Сергей Васильев - Страна мучительных грез

Заканчивалась сессия, и я бросился было учить последний не сданный вследствие пьянки зачет, как наткнулся на проблему неугасаемой любви к Рите, которая совершенно отчаянно мешалась с ненавистью к ней же, и это разногласие чувств не только не давало мне покоя и какой-либо возможности учить предмет, но и вообще мучило своим гневным, черным, уже болезненным настроением. Я между строк книжки по гражданскому праву видел ее глаза, душу, которая манила меня к себе и в то же время показывала невозможность нашего союза прежним и счастливым. Буквы, слова невозможно было не только запомнить, но и прочесть. И здесь мне пришла на помощь мама, она строго, как бы приказав мне, заставила опомниться и выучить основные вопросы. Собрав все силы, я начал читать и старательно осознавать и запоминать предмет. На следующий день, на удивление себе, я весьма виртуозно излагал выученный материал. Были времена и случаи, когда мать, позитивно руководя мной, делала мою жизнь успешней и лучше, но обо всем, что полезного и негативного было в родителях, я собираюсь написать после и по возможности максимально раскрою эту тему.

И вот, сдав экзамен, я почувствовал себя совершенно другим человеком, ощутил превосходство над злой девчонкой, которая вдобавок всласть поиздевалась надо мной, прибавив ко всем высказанным гадостям, что очень любит мучить людей. В настоящее время это дает мне право вывести из прошлой трагедии отношений, что они того не стоили. К сожалению, на меня свалилась сразу еще беда: зубные врачи мне вырезали кисту, и я, очухавшись после всех этих невзгод, решил приступить, наверное, к мести за свою обиду от ее отказа и стал ухаживать за Ритиной подругой, к которой искренне привязался, но раздружив ее с Ритой и тем не менее уже почти влюбившись в эту подружку, начал терять душу, которая на тот момент во многом выдохлась, блуждая в запутанных коридорах страсти. Новые отношения легли фатальной ношей, предполагая, кроме ответственности, ту нагрузку, которая сплеталась с тяжестью разлуки, пусть так язвящей, но все же любимой девочки.

И вот здесь-то, казалось бы, всем знакомые интриги, но вот способности принимать в них участие как раз таки не имеют душевнобольные люди, и терпеть весь шквал чувств в таких случаях им не под силу. Но хочется жить, и если не заводить семью, делая серьезные шаги, то хотя бы суметь какое-то время пытаться быть на некотором уровне взаимоотношений с противоположным полом, пусть даже это и не ведет к цели постоянного продолжения этих отношений. Но тем более на тот момент мне было неизвестно, что я не способен жениться, завести детей, создав крепкую семью, хотя, конечно, я был сильно напуган тем, что сравнительно недавно со мной приключилось, поэтому, находясь в некотором смысле настороже, не имел той уверенности в себе, которая обязательно должна способствовать такого рода счастью.

Как только выработалось стойкое отвращение к прежней подружке, и я было стал смотреть в будущее смелее, мама опять сделала хорошее дело и помогла устроиться юристом, надо сказать, о совершенно самостоятельных шагах я не мог помышлять, родители часто предвосхищали мое продвижение по карьерной лестнице, но все же очень неплохо, что я вперед узнавал о своем будущем. Пусть ездить пришлось в другой город, но зато сама специфика дела внушала уважение к себе, я был очень доволен работать юрисконсультом. Здесь я присмотрел себе девочку, начал входить в контакт с коллективом, своим активным поведением производя, как мне казалось, довольно приятное впечатление. Но выскочила ситуация, когда я в игре в волейбол с сотрудниками вдруг не смог попасть мячом в сетку ни одного раза из данных мне в фору, это до того меня пристыдило, особенно в собственных глазах, что я взял и не вышел на работу.

Но, конечно, все это время, представьте себе, с самого устройства моего на работу уже яростно расцветала в моей голове маниакальная идея. Поначалу завладело моим рассудком то, что я представляю из себя очень необычного человека, и это мне дает возможность надежды на великие свершения. Так, например, я решил сдавать экзамены, как это делал Ленин, экстерном, потом слушать и таким образом входить в компанию во время отдыха с Элвисом Пресли. Но все это было бы делом совершенно нормальным, если бы не то, что начало следовать за всем этим. Вместе со вновь появившимся активным поведением мной овладела какая-то сила, но она все же пряталась в своих бойких проявлениях от не проявлявшего уважения и терпимости ко мне начальника этой респектабельной работы, хотя, надо сказать, все остальные вокруг совершенно любовались, как мне казалось, моим характером. А работа серьезная, мне приходилось подписывать документы, и тем не менее именно вихрь энергий, бушевавших во мне, давал, как мне казалось, право быть признанным. А как же иначе? Разве может не понравиться добрый, активный человек кому-либо? И я стремился обаять всех – не так, так эдак. Я имею в виду и то, что, кроме поведения, я достаточно броско и в то же время изящно одевался, курил только дорогие сигариллы и притом старался не злоупотреблять этой все же отравой, принялся читать лучшие газеты и, вообще, вести себя достойно, вся моя комната изобиловала цветами, которые должны были очистить воздух, чтоб это давало возможность наиболее полно выразиться моим суждениям. Зарядка по утрам обязательна. В общем, я менялся, как всем казалось, в лучшую сторону, набирая стремительно обороты своих изменений. Но, опять же, уже не чувствуя груза и убегая от той тяжести разбитого романа.

Уже казалось, что теперь ничто не удерживало меня, не мучило и не досаждало, а раскрывались только перспективы, и совершенно верилось в предстоящий жизненный успех. И вдруг наряду с этой эмоционально яркой жизнью стали являться мысли того величия, что несколько лет назад увлекли меня от целенаправленных практичных интересов. Я начал думать, что имея такую способность производить эффективное влияние на людей, ошеломлять их потоком совершенно смелых гордых суждений, приводить их в трепет, заколдовывая гипнозом слова, и даже убеждать в своих идеях как абсолютно верных, и при этом как же я могу оставаться обычным человеком? Конечно, я начал считать себя далеко не обыкновенным, и даже больше того – сверхспособным, талантливым. Ведь смог я в тот, как мне начинало казаться, неудачный первый раз своего взлета, когда меня почему-то положили в больницу, доказать многим друзьям, что я самый настоящий бог, ведь поверили же они тогда, значит, и теперь поверят.

Но все же потенциально еще я следовал ходу вполне нормальной жизни, которую уже не находил достаточно интересной для своего будущего, многое сводилось от независимо практических идей, доныне овладевших мной, к какому-то новому, а вернее, уже во многом знакомому когда-то мистико-психологическому ходу исканий. Теперь я уже ошеломлял студентов заочного отделения, в особенности подружку-сокурсницу, с которой много провел интересных бесед, рассказов и об ушедшем далеко в прошлое горе. Она была умной девочкой и, возможно, узнала в моем поведении то сумасшествие, в котором я, желая ее развеселить как-то в наших беседах, так искренне признался, но может вовсе и нет… Ведь действительно то, что со мной приключилось, уже по прошествии долгого периода времени становилось лишь захватывающей историей для тех, кому я достаточно доверял. И вот то, чего я уже совсем не опасался, стало бить из меня ключом прежних волнений и мистических переживаний, прямо вслед за насмешкой над собой, которую я только недавно выразил в своем откровении сокурснице, впрочем, и не ей одной: я смело и весело делился историей своей болезни с теми, на кого могло распространиться мое доверие. И ирония над страшным монстром зловещей болезни не спасла меня от встречи с ним.