Валерий Рощенко - Романс с голубоглазой Эстонией

Вернувшись в общежитие, я разыскал мастера. Худощавый скуластый брюнет моих лет недавно закончил техникум, до того служил на крейсере «Фрунзе» на Черном море. Форменный китель с погонами я заменил уже обыденной ковбойкой, но мастер знает, кто я и откуда. Похоже, слава обо мне облетела общежитие, перенаселённое женским полом.

– Присаживайся, каплей. – протягивает он прохладную ладонь – Давай знакомиться: Юрий Иванович. Это- для солидности, в обиходе – просто Юра. Лады?

Мастер чертит на листке схему, как добраться к месту работы.

– Значит, так, – поясняет он, – утречком садишься в дизель-поезд на Балти-йаам и дуешь до Кехра. Понял?.. Билет тебе выдали сезонный?

– Само собой.

– Там, как выйдешь, сразу увидишь наш полосатый вогончик. Не промахнешься, Балтика!..

Утро – солнечное и туманное. Спрыгиваю на щебёночную насыпь. Из поезда высыпает орда голосистых молодых женщин. Инспектор по кадрам, выходит, не шутил. Парней – пять-шесть и обчёлся. Бригадира я узнаю сразу – по жестам, по тону. Орёт на всех, как старшина на салажат. В уголке рта «прима», руки в карманах, по ухаткам – рубаха-парень. Лицо молодое, но морщинистое, как печеное яблоко. Подаю направление.

– Знаю, мастер звонил. Тебе роба требуется?.. Пошли!

Он открывает шкафчик в углу вагона-бытовки, кидает на лавку рабочую одежду б-у.

– Держи, Балтика!.. На первый случай сойдет, после новую получишь на строй-дворе. Всё чин-чинарем!..

Изучающе понаблюдав за моими действиями, он усмехается всепонимающей ухмылкой.

– Тельняшка деловая, – замечает, перкатывая «приму» в губах. – Офицерам выдают или матросам тоже?

– Всем.

– Понятно.

Выпрыгнув из вагончика, бригадир командует зычным голосом:

– Ну-ка, мать моя старушка, выходи строиться!

Туча разномастных косынок расцвечивает насыпь во все цвета радуги. Парни держатся особняком. Егоркин – так зовут бригадира – расставляет людей: тяжелая работа, естественно, для мужчин – вырывать новый путь на уровень старого полотна, чтобы получилась одна плоскость; дамам – полегче: подбивать щебенку под шпалы.

По свежей щебеночной насыпи вьется рельсовая решётка, сверкающая от росы, как палуба эсминца с минной дорожкой.

– Когда-нибудь молотил на железке? – спрашивает бригадир, подходя ко мне.

– Читал «Как закалялась сталь».

– Ладно, станешь на домкраты с Терёхой.

Вооружившись шаблоном-ватерпасом, бригадир бегает взад-вперед по насыпи, вымеряет плоскость; неудовлетворенный, заставляет парней возвратиться назад, набивать домкраты заново. Женщины идут сзади с вибраторами-подбойками, подбивают щебенку под шпалы. Егоркин выплёвывает замусоленный окурок, приникает щекой к рельсу, командует издали:

– Слава, выше!.. Ещё!.. Терёха, качни ты!.. Балтика, поддай малость!.. Стоп! Пошли дальше.

Премудрость не велика, я стараюсь ни от кого не отставать, тем более, что женщины начинают наступать нам на пятки.

Работа кипит. Солнце набирает высоту.

Через два часа все в мыле. Парни сбрасывают куртки, остаются в майках. Студенты-практиканты из Конотопского техникума – два Витьки и один Санька – те вообще растелешиваются до плавок. Женщины тоже не стесняются: обнажаются до купальников, кто-то до ажурного бюстгалтера.

Бригадир даёт перекур. Все падают на траву под насыпь. Парни – по одну сторону дороги, женщины – по другую. Егоркин присаживается рядом со мной, прикуривает сигарету от сигареты.

– Ну, ты как, Балтика, не раскис?

– Нормально.

– Молоток! Так держать!.. Гляди, какое лето в этом году! Загляденье. Теплое. Сухое…Я давно такого лета в этой Чухляндии не видел, одни дожди.

Ты давно здесь служишь?.. Ну-у… А я, мать моя старушка, второй червонец разменял. Сначала, после ремеслухи, по Сибири колесил, потом сюда завербовался. В Курляндии жить можно!.. Ты из каких краёв?.. О, волжанин! Я там тоже детдомовскую кашу хлебал. Земляки, выходит!.. А до армии где молотил, или сразу после школы в военно-морское?..

– В речном пароходстве одну навигацию сходил, на Волге.

– Выходит, нашей путейской работы ни разу не нюхал?! Ну-у! – искренне восхищается он. – Молодец. Быстро освоился!.. Я уже подумал, что ты на чугунке чуть ли не пуд соли съел. В общем, я тебе третий разряд кину, не обижу!..

Высокая белесая трава шелестит над головой. Воздух пропитан запахом спеющих хлебов, ягод, яблок. Студенты-практиканты из Конотопа находят поблизости родник, стонут по очереди:

– О, це кайф!.

На обед путейцы всей гурьбой стекаются к вагончику, тот уютно примостился у ручья на опуке ореховой рощи. В вагнчике – жара, как в духовке; все располагаются на траве, в тени деревьев. Разворачивают скатерти-самобранки. У кого – что: рыба, колбаса, сметана в стеклянных баночках, хлопает лимонад, попахивает кофеек из термоса. Весёлая минута! Но не для меня.

. Чтобы на растравлять аппетит и не привлекать внимание, тихо поднимаюсь, ухожу побродить по лесу. Там – ежевика, земляника, орехи. Последние, правда, ещё зелёные. Через полчаса возвращаюсь к вагончику. Все лежат, отдыхают. Я тоже – руки под голову, смотрю в чистое небо. Неожиданно на грудь – бац! – камешек. Поднимаю голову: напротив – круглые, как спасательные круги, серые глаза. Выгоревшая пшеница волос свисает на них чаячьими крыльями. Красный купальник едва прикрывает плотные загорелые груди. Пожимаю плечами: ничего, мол, не понимаю!.. Небрежно кривя губы, пшеничноволосая достает из сумки пакет с провизией, двигает ко мне. Без слов. Я мотаю головой. Она грозит кулаком и, чтобы не смущать окончательно, демонстративно отворачивается: ешь, мол, не стесняйся!..

Когда все вскакивают по команде Егоркина, возвращаю сверток со словами:

– Спасибо, красная девица!

– Не за что, Балтика!.. Тем более, что сам ничего не тронул!.. Подумаешь – какой!..

Фыркнув и дунув снизу вверх на волосы, она прячнт пакет в сумку. Ей лет двадцать семь – тридцать. На вид крепкая, как гонщица из академической гребли. Подруги зовут её Чайкой.

После обеда снова – домкраты, ровный гул динамо-машины по прозвищу «жеска», стрекот вибраторов-подбоек в бронзовых девичьих руках, белая, как пудра, щебеночная пыль на бровях и ресницах. Солёный пот, кусающий уголки губ и накапливающийся в ложбинке на спине.

Мускулы проворачиваются на полных оборотах. Значит, ночью будут гудет руки-ноги, а утром появится приятная ломота, как на подлодке после погрузки-выгрузки аккумуляторов.

Мимо, по действующей нитке, проносятся поезда, люди едут кто в лес по ягоды, кто на побережье на пляж. Но мне не завидно. В тяжелой мужской работе есть минута, когда начинаешь понимать, что мир, в общем-то, справедлив к каждому из нас. Он даст и тебе заслуженный отдых – настолько сладостный и законный, насколько ты потрудился. Так что, ни на какие пляжи не стоит «клевать».