Сергей Васильев - Страна мучительных грез

Явления и боль болезни можно ощутимо понять, если попытаться вообразить тяжелое насильственное измывательство над личностью, какого-то реально существующего изверга, царствующего в психике, измывателя, хватающего самые болезненные переживания и тем самым рвущего струны души, закручивающего магическим образом все мысли, лишая их жизни и самого тебя ясности и свободы, приводя в резкие конфликты с самим собой, заставляя просить пощады у судьбы и у этого ракового злодея, который есть суть родительские фигуры, еще когда-то безраздельно, полновластно распоряжавшиеся тобою именно так, с таким хладнокровием и безучастные к чувственному миру твоему. Хотя тогда я и вообразить не мог, что эти симптомы есть воспоминания взаимодействий меня в самом начале жизни с родителями, так сказать, история чувственного мира ребенка, которая уже теперь так остро вспоминается и показывает мне всю ту муку прошлого. Поэтому такое зверство, руководящее душой психически больного человека, для него не ново, и теперь оно исполнялось повторно, уже когда мне стало двадцать лет, а все эти воскресшие воспоминания, так мешающие спокойно жить, и есть ядро психоза.

Но ведь здесь в больнице плохо всем, и каждый старается найти выход, но, поверьте, никому не удается, все твердо знают, что надо просто пережидать и уповать на, к сожалению, во многом совершенно бесполезное медикаментозное лечение. Никто и не мог понять этого моего горя, выражал я которое лишь в простой жалобе на то, что не чувствую своих мыслей, говорю – и нет настроения, которое должно сопутствовать сказанному, и мне от этого очень плохо, и все, а остальное, просто верьте, что сказанное очень важно. Никто, конечно, не мог понять горя, бушевавшего у меня в душе, с этих слов, а других я не находил, отчего становилось еще более тягостно. Все это зло, руководящее мной, совершенно не собиралось отступать, и, наоборот, делало страшные шаги, внушающие мне самый горький исход. Пришла подруга матери, и я, зная ее с детства, бросился изливать ей душу, сказав, что стал совсем глуп и настолько, что смело могу сравнивать себя с умственно отсталым парнем в нашем поселке. Сам я, конечно, искренне верил в свою жалобу, но эта женщина принялась уводить меня от таких умозаключений, она же, уже в другое посещение, когда болезнь продолжала мучить меня уже годами, призывала к лечению электрошоком, о котором я выскажусь ниже.

Родители пришли навестить, и я залился горючими слезами, говоря им, что во всем виноват клей, которым я когда-то дышал. Вообще, было о чем призадуматься. Каждое утро каждого дня было испытанием, я, просыпаясь, оказывался нагружен невероятно тяжелыми чувствами, и тяжесть их была непроста, они поглощали внимание целиком, лишив меня обычной моей способности к болтовне, я как бы эмоционально разрывался, боясь, что, того и гляди, что-то во мне оборвется и таким образом утратится навсегда, и нужно удержать все в себе, иначе просто погибнешь, и это дело – самое главное. Я что есть мочи старался жить в таких условиях. Конечно, при этой задаче делать что-либо другое просто не представляется возможным. Даже заводить с кем-либо простой разговор довольно отважно, ведь казалось, отвлечешься от основной задачи удержать оставшиеся клочки сознания и тут же окажешься в проигрыше в борьбе, забирающей последнюю волю твоего разума. Слабости мыслительных процессов, может, даже и нет, скорее, их постоянное усиление, но вот твой внутренний мир, в котором все происходит, не имеет прежних законов, и ты как будто совершенно потерян в чужой стране мучительных грез, инопланетном мире ужасов. И здесь не находишь не только знакомой логики, порядка течения внутренних психических реакций, но даже обязательное присутствие хаоса здесь на первом месте, невероятная запутанность всего как после или в момент вероломно вмешавшихся сил, целью которых было прямое насилие и просто уничтожение твоего комфорта, даже вообще всего в тебе, а именно когда-то связанных и приятных во многом переживаний.

Но надо как-то жить, и мне уже было спокойно, что не только один я подвержен такой катастрофе, значит, есть спасение, раз здесь нас немало и всех собрали с целью помощи и успокоения, а главное, есть те, кто прямо как ты здесь мучается. И вот я подружился с пацаном, который глядя на меня с совершенно ясным пониманием, ответил на мое восклицание «Как плохо!», что ему, мол, тоже, и мне подумалось, что ведь не легче, чем мне. Тогда наше внимание друг к другу стало поддерживать нас обоих, и мы, я думаю, таким образом и поправились. Целительная сила дружбы сделала необходимые душевные перевороты в нас, вытащив одного за другим из депрессии. Вдобавок мне был назначен литий для выравнивания настроения. Еще что немаловажно, я принялся читать книгу о подвигах человека, попавшего в мир зверей и выживающего там, найдя свое место. Тарзан поразил меня своим мужеством в столь грозной ситуации, и, надо сказать, сравнивая свои горести и проблемы с его, я набирался решимости и необходимой отваги, что, конечно, способствовало внутренней устойчивости. Но поправился я некоторым образом не так, как это можно себе представить, я переменил депрессию психоза на легкий маниакальный подъем, то есть ремиссию. Врачи наших клиник до сих пор уверены, и это преподается даже в университетах, что только ремиссии возможны в случаях маниакально-депрессивного психоза, о полном здоровье то есть и речи не может быть, раз сошел с ума, значит навсегда. И вот на тот участок времени моей жизни это совершенно распространялось, я пребывал теперь вслед за депрессией в несколько веселом расположении духа, но, надо сказать, достаточно продуктивно все же себя вел.

Меня выписали, сказав родителям, что за шуточками, которые я стал отпускать, нужно все же присматривать. Неплохо теперь выстраивалась карьера и складывалась личная жизнь. Ремиссия – это все же болезнь, ее продолжение, но самое спокойное. Специалисты мне объяснили, что некоторые люди даже проживают жизнь до конца в таком состоянии. Я тогда считал это здоровьем и вообще думал, что полностью поправился, покинув стены больниц, ведь достаточно легко знакомился с девушками и без особого труда учился в институте по специальности юриста. Разве требуется что-то еще для признания дееспособности? Оказывается, да. Отношения с партнершей не смогли быть продолжительными, и наш союз не выдержал и года. В целом, как оказалось, ни один страдающий психозом человек не способен к продолжительным отношениям. Я, наверное, это чувствовал и бегал от одной девушки, сорвав первые плоды любовных отношений, к другой. Таким образом, был обыкновенным бабником, а это, как известно, слабость. Но мне ничего не оставалось, ведь очень было нужно влюбляться, эта необходимость обязательна, иначе впадаешь в депрессию, когда нужно поддерживать здоровье, которым была для меня ремиссия. Но тупик здесь в том, что любые отношения совершенно не могут обойтись без нагрузок, и удержаться в любовных связях тому, кто переполнен тяжестью чувств настолько, что это выталкивает его из нормы, затягивая то в манию, то в депрессию, просто невозможно. И никакой интеллект, никакая сила воли или природный оптимизм не в состоянии помочь человеку справиться с этой непростой задачей, если он болен психозом. Ему необходимо помимо основных жизненных задач выдерживать регулярные волнения, доставляемые воспоминаниями, того самого прошлого, о котором я недавно в сердцах вам поведал, эти воспоминания чудовищным образом не дают покоя внутреннему миру. Но, надо сказать, весь ужас болезни скрыт и от тебя самого в периоды ремиссии, то есть нет явных прямых переживаний, вся эта мука души спрятана от тебя и делает свое черное дело, несколько иначе, просто забирает способность терпеть тяжелые чувства, которые выливаются на несчастного человека, страдающего психозом, в сложные периоды жизни. Как же это происходит, объясню более вкрадчиво.