилой: вишнёвого цвета, маленькая, что называется «женская», но при этом очень удобная и комфортная; она наивно смотрела на Сашу широко раскрытыми линзами фар и, казалось, приветливо улыбалась ей.

– Какая прелесть! – захлёбываясь от восторга пискнула Сашенька, села за руль и повернула ключ зажигания. Малютка слегка вздрогнула и еле слышно зашелестела двигателем.

– Вот оно, счастье! – как всегда, с лёгкой долей иронии прокомментировал отец, садясь на пассажирское сидение, и Саша несмело тронулась в свой первый путь. Сначала ей было страшно. Очень страшно. Каждый день она буквально силой заставляла себя садиться в машину. Пару раз с ней даже случалась истерика. «Тряпка! Трусиха!» – бесконечно ругала она себя, когда судорожно, до онемения пальцев уцепившись за руль в паническом ужасе пробиралась до пункта назначения в этом кромешном аду, который зовётся «уличным движением мегаполиса». Но Саша твёрдо решила не отступать. Кем бы она была в своих глазах и в глазах окружающих, если бы дрогнула, если бы, поддашись извечному бабьему страху, опустила руки? Правильно: «дурой» и «кошёлкой бестолковой». Именно эти эпитеты часто слышала она в свой адрес на дороге от хамов – мужиков. Именно такой они хотели её видеть во веки вечные. «Не выйдет! Наше время! Наша власть!» – иногда даже вслух скандировала Саша за рулём и эти слова придавали ей сил в её борьбе. Так, понемногу осваиваясь, через год она уже лихо рулила на своей малютке, ни в чём не уступая мужчинам. Она, как и было задумано, каждый день отвозила Леночку в садик, потом ехала на работу, а вечером забирала ребёнка из садика. Воспитатели хвалили дочь за сообразительность, на работе Саша числилась среди лучших, Сергей вот-вот должен был стать начальником отдела, а старые неприятности казались такой мелочью и почти окончательно стёрлись из памяти.

,,, В тот день шёл снег. Снег шёл уже третий день – белый, пушистый, мохнатый и ласковый как щенок. На улицах навалило, наверное, больше полуметра и город понемногу увязал, со злобным визгом роя шинами снежную кашу. Снег как-будто недоумевал: он хотел подарить людям радость и покой, а его встречали как врага. С утра неожиданно позвонил отец.

– Давай Ленку отвезу, а ты поезжай на автобусе, – предложил он.

– Да не надо, пап, тебе же тащиться через весь город. Справлюсь, не впервой.

– Ну,,, как знаешь, – всё-таки с сомнением проговорил отец, – Осторожно только, смотри. На самых малых…

«Милый папка!,,» – от внезапно нахлынувшей нежности у Саши перехватило дыхание. Но сентиментальное наваждение исчезло так же стремительно, как и возникло. Через несколько минут они с Леночкой уже выезжали со двора. Саша вела машину осторожно, но уверенно, привычно сбрасывая скорость в опасных поворотах. Почему автомобиль вдруг перестал ей подчиняться, она так никогда и не поняла. Всегда послушная малютка в один миг превратилась в злобного монстра, как будто давно ждавшего своего часа под лицемерной маской притворного повиновения. И сейчас, дождавшись его, этот монстр кружил их по дороге в своём бешенном, смертельном танце, с дьявольским упорством толкая попавшую в западню жертву навстречу неминуемой гибели. Саше на мгновение показалось, что в надсадном рёве двигателя она слышит его сатанинский смех. В последний момент, увидев, что машину несёт прямо на гигантский тягач, она бросила бесполезный руль и своим телом попыталась закрыть от страшного удара, не успевшую даже ничего понять, Леночку. Потом стало темно…

И вот теперь, в реанимации одной из городских больниц, вынырнув из месячного беспамятства, кричала от отчаяния и боли пациентка, чудом выжившая в страшной автомобильной аварии. Её ребёнок, девочка шести лет, находилась в этой же больнице и врачи делали крайне пессимистические прогнозы, касавшиеся вероятности её выхода из комы. Именно от этого и кричала сейчас её мать. Она сразу, безошибочным инстинктом, почувствовала и приняла в себя мёртвую боль своей дочери. И эта боль стала отныне её жизнью. Через несколько дней она увидела своих близких. Их лица почернели от горя, а муж стал совсем седым. Саше сначала казалось, что все они смотрят на неё как-будто не до конца веря в её возвращение, что они почти смирились со страшным фактом потери. И про Леночку при ней старался никто не упоминать, словно её уже не существовало на свете. Но Саша и без них прекрасно знала, что говорят врачи. Говорили же они о том, что каждый день, проведённый девочкой в коме стремительно уменьшает и без того невеликие шансы на благоприятный исход. А дней этих было уже много. Слишком много… И каждый такой день делал Сашино отчаяние всё более беспросветным. Её солнце закатилось и жизнь окутал чёрный туман. Скоро Сашу выписали домой, но она всё равно практически жила в палате у дочери. Иногда Саша бесцельно бродила по городу, не зная куда деваться от иссушающей душу тоски. Однажды она набрела на маленькую, незнакомую ей церквушку. Не зная зачем, зашла туда. В церкви хорошо пахло и почти никого не было, только шаркая бродили несколько древних старух. Войдя, Саша долго стояла у порога. Её тоска, убаюканная здешним покоем, казалось задремала и слегка разжала свои железные челюсти. Саша слышала что в церквях надо ставить свечи, поэтому, купив свечу подошла к ближайшей иконе. На иконе была изображена Божия Матерь с Младенцем на руках. Их взгляды были чем-то неуловимо похожи, словно это был один взгляд. Внезапно Саша вздрогнула. Она узнала его. И от этого узнавания её сердце радостно заколотилось и по сосудам, бурля, хлынула горячая кровь, обдавая тело сладостным жаром. Взгляд именно этих божественных глаз выталкивал её к свету из бездны беспамятства. Именно он подарил ей жизнь! Пусть же он дарует жизнь и её несчастному ребёнку! В этой немой мольбе она вся подалась к иконе, протягивая к ней руки. Внезапно лик Богородицы стало суровым и грозным и в её глазах засверкали молнии, а вместо лика Спасителя Саша с ужасом увидела… скорбное лицо Андрюшеньки. Кто-то воткнул ей вниз живота длинный, раскалённый кинжал и, теряя сознание от невыносимой боли, Саша Озерова в один миг поняла всё: про себя, про Леночку, про Андрюшу, про всех и вся, и про то, что хамы-мужики на дороге были всё-таки абсолютно правы насчёт неё…