Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход

– Как много камней! – ворчал Ральф, – Они словно ниспосланы господом, чтобы испытать наше упорство и терпение! Вернее веру!

«Как страшно жить! Они ведь все любили Высоцкого и уголовный шансон!» – подумал я, -Они ведь любят всё вычурное, странное, даже в названиях. Они поэтому «козла» называют джипом! Какие странные люди! Машенька! Не слушай их! Беги от них в овражек!»

– Неужели же эти добрые люди называют козёл джипом? – внезапно спросил меня Фрич, подняв голову и внимательно посмотрев мне в глаза. И я заметил, что они у него разные, правый – голубой, а левый – зелёный.

Не хватало ещё красного носа!

А я ведь ничего не сказал! Как он узнал, что я думал?

Через два часа стал проявляться контур нового жилища, через четыре часа траншея углубилась в землю на двадцать сантиметров, а к концу дня тяжёлая работа подошла к концу.

Солце золотило вершины дубов прощальным светом. Оно чинно уходило на запад, и длинные тени от огромных затихших деревьев становились всё длиннее. День погас и мы очутились во мраке. Где-то в отдалении завыл шакал, призывая маму.

– Всё! Конец! – сказал Бак, вытирая первый в жизни трудовой пот.

Тоже мне ещё – целовальник императрицы!

Потом я пошёл спать в джунгли. Гамак мерно покачивался и я скоро заснул.

Когда проснулся, пошёл к ручью и раздвинул лианы около святого каменюги. Прямо передо мной оказался совершенно обгорелый типок, рыжий интеллигентик с золотыми очочками на красном носу.

– Ты кто? – говорю.

– Я академик Уклонов! —сказали испуганные очки, проездом из Петербурга!

– Чего делаешь здесь!

– На заслуженном отдыхе-с!

– Иди!

– Есть!

– Стой!

– Есть!

– Давай деньги!

– Есть, сэр!

И он ушёл, провожавемый моим поощрительным взглядом. Люблю интеллигентов. Но странною любовью!

Денег было немного, но порядочно.

Он совершенно не был похож на академика, и я подумал, что наверно мне встретился по-настоящему хороший академик. Уважаю тех, кто уверен в своей внутренней сущности, и кому не надо прикрывать собственную пустоту дорогими одеждами! Впрочем, таких сейчас мало.

Да-с!

Cмешно, но многие люди, считающие, что они хотят быть богатыми, на самом деле хотят много тратить, то есть быть бедными. поэтому они никогда не бывают богатыми. Богатые все жадные, пятак зажилят! Богатые америкосы, не нам чета, почти наверняка летом своих сынков отправляют работать официантами. И радуются, как дети, когда их незабвенное чудо принесёт в дом пятьдесят долларов.

Ральф нашёл где-то огромную кривую раковину, из которой мы сделали пепельницу. Она всегда до краёв была полна окурками, и мы часто до хрипоты спорили, кому выносить эту дарохранильницу. Впрочем, всегда находился святой, готовый к услугам, и благо, что этим святым всегда оказывался добродетельный Фрич.

Из-за матерчатой заневески слышались отчаянные голоса, неразборчивые поначалу и хорошо слышные, когда я приблизился к окну:

– Дерьмо не моё! Это не моё дерьмо! Это твоё дерьмо! Какое у тебя дерьмо? Я знаю! Ведь, признайся, вонючее? Оно у тебя вонючее! А поскольку то дерьмо, которое перед нами – тоже вонючее, то это дерьмо – твоё!

– Это не моё дерьмо! – отрицал кто-то, – У меня не могло быть такого дерьма! Это дерьмецо Бака! Ты что, не видишь? Или Якова Самуйлыча! Ты что, не видишь?

– Логично, Фрич! Но я настаиваю, что дерьмецо всё же твоё! Ты видишь, что это не какое-то мелкотравчатое дерьмецо, какого кругом навалом, хоть ж… ешь, это настоящее говно!!! Говнище! Ты всегда на всех волком смотрел! Как будто не любишь никого и отрицаешь самую сущность Провидения! Не отпирайся! Это твоё дерьмо! Убирай его поскорее, иначе я всем обо всём расскажу! Вон бери топор и убирай своё дерьмо!

– Наружу?

Так я узнал, что мой давнишний знакомый Фрич живёт в этом доме.

Калитка была так стара, что казалось, ей в тягость даже скрипеть. За калиткой буйствовала молодая чёрная собака, такая злая, что и в аду наверно таких не было. Полукровка, нрав которой был явно скопирован с злобной хозяйки. Но не будем преувеличивать злобный нрав Марты, сделаем скидку и на годы, прожитые в странной среде, и на страшную историю её родины, и на многое другое, что не видно при поверхностном взгляде, свойственном туристу. Все имевшие дело с собакой Мартой знали, что два микроскопических кусочка сала способны сразу растопить нечеловеческое собачье сердце и даже обратить её в самого верного союзника. Съев эти два кусочка, она уже не рвалась с цепи, как бешеная, а мирно лежала около будки, довольно помахивая куцым хвостом и пропуская мимо себя всех, кто только пожелал. Марта знала о пристрастии своего охранника взяткам и часто ругала за это.

Шоссе, всё ухудшавшееся по мере отдаления от моря, шло, как мы уже знаем вдоль крутого склона горы, петляя в соответствии с ландшафтом и подходя к участку Марты, превращалось в широкую тропинку из щебня и больших камней, оставшихся видать от времён, когда тут правили свирепые горцы. Надо было пройти ещё метров двети, перейти мост над камнистой речкой, названия которой мало кто знал, и свернув у заброшенного дома, обогнуть всегда нежащихся в чёрной луже свиней.

По тому, как удобно горцы ставили свои дома, как прокладывали дороги в лесной чаще, как сажали смоковницы, фундук и каштаны, было видно, как близки они были с природой, и как трепетно любили окружавший их мир. Наверняка они были язычниками, вверяя свои судьбы и судьбы своих детей Солнцу и богам, посланным великиим светилом. Куда они потом подевались можно было только предполагать, но даже сохранившиеся сведения о прокатившихся по здешних горам войнах, дают подсказку – только люди могли быть причиной несчастий других людей!

Итак, незадолго до дома Марты, там, где был высокий подъём, скверный, изрытый временем асфальт плавно превращался в нечистый гравий, лежали и сейчас три апокрифические свиньи – серо-фиолетовый Снуп средних лет, бледно-розовый с пятнами по всему телу Слуп, да хряк с мудрым глазом и обломанным клыком в пасти, делавшем его похожим на Джорджа Бусча, изрядно покутившего в пьяной компании. Хряка звали Пэром, ион, целиком оправдывая своё имя, внимательно наблюдал за двумя весёлыми подсвинками, резвившимися в отдалении и уже устроившими глубокие уютные норки в жаркой серой придорожной пыли. У свиней было ведомое только им расписание жизни, и утром дружной компанией их можно было видеть в лесу у реки собирающими жолуди под огромными дубами, в середине дня вблизи дома Марты они принимали в пыли долгие солнечные ванны, а вечером довольно возлежали на верхотурке в луже у дома хозяина, похожего видом и манерами на Карабаса Барабаса. В эти минуты почти физически можно было ощутить, что они рады своему пребыванию в мире. Их довольное хрюканье было нежным шопотом любви и смирения перед красотой и мудростью вселенной. Как, казалось, были счастливы эти свиньи, как мало им надо было для полного счастья!