Анатолий Скала - Камешник. Сборник рассказов

А со временем стало это свечение на картину какую-то походить. Словно кто-то невидимый мажет кисточкой среди пасеки и чем дальше, тем ярче картина становится.

Скоро начали на ней веточки и зелёные листики проступать, а ещё погодя появились огромные, словно тыквы, бутоны. И начало по ночам расцветать среди пасеки неизвестное чудо-дерево. И уже приходил сосед, у которого было много овечек, выпытывать:

– У тебя кто костры по ночам среди пасеки жжёт, там, где летом трава с клеверком?

Пришлось тут же себе да свечению своему оправдание придумывать:

– Холода нынче больно уж рано пришли, так я ночью при свете снег к ульям стаскиваю, чтобы пчёлы не простудились…

– А днём нельзя тебе снег к ульям стаскивать? – сделал выговор сосед.

– Да днём некогда, днем забор надо делать, – отвечал пасечник и добавил:

– И красивее по ночам… Зажжёшь ночью фонарь, на верх улья поставишь – видать кругом, хоть всю ночь ульи снегом обваливай.

Ушёл первый сосед, так за ним – второй.

– Ты ещё, – говорит, – не засыпал свои ульи снегом? Продай мне один улей, пока не засыпал. Я весной инкубатор в нём сделаю. У меня гуси рано нестись начинают, так я их яйца под пчёл буду подкладывать. Хорошо им там будет – тепло и воздушный обмен… А то места полно кругом, а гусей не хватает!

«Конечно же, не хватает тебе гусей, – рассудил в уме пасечник, – и от тех, что уж есть, никакого спасения, каждый год огород мне вытаптывают». А соседу гусиному говорит:

– Закидал я уж ульи. Пораньше бы, может, что-то придумали, а сейчас не могу.

А сам думает: «Нельзя мне свои несколько ульев всю зиму закидывать – ульи всё-таки, не слоны! Снова эти соседи к чему-нибудь да привяжутся».

И решил он сказать, что в хозяйстве дрова кончились, а днём занят, забор от гусей да овец делает – все же знают, который уж год он забор этот делает, а тут эти дрова, вот сейчас и приходится по ночам чурбаны колоть!.. А чтоб было похоже, повесил на черёмухе возле пасеки лампочку и стал к вечеру свет включать, да какое ни есть барахло прибирать, топором стучать.

А на месте забора втоптал в снег штук несколько столбиков и водой приморозил – пускай люди видят, что занят строительством. А какое строительство, когда целый день мысли заняты чудо-деревом.

Вскоре стало видно, что картину рисует не специалист. То одно у него не получается, то другое, то вовсе возьмёт уже нарисованное перечеркнёт – начнет сызнова, или что-то замажет и поверху другим цветом положит.

«Гуашь, что ли, у этого неумехи? – думает пасечник. – Или, может быть, акварель… Если бы масляными рисовал, то пришлось бы сперва старый слой сдирать шпателем…»

Вот глядел он, глядел, как не может взять кисточка один хитрый изгиб в дереве, взял и чуточку подтолкнул её в нужную сторону – подалась легко кисточка, и в другом месте тоже. А дальше пошло дело: чуть нет так, схватит пасечник кисточку – и по-своему… До того осмелел, что покрикивать стал на кисточку:

– Куда прёшь, куда прёшь? Где ты видела, чтобы так рисовать? – Возьмет палку и ткнёт кисточку, куда надо, или встанет на лестницу и оттуда подправит. Так они всю картину и нарисовали.

Стоит на ней дерево, распускается яркими, как подсолнух, цветами, за ним пасека с разноцветными ульями и овраг, плывут в небе два облачка, а в ветвях чудо-дерева вьются пчёлки и сизый дымок, словно где-то дымарь фукает, и невидимый пчеловод рой снимать приготовился. Да за деревом не видать его, и сам рой не видать, только пчёлки-охранницы хоровод ведут. Хорошо всё в картине представлено! Словно летом: душа радуется средь зимы на привычную жизнь посмотреть.

Раз смотрел так, смотрел пасечник на картину, да и сам не заметил, как сел возле дерева и на облачка белые стал любоваться. Показалось ему, что те облачка и не облачка вовсе, а ребятишки его продвигаются на горизонте и вот-вот сейчас скроются в спелой жёлтой ржи…

Тут потухла картина, одна лампочка среди пасеки светится – видать, время пришло спать ложиться, убрал свои краски и кисточку неизвестный художник, пошёл отдыхать…

На другой день опять свет над пасекой поднялся, и на этот раз такой яркий, что хоть лампочку не включай – всё равно видать всю картину с её чудо-деревом… И слыхать! Никогда раньше этого не было, а сейчас птички щёлкают, шумит ветер и сквозь него – гул пчелиный, как будто бы рой идёт. Большой рой – далеко слыхать!

Подбежал пасечник к картине – стоит чудо-дерево, машет ветками, а под деревом сидит мужик и как будто не слышит, не видит, что рой пошёл. Всё живёт кругом: машет крыльями, шумит листьями, ветерок ходит в воздухе – один пасечник не живой!

Приопёрся рукой на дымарь и глядит на дорогу во ржи, веки щурит, слезинки из глаз – то ли долго глядит, то ли больно ему, потому что дымарь разожжённый, а он этого не замечает, по-прежнему опирается на него рукой и глядит, не шевелится – что же там вдали? Или два белых облачка сгрудились, или кто-то идёт и сейчас из глаз скроется?..

– Ты чего сидишь? Ведь уйдет сейчас рой! Ах ты, Увалень, ах, колодина! Ждёшь, когда тебе рой на голову упадёт? Или вовсе оглох? – закричал пасечник Увальню.

Покричал-покричал, только видит, действительно, как глухой сидит Увалень или как не живой.

Плюнул пасечник на бездельника, сел с другой стороны возле дерева и давай рассуждать: «Если так дело дальше пойдёт, рой, конечно же, улетит. Уже слышно, что матка на улицу вышла, а дальше уж надвое – могут пчёлы привиться поблизости, могут сразу подняться и улететь, если где-то дупло приготовлено. Их сейчас бы побрызгать, чтоб думали, будто дождик пошёл – они враз бы на дерево привились, вот тогда и снимай…»

Сидит думает: «Чем бы этому Увальню подсобить?.. Самому снимать – дело больно рисковое, вдруг да кисточка рисование своё прекратит?.. Так тогда и останешься на картине со всей этой живностью».

А тем временем бестолковая кисточка на секунду оставила подмалёвывать Увальня, и сейчас нет бы взять да повесить пчелиный рой на ближайшую веточку, – затянула его одним хвостиком в небо. Теперь пчёлы уже окончательно собрались слететь с пасеки. Дальше ждать было некуда.

Вскочил пасечник, схватил Увальня да и выкинул из картины. А сам сел на его место и замер: авось кисточка не заметит случившегося. И вдруг слышит:

– Смотри, Ростик, как здорово я здесь папу нарисовала, самой даже не верится.

Обмер пасечник: «Что такое? Откуда здесь дочка взялась?»

Пока думал, откуда-то сверху сын произнёс:

– А чего это он у тебя без усов? Дай-ка я подрисую!..

Задрал голову пасечник, смотрит поверху – откуда детишки тут? Хотел крикнуть, чтоб слазили с дерева, а тут кисточка ни с того ни с чего – хлоп его по лицу. Полилась краска в уши, за шиворот, хотел он закричать, чтоб сынишка воды притащил, а рот сладкой кашей забит: акварелью, выходит, художник картину свою рисовал – акварель всегда сладкая. Не успел её пасечник прожевать, вновь услышал: