Анатолий Карасёв - Сумма дней. Рассказы

Через несколько минут Антипов ушёл, счастливый и задумчивый – старый друг Петька – наперсник царя-реформатора и гражданин африканского племени. «Не жизнь, а кино, – пронеслось в голове у Дубова. – … Фантастическое.»

Он приоткрыл окно и лёг в постель. «Какие, всё-таки, у этих первобытных людей здоровые духовные реакции, – размышлял Дубов, лёжа в темноте. – Они честны в своём язычестве и открыто признают экстраординарность добра и зла. Мы же лукаво стараемся объяснить их проявления какой-то дурацкой физиологией и даже химией, нередко считая себя при этом людьми верующими. А ведь есть ещё и атеисты… Как-то, однако, сложно всё это…» Дубов зевнул и повернулся на бок. Он вспомнил про билет до далёкого города Торонто, который лежал в верхнем ящике его стола и улыбнулся от счастья. За окном послышался далёкий лай гиен, но хирург Дубов уже не слышал голосов ночной саванны. Он крепко спал, утомлённый заботами дня и сны не тревожили его.

Сначала в кромешной тьме появилась одинокая светлая точка. С этого момента она стала смутно ощущать, что в окружавшей её бездонной темноте что-то и кто-то есть. Пожалуй, главным в этом ощущении и было понятие «есть» – самое загадочное и бесконечное во Вселенной. Именно оно теперь сияло звёздочкой далеко-далеко над ней, даря ей ещё одно бесценное понимание – «я есть». Долго, очень долго это понимание было единственным в ней и она неотрывно смотрела на далёкую, мерцающую точку, изо всех сил стараясь, чтобы та не погасла, не исчезла вдруг в непонятной темноте, не оставила её здесь одну. И звёздочка как-будто бы слышала её немую мольбу и по чуть-чуть, совсем по капельке разгоралась всё ярче. Постепенно, очень не скоро свет окончательно вытеснил тьму и ей стало немного легче, но только немного, ибо она страдала не находя выхода из этого, казавшегося сначала спасительным ощущения «я есть». Она рвалась наружу из этого невидимого, душного кокона, бесконечно пытаясь пробить его навязчивым и мучительным вопросом: – «Кто я?». Но свет, окружавший её оставался глухонемым и она, в конце концов, опустила руки.

…Слово пришло ниоткуда и слово это было «Саша». Она не понимала, что оно означало и кому было предназначено, но сразу ухватилась за него, как за соломинку, сразу почувствовала, что в этом «Саша» содержится сакральный и непостижимый пока для неё смысл, который во что бы то ни стало надо понять, расшифровать наконец-то эту адскую криптограмму, заключённую в такое короткое и такое необъятное понятие «я». Она теперь стала часто слышать это слово, причём произносимое разными голосами и по-разному: иногда «Саша», иногда «Сашенька», иногда «Сашуля», иногда всё вместе сразу, и каждое такое слово падало в неё благодатной каплей, наполняя собой некий сосуд, от полноты которого, как она догадывалась, и зависело её вожделенное осознание. Она слышала и другие слова, но они были совсем непонятными для неё и сливались в гулкий, тревожный шум. И ещё, наверное сразу с возникновением первого слова она стала ощущать на себе чей-то взгляд и он был единственным теплом среди окружавшего её холодного света. Она радовалась ему наверное даже больше, чем слову, потому что теперь она была не одна и этот неведомый некто, присутствие которого она почувствовала ещё с появлением первой звёздочки во тьме, стал почти осязаем. Взгляд, как спаситель утопающего, выталкивал её наверх и чем выше она поднималась, тем ярче становился свет вокруг. Всё это продолжалось мучительно долго, до тех пор, пока кто-то совсем рядом с ней не выкрикнул «Саша!» в какой-то последней безысходности. Этот крик мириадами мельчайших ледяных иголочек пронзил всю её, пронзил дикой болью, от которой она забилась в конвульсиях, судорожно хватая воздух разодрала мутные пелены и.., открыв глаза, всплыла на поверхность. Её звали Саша. Саша Озерова. Наконец-то осознав это и сразу всё вспомнив, она страшно закричала от невыносимой боли и отчаяния.

Саша Озерова всегда была «хорошей девочкой». Она так свыклась с этим званием, что не могла представить себя в иной жизненной роли. Образ «хорошей девочки» складывался из многих составляющих первым из которых, безусловно, были родители. Мама – заслуженный врач, заведующая детской поликлиникой, папа – пожизненный главный энергетик – у таких родителей просто не могло быть иного ребёнка, кроме как «хорошего». И они, конечно же, осознавали столь высокую ответственность перед обществом, наверное поэтому решившись только на одного ребёнка. Ну, чтобы лишний раз не рисковать… Да и сама Сашенька всегда старалась, что называется, «соответствовать». У неё было, без всякого преувеличения, счастливое детство. Мама, вынашивая своего первенца, вела себя по всем правилам науки и веками накопленного здравого женского опыта. Она ела фрукты, много двигалась, старалась не нервничать, не таскала тяжестей и, выйдя в декрет, жила в санатории. Когда, в результате всего этого, у неё родился здоровый малыш, она с первых дней устроила его жизнь по всем канонам педагогики, психологии и гигиены. Жизнь Саши состояла из режима дня, здорового питания, чистых простыней и тщательно отобранных подруг без следов педикулёза. … А ещё из летнего Крыма! Почти каждое лето они все вместе проводили лето в благословенном Симеизе. О, какое это было блаженство! Какая красота кругом! А воздух!.. Если бы пчёлы делали мёд из нектара морской волны, то этот мёд благоухал бы как воздух Симеиза! Надо ли говорить о том, что Александра Озерова на протяжении всего обучения была круглой отличницей и закончила школу с золотой медалью. Так же блестяще, с красным дипломом, Саша закончила и престижный столичный финансово-экономический ВУЗ. Кстати, этот выбор удивил многих Сашиных знакомых, видевших её, согласно семейной традиции, непременно врачом. Да, честно говоря, и она сама более предпочитала биологию с химией, чем скучную математику. Но мудрая мама решила по-другому.

– Миром, Сашенька, правят деньги, а деньги, как известно, любят счёт. И любят того, кто их считает. А вот врачей деньги почему-то не любят, – сказала она Саше незадолго до экзаменов и грустно улыбнулась.

– Так что, быть тебе, Сашка, помощником письмоводителя! – вмешался всегда немного озорной отец.

– При чём тут твой письмоводитель? – недовольно нахмурилась мать.

– Ну что ты, Глашенька, это ведь Чехов…

– Тут судьба ребёнка решается, а ему всё шуточки, – безнадёжно махнула рукой мама, а отец отвернулся к окну и обиженно засопел.

– Или ты забыл, как мы с этой медициной десять лет по углам мыкались? – не унималась мать.

– Не забыл.., – угрюмо пробасил отец в ответ.

На этом семейные дебаты были закончены и через несколько месяцев Саша стала студенткой. С этого времени отец стал называть её «наш счетовод» и какой-то затаённый упрёк слышался Саше в этом, вроде бы шутливом прозвищё. Только вот кому – не могла понять: то-ли ей, то-ли матери, то-ли самому себе; да и некогда было в этом разбираться – жизнь студенческая – бурная, весёлая, счастливая накрыла её с головой. Ах, юность, юность, ну почему ты так быстротечна! Вот и Саша, не успела оглянуться, как молодым специалистом оказалась по маминой протекции (а куда без этого!) в бухгалтерии облздравотдела. Так что без медицины всё равно не обошлось. Тут же встретила она и своего суженого – Сергея, такого же «хорошего мальчика» из «приличной» семьи. Сергей тоже числился молодым специалистом, но в отличии от Саши подвизался на ниве информационных технологий и за свою светлую голову, уже в столь раннем возрасте, получил неофициальное, но такое почётное в этой среде звание «хакер». Всё как-то сразу сложилось у них накрепко и нерушимо к обоюдному, кстати, удовлетворению их «приличных» родителей. Последние скинулись-сбросились и организовали молодым шикарную свадьбу, тур в Испанию и элитную «двушку». Правда, на квартиру пришлось взять ипотеку – не большую, но не такую и маленькую. «Ну вот, хазарам дань отдали, теперь и жить можно!» – шутил по этому поводу неунывающий папа.