Крыласов Александр - Рыбьи души

– Вам нужно обнять меня и расцеловать, – предложил совершенно обнаглевший за последнее время Максимыч, – всё-таки мы с вами не чужие люди.

– Вы полагаете, у нас может быть что-то общее? – скривился Роман.

– Хромосомный набор, – подмигнул Максимыч, здорово поднаторевший в генетике за последнее время, и передразнил Гнусарёва, – а откуда у вас, вы полагаете, голубые глаза?

– От матери.

– Не лгите мне, Рома. У вашей мамы тёмные глаза, – укорил Волобуев, понятия не имевший какого цвета радужная оболочка у мадам Гнусарёвой, – голубые глаза у вас в меня.

– Так что же вам нужно? Денег? – сложил пальцы в замок Роман.

– Денег у меня у самого достаточно, – соврал Максимыч неизвестно зачем.

Отпрыск с сомнением посмотрел на его красную бейсболку и жёлтую майку с надписью «Лидер».

– Вы походите на человека, ночующего на Ярославском вокзале, – поведал свои умозаключения Гнусарёв.

– Обидеть человека, имеющего двадцать миллионов евро на счетах трудно. Практически невозможно, – кротко заметил Волобуев.

– У вас на счетах двадцать миллионов евро? – поднял брови Гнусарёв.

– Чуть больше, – признался Максимыч, – согласитесь, я ещё держу себя в руках. Один мой знакомый миллиардер разгуливает по Москве в майке «алкоголичке» голубенького цвета и чёрных семейных трусах до колена. При этом он волосат как мамонт и агрессивен как пещерный лев.

Волобуев списал портрет миллиардера с Коли Жбанова, своего первенца.

И как же фамилия вашего миллиардера?

– Жбанов.

– Вы знаете самого Жбанова? – онемел Гнусарёв.

– Меня связывают с ним родственные узы, – скромно признался Семён Максимович.

С Гнусарёвым произошла метаморфоза, из уксуса он стремительно превратился в елей.

– Что-нибудь выпьете? – Роман кивнул на поднос, уставленный всевозможными напитками.

– Коньячку, пожалуй, шарахну.

– Семён Максимович, а не согласитесь ли вы стать клиентом нашего банка? – закинул удочку Гнусарёв, разливая по рюмкам тягучий нектар.

– Ради своего любимого сына, – улыбнулся Волобуев, любуясь Романом, – да за нечего делать. Правда, я уже клиент двадцати банков, включая «Морган Стенли» и «Голдман Сакс», но во мне сильно развиты родственные чувства. Изволь, Рома, с этой минуты я клиент твоего банка.

– Вот, нужно тут подписать, – Роман услужливо подсунул бумаги свежеиспечённому клиенту.

Они выпили коньяк и закашлялись, поперхнувшись его ценой и древностью. Такого дорогого коньяка Волобуев отродясь не пил и его сразу развезло. Он, не глядя, подписал все бумаги, налил ещё по рюмашке и ударился в воспоминания.

– Если бы ты только знал, Рома, сколько ООО и СП я открыл и закрыл за свою жизнь. Если бы только знал, – Максимыч опрокинул в себя ещё тридцать грамм коньячилы.

Его сынок к рюмке даже не притронулся.

– Начало девяностых, – кивнул Гнусарёв, – тогда кругом был не паханый луг.

– Не скажи, – Волобуев накатил ещё рюмаху.

– Сейчас гораздо сложнее, – пожаловался отцу Рома, – государство давит бизнес со всех сторон.

– А тогда, – возразил Семён Максимович, – бандиты, менты, крыши, стрелки, наезды, понятия. Знаешь, как тяжело мне дался первый миллион? Не приведи Господи. Под пулями ходил, с револьвером под подушкой спал.

– Зато двадцать лет назад было много свободных ниш, а теперь попробуй куда-нибудь воткнуться. Все бока обдерут.

– А я и сейчас на коне, – Максимыч тяпнул очередную рюмку и потерял нить беседы, – да, кони, кони. Знаешь, как они меня любят?

– Кто, кони? – оторопел Роман.

– Какие кони? Лошади. Какие лошади? Э-э-э, женщины меня любят. Вот, например, две недели назад я имел потрясающий секс с двумя поэтессами. Я ведь по шлюхам не хожу. Ни ни. Я старомоден и брезглив в таких вопросах. Имею дело исключительно с девушками из хороших семей, желательно творческих профессий.

– Рад за вас.

– А знаешь, Рома, – вспомнил Волобуев, – через полгода у меня будет две трёхкомнатные квартиры в центре. На фига мне одному две квартиры? Хочешь, одну подарю?

– Не откажусь.

– Дарю! – Семён Максимович хлестал коньяк рюмку за рюмкой.

– Спасибо, – поблагодарил расплывающийся и какой-то уже нечёткий Гнусарёв, – вы мне про Жбанова лучше расскажите.

– Да что тут рассказывать!? – вспылил Семён Максимович, – зашёл у нас с ним давеча спор из-за одного особняка! Он мне говорит: «Душу из тебя выну, пол тобой мыть буду»! А я ему бейсболку на уши натянул, да как тресну кулаком по затылку! И коленом в пах! И по почкам, и по печени, и по жопе!

Волобуев махнул рюмку сына, немного помолчал и вспомнил.

– А тут один чудик Женька Лампадий говорит мне: «Я рептилоид, я рептилоид». А я ему – это я рептилоид, а ты – г… на палочке.

Семён Максимович, не спрашивая разрешения, закурил «приму», взял Гнусарёва за плечи, притянул к себе и прошептал.

– А хочешь, Рома, я тебе секрет государственной важности открою?

– Хочу.

– Ш-ш-ш-чь..Только никому! Я потомок атлантов. Меня в детстве обрабатывали клеточными пестицидами, и я могу висеть на мускулах шеи и перерубать гвозди ребром ладони. А ещё выходить в открытый космос без скафандра, предсказывать будущее и перемещаться во времени…

Волобуев очнулся в метро, он брёл по подземному переходу с зелёной ветки на красную. Максимыч ощупал карманы: телефон, паспорт, бумажник, синяя записная книжка и ключи были на месте. Не было только бейсболки. Видимо он её где-то посеял, пока несколько часов пребывал в открытом космосе и перемещался во времени.

Наутро у Волобуева раскалывалась голова, его мучила жажда, и терзали хмурые, похмельные мысли: «Надо же было вчера так нажраться. Какой пример я подаю подрастающему поколению. Нехорошо получилось, некрасиво. И главное, с чего я так завёлся? Как будто первый раз в жизни коньяк увидел. Какое неприятное впечатление я, должно быть, произвёл на Рому. Ну, ничего, бывает. Иногда натрескаться можно, даже необходимо. А Ромашка сам виноват… пил бы наравне с отцом, ничего бы не случилось. А то всё в одну харю упало. Немудрено, что я так наковырялся. Ладно, проехали. Как-никак родня. Ромушка должен понять и простить папкино нестандартное поведение».

– Хватит самокопания, – приказал себе громко вслух Семён Максимович и начал готовиться к встрече с седьмым сыном, Львом Свинолуповым, наследником заводов, самолётов, теплоходов и миллиардов, а также действующим газовым олигархом.

Лёву папа оставил на десерт. Его последыш так высоко взлетел, что Максимыч даже не представлял, как к нему подобраться. Волобуев погладил джинсы, натянул оранжевую майку с логотипом: «Лаки и краски из Германии» и для солидности навесил на нос очки.

Подойдя к восемнадцатиэтажному «сарайчику» на улице 1905 года, Семён Максимович окончательно осознал, что до последнего сынульки ему никогда не добраться. Трое здоровяков, охранявших его сына Антоху Мокрякова, выглядели волчатами по сравнению со стаей волкодавов, стерегущих покой Льва Львовича Свинолупова. Исключительно от безысходности Максимыч подошёл к одному из телохранителей и попросил передать Свинолупову, что на входе его ожидает гражданин Волобуев, евонный родной батянька. Охранник посмотрел на него, как бультерьер, почуявший первый запах крови и только ждущий команды хозяина, чтобы растерзать жертву. Однако влекомый чувством служебного долга доложил о просьбе неутешного отца наверх. Через несколько минут к удивлению «бультерьера» и ещё большему изумлению самого Волобуева, за ним спустилась девушка неземной красоты и вознесла его на лифте в личные чертоги Свинолупова.