Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Роман. Том II

Этнос не мог быть воюющей стороной. Потому что войны, которые ведутся с таким противником, выходят за рамки государственности и потому что они толкают людей в ветхозаветную безысходность взаимоотрицания по крови. Эта проблема неразрешима в рамках одной человеческой жизни. Выход из такой ситуации возможен только с исчезновением одной или всех сразу противоборствующих сторон.

В поведении паренька, в мотивировках его поступков Майбороде виделось что-то нечеловеческое. Дело было не только в возрасте. Сопоставляя два природных типа – чеченца и русского, – полковник давно уяснил себе следующее: чеченцы по-другому относятся к крови, и не только тогда, когда свежуют барана, не только в вопросах родства и брака. В этом идеально скомбинированном, уникальном составе белков и эритроцитов чеченец инстинктивно чувствует особый смысл. Чаще всего, даже сам не сознавая, он подчиняет этому ощущению свое мировоззрение. О русском человеке такого не скажешь. Майборода, сколько бы ни старался, не смог бы убедить себя в том, что в крови есть что-то такое, что требует от человека сверхъестественных усилий, жертвенного выворачивания себя наизнанку, сверхотдачи. Как и поголовное большинство русских людей, он умел отдавать должное наследственности, родству. Но никаких таких ощущений, а тем более убежденности, что кровь – начало всему, у него не было, да и быть не могло. Слишком чуждо это природе русского человека…

В кутузку сопляка загребли повторно. Но, как и в прошлый раз, выходило, что по чистой случайности. Налицо был следующий факт: в первый арест паренька, датированный октябрем, в комендантской роте, которая вела дознание, просто не потрудились согласовать имеющиеся сведения с УВКР, не проявили должного усердия, пренебрегли инструкциями, а возможно, поленились тряхнуть арестанта подобающим образом. Законы не предусматривают адекватных мер в отношении несовершеннолетних. Но именно поэтому такие вот арестанты, удравшие от папы с мамой, и заканчивали жизнь в канавах; война всё списывала. Выявление связи, причем родственной, между подростком и его сводным братом – именно братом, а не дядей, за которого тот выдавал себя среди однополчан и сородичей, пытаясь запутать свои биографические данные, поскольку давно числился в розыске за участие в незаконных вооруженных формированиях, не представляло трудности еще тогда, в октябре, если бы люди должным образом относились к своим обязанностям. Расплачиваться за халатность пришлось как всегда другим…

В местной администрации хорошо знали и мать мальчугана, и его самого. Местные служащие утверждали, что Леча Кадиев, с тех пор, как поехал учиться в Англию, в родном селе не появлялся. Единоверцы, конечно, лукавили. Мать паренька, прописанная в Грозном, в прошлом врач, а теперь сама сраженная тяжелым недугом, в свои неполные пятьдесят выглядела старухой. С отцом парнишки, с покойным Кадиевым-старшим, она рассталась еще до того, как тот погиб у блокпоста под Ярышмарды. История по местным меркам самая прозаическая. Но именно за счет таких вот чеченских семей местные моджахеды и пополняли свои ряды.

– Теперь тебе так просто не отделаться, – устало пригрозил юному арестанту Майборода, сев на стул перед Дотой. – Это тебе понятно?

Подросток презрительно сверкнул глазами.

– Тебя что, не кормят? Почему худой такой?

Ответа не последовало и на этот раз.

– Кто ты по национальности?

– Дзурдзук, – буркнул мальчишка.

– Это кто такие?

– Чеченцы мы, из Грузии.

– Бацбиец, что ли? Очень интересно… И брат твой, он тоже бацбиец?

Подросток молча супился.

– Ты когда его видел в последний раз, брата?

– Нет у меня братьев, – отрекся паренек.

– Неужели? Или ты предпочитаешь, чтобы я дядей его называл? Как все?.. Хорошо, с дядей когда ты виделся? Где именно?

– Давно уже, – ответил паренек.

– Когда?

– Осенью.

– Где?

– Да там.

– В горах?

Паренек молчал.

– Где, я спрашиваю? Язык проглотил?

– В лесу.

Полковника удивляло, что чеченский паренек, наполовину грузин, по-русски говорит без малейшего местного акцента. Но Майбороду предупреждали об этом и офицеры, проводившие первые допросы. Чистая русская речь подростка вызывала у всех какую-то досаду. В этом проглядывало что-то несуразное, не вписывающееся в стереотипы.

– В лесу, говоришь… – повторил полковник. – Это в каком же?

– Я хотел домой уйти, не отпускали… Заставляли работать. Стирал, воду носил.

– Тебя заставляли? Брата самого Кадиева? Да кто ж тебя мог заставить? – усмехнулся Майборода.

– Заставили.

Паренек твердо придерживался своей первоначальной версии, уже не раз запротоколированной.

– Откуда воду носил? Из реки? Из ручья? Или, может, там краны с горячей водой, получше, чем у нас здесь? Ты так объясни, чтобы я понял. А то сидим здесь, круглые идиоты, воображаем непонятно что! Чего ж ты тогда удрал? Ночью, говоришь? Что, вот так прямо собрался и деру дал? Всю ночь, что ли, по лесу шастал?

– Да, всю ночь, – подтвердил подросток.

– И дорогу, понятное дело, не помнишь.

– Темно было.

С минуту Майборода перебирал на столе бумаги, а затем без напора, спокойным тоном поинтересовался:

– А пришлые ваххабиты что такое, слышал?

– Слышал.

– И что ты думаешь о них?

– Ничего. Ненавижу их.

– Это еще почему?

– Не наша это религия.

– А чья?

– Ваша.

– Моя, что ли? – удивленно спросил Майборода.

– Арабская. Это вы их сюда привезли. Раньше их здесь не было.

– Это мнение дяди твоего, так я понимаю?

– Все так думают.

Полковник задумчиво произнес:

– А мне так казалось, что и до арабов здесь была эта религия. Это сегодня вам мозги запудривают. И ваши, и наши…

– Не знаю.

– Дениев Адам, слышал о таком?

– Нет, не слышал.

Майборода помолчал.

– Чеченцы – это ладно, своих ты покрываешь. А наемников? Много их в лагере? – спросил полковник.

– Не знаю, – повторил мальчуган.

– Видел хоть одного?

– Вообще, видел, – нехотя признался Дота, понимая, что если будет упорствовать и молчать, ему вообще перестанут верить. – Двоих видел. Но они ушли потом.

– Откуда? Кто такие?

– Не знаю.

– Арабы? Иорданцы? Китайцы, может быть?

– Может, арабы. А может, нет.

– А ушли куда?

– В горы куда-то.

– А ты хоть знаешь, дырявая твоя голова, против кого они воюют? – допытывался полковник.

– Против вас.

– Зачем?

– Религия у них такая.

– Какая?

– Ислам.

– И чтó, что ислам?

– С неверными надо воевать.

– Это по исламу?

– По исламу.

– А говоришь, что ненавидишь их…

Настороженно посапывая, паренек опять замкнулся в себе.

– А если сам пулю подловишь? Не страшно? Неужели сытым быть не хочется, пожить в тепле, в школу ходить? – поинтересовался Майборода.